Радужная вдова
Шрифт:
Шура-Сулейман был по-прежнему увешан немыслимым количеством тяжеленных золотых цепей и по-прежнему оставался до карикатурности невоспитанным человеком. Он все еще жил где-то в начале девяностых и, несмотря на свою крутость, по мнению многих, явно задержался на этом свете. Только эти «многие» по-прежнему боялись Шуру-Сулеймана как огня. Дела с ним вести становилось все сложнее – он не поддавался никакому психологическому давлению и не признавал почти никаких компромиссов.
– Знаешь меня? – Голос прозвучал с привычной и уже, наверное, неосознаваемой интонацией угрозы.
Игнат кивнул:
– Да. Ты – Шура-Сулейман. Тебя многие знают.
Шура-Сулейман был удивлен, но не подал виду. Он привык ко всем обращаться на ты, но с ним, за редким исключением, все были на вы, тем более те, кто о нем слышал.
– А ты кто?
«Ну, еще скажи: “Объявись, брат”», – с усмешкой подумал Ворон.
– Мое имя – Игнат Воронов, только оно вряд ли тебе что-то скажет.
Сулейман ждал продолжения, но его не последовало. А к ним уже подошел Лютый.
– Что, Шура, вы уже познакомились? – Он указал Сулейману на Игната. – Это мой очень старый друг. Наверное, самый близкий друг – друг детства.
Тот посмотрел на Игната ничего не выражающим взглядом.
– Что-то он у тебя неразговорчивый, Лютый.
– Это точно. – Лютый пребывал в прекрасном расположении духа. – У него много достоинств.
Сулейман какое-то время размышлял, потом таким же бесцветным тоном произнес:
– Тебе, брат, виднее. Действительно, чего пустые базары разводить? – И он неожиданно протянул Игнату руку. Игнат пожал ее. Рука у Шуры была огромная и словно стальная; он задержал руку Игната в своей, но тот вежливо улыбнулся:
– Очень рад. – Поздоровался и высвободил руку.
Рукопожатие Игната Сулейману понравилось – оно было не слабым, но и не вызывающим.
– Я тоже рад. – И он продемонстрировал то, что ему заменяло улыбку.
Игнат с Лютым отошли от Шуры-Сулеймана – сейчас молодые пройдут по ковровой дорожке, и шумное застолье начнется. К ним присоединился рыжий водитель.
– Торт наконец прибыл, – сообщил он Лютому.
– Хорошо.
– А вот… Вики нет. Директора своего прислала, а самой нет.
– Черт… сумасшедшая баба!
– Что меж вами случилось, Лютый? – спросил рыжий водитель.
– Ничего. Поверишь – ничего! Я сам понять не могу.
– Ну ладно, вроде все нормально, – произнес рыжий водитель. – Остальные все здесь. Слетелись как мухи на мед.
– Оружия ни у кого нет?
– Обижаешь, – проговорил рыжий. – Только у охраны. Все уговор держат. Даже Сулейман.
– Ладно. Это я так спросил. Вот дура баба…
– Вика?
Лютый кивнул. Игнат улыбнулся:
– Что, нежные чувства? Дела сердечные?
– Да какие нежные чувства! Баба крутая, кремень, умница, вот только в последнее время… Словно ей кто про меня какого-то дерьма наплел. Неожиданно переменилась, и все тут.
– Я думал, – произнес рыжий водитель, – ее мужик-то, покойный, вроде с Монгольцем дела имел. Не то что вел чего-то, а вроде как собирался. А Миша Монголец такой паренек… Может, оттуда ноги растут?
– Ой, рыжий, – усмехнулся Лютый, – да Вика совсем не по этим гайкам. Прекрати.
– Доверяй – но проверяй.
– Ладно, рыжий.
Лютый обнял водителя за плечи – они действительно были с ним давно, но… тот многого не догонял. Многого. Хотя завхоз из него получился прекрасный. К рыжему водителю Лютый относился с какой-то особенной теплотой. И не только потому, что никогда не бросал своих людей. И сентиментальные воспоминания о прошлом здесь тоже ни при чем. Просто было в нем что-то бесхитростное и чистое, чего в Лютом, увы, не было и уже никогда не будет.
Так думал Лютый, вовсе не догадываясь, что рыжий водитель просто восхищался им, как сейчас его младший брат Андрей восхищается Вороном.
– Ладно. Не будем о делах в такой день. Игнат, сейчас я тебя познакомлю с Щедриным. Мы с ним будем за глав двух семейств. О! Молодые. Идут!
Андрей и Марина показались в конце ковровой дорожки – молодые, красивые, успешные и, наверное, влюбленные. Жених и невеста, тили-тили-тесто… Как две фотомодели на каком-нибудь знаменитом подиуме. Невеста в красном облегающем платье, делающем ее до невероятности сексуальной; Андрей в каком-то странном наряде – кителе и в спортивных туфлях. Эксцентричные модники, оба со странички глянцевого журнала. Оба в солнцезащитных очках долларов по пятьсот. Игнат подумал, что в их время все было по-другому – строгий темный костюм и невеста в белых кружевах и с фатой.
– Вот балбес он у меня! – усмехнулся Лютый, с нежностью глядя на брата. – Опять – шнурок… Слухай, Воронидзе, какие же они оба красивые! А, братан?!
Молодые шли к Лютому и Щедрину, здесь же были обе матери и члены обоих семейств.
«Свадебный марш» Мендельсона. Лютый выходит к ним навстречу – это уже явно не по сценарию. Подходит к брату, опускается на одно колено… Все немножко озадачены. Лютый завязывает брату шнурок. Щелкают затворы фотоаппаратов. Лютый поднимает взгляд, улыбается.
– Держись, братан!
Андрей несколько смущен. Смотрит на Марину.
– Мы держимся.
Лютый поднимается.
– Ну, краснокожий, поздравляю. – Старший брат всегда завязывал младшему шнурки. И всегда звал его краснокожим. – Сегодня ты похитил самую красивую женщину с их корабля.
Щедрин улыбается. Матери улыбаются со слезами на глазах. Щелкают затворы фотоаппаратов. Игнат подумал, что это могли бы быть лучшие фотографии со свадьбы. Прямо картинка к новой серии «Крестного отца» – заботливая рука, завязанный шнурок, блистательный клан…