Радужная вдова
Шрифт:
Андрей попытался состроить каменное выражение лица, но все-таки не выдержал и прыснул, прикрывая рот рукой.
– Т-с-с… Девять с половиной недель по-русски… Тихо!
– А этих двоих в раковине видишь? – не унималась Марина. – Дельфин и русалка?..
– Тихо! – Андрей с трудом сдерживал себя, чтобы не расхохотаться, – пафос происходящего и торжественность официантов только подливали масла в огонь. – Здесь, наверное, заложен какой-то крутой смысл. Я, видимо, должен съесть тебя, а ты – меня. Это же кулинарный шедевр.
– Да? Спасибо. Буду знать. А я решила, что это культ вуду. При
Церемониймейстер предложил молодым и их самым близким родственникам сфотографироваться рядом с тортом, пока тот еще цел.
– Уверяю вас, совсем скоро от торта останутся только крошки, – пошутил церемониймейстер. Потом подумал и добавил: – Я не шучу.
Официанты разошлись в стороны, появились фотографы. Прекрасное фото на память – завтра оно попадет во все уважающие себя периодические издания. И коли так – фотография должна быть содержательной и красноречивой. В центре – кулинарный шедевр. По краям – молодые и их семьи, Щедрин, Лютый… Но фотография должна содержать важную информацию – поэтому за спинами Лютого и Щедрина проглядывают их деловые партнеры. Молодые пытаются держаться за руки. Их все же просят встать по бокам – в центре композиции должен быть запечатлен торт. Марина и Андрей смотрят друг на друга, улыбаются друг другу и расходятся по своим семьям.
– Стоп! – кричит Лютый. – Маришка, иди ко мне! Андрюх, а ты – туда. Мы теперь – родня! Иди ко мне, сестренка…
Громадная пятерня Лютого ложится на талию Марины – ей придется полюбить старшего брата своего мужа, ведь они теперь родня. И Марина вдруг понимает, что сделать это ей будет несложно, – «Иди ко мне, сестренка»… Щедрин обнимает зятя. Фотография на память. А гости аплодируют. Они ждут обещанного шоу. Скрипичная музыка барокко звучит в отдалении. И шоу под названием «Свадебный торт» начинается. Только удачливый менеджер Савелий Башметов, упустивший, однако, свою лошадь удачи, уже никогда не узнает, насколько серьезные изменения были внесены в его первоначальный сценарий.
Игнат Воронов наблюдает за молодыми: Андрей и Марина смотрят друг на друга, потом Марина берет сахарного божка, венчающего торт, мизинцем под ручку, кокетливо гримасничает. Все смеются. Игнат думает о том, какой у нее сейчас замечательный возраст – юная жена, но что-то в ней остается от шаловливого ребенка. В этом возрасте в глазах девчонок есть что-то… Это потом проходит, через некоторое время… Как проходит первая любовь. Потом приходит любовь настоящая, но вряд ли кто-то скажет, какая из них подлинная.
А потом нечто совсем другое вытеснило из головы Игната прежние мысли.
Игнат Воронов не был близким родственником молодых, и его не пригласили сфотографироваться со свадебным тортом. Игнат наблюдал за всем происходящим, находясь в некотором отдалении, и, может быть, именно этому обстоятельству два человека с такой замечательной фотографии окажутся обязаны жизнью. Потому что стая акул подошла уже очень близко, и для всех остальных эта фотография, растиражированная на следующее утро многими периодическими изданиями, окажется последней. Как интересно наблюдать запечатленные улыбающиеся, счастливые лица и знать, что в их распоряжении осталось всего несколько секунд…
Игнат наблюдал за происходящим с некоторого отдаления. Несмотря на предупреждения Лютого, он весело болтал с пассией Монгольца, оказавшейся его соседкой по столу. Ворон умел говорить ни о чем и все попытки своей симпатичной собеседницы выяснить род его занятий отбивал с джентльменской веселостью. Он не особо вслушивался в ее милое щебетание, время от времени кивая, и понимал, что все происходящее вокруг свадебного торта вдруг перестало ему нравиться. Совсем.
Знаки?..
Что происходит, что не дает ему покоя? Тревожность? Конечно, проще всего было бы предположить, что во всем виновато похмелье, – Игнат все еще пил воду, твердо пообещав себе не прикасаться к спиртному раньше пяти вечера. Он посмотрел на часы, на великолепный золотой хронограф «Longines», часы Лютого, – семнадцать часов одна минута. Еще нет, секундной стрелке предстояло пробежать еще четверть круга.
Официанты разошлись от торта. Все правильно – им нечего делать в кадре. Один из них стоял прямо за спиной Шуры-Сулеймана, решившего отведать мясо «шатобриан», – это была уже энная смена блюд. Еще двое – за кругом накрытых столов, там, где наблюдали за всем происходящим ухмыляющиеся охранники. Церемониймейстер ждет, пока фотограф закончит свою работу. Сейчас должно начаться шоу. Игнат подумал, что это, наверное, и правда тревожное чувство похмелья и что он уже выдержал все сроки. Он снова взглянул на часы – до семнадцати ноль одной оставалось пять секунд, все, можно махнуть водки. Игнат уже собирался предложить своей соседке поднять рюмку за молодых, но…
ЗНАКИ!
…потом мгновенно понял, что думает вовсе не об этом. Все официанты, прибывшие с тортом, выстроились очень странным образом. Они стояли за прямой линией, проходящей через обе группы фотографирующихся, совсем рядом, но вне ее. Это было сделано совершенно незаметно, как бы случайно, и, возможно, было случайным, только… Прямая линия, проходящая через торт и обе группы фотографирующихся, сейчас оставлена официантами. Церемониймейстер стоит рядом, но также вне этой линии. И возможно, все это полная ерунда, но…
Есть такая штука, известная любому профессионалу, – она называется направленный взрыв. Направленный взрыв может иметь очень глубокий эшелон, смертоносный по линии поражения и совершенно безопасный в нескольких метрах от этой линии. Конечно, возможно, все это полный идиотизм и похмелье, но… зачем они установили тележку с тортом таким образом? Края вероятного эшелона поражения захватывают группы охраны или… Игнат просто превращается в маньяка с навязчивыми идеями. Мания преследования?
Игнат поднялся из-за стола. Его соседка удивлена – их диалог прервался на полуслове, она смеется:
– Нет, блин, ну точно забавный…
Игнат автоматически посмотрел на часы – семнадцать часов одна минута. Вокруг беззаботный смех. Шура-Сулейман обращается к официанту, стоящему за его спиной:
– Ой, Фантомас! – Он комично прикрывается руками. – Ты б снял масочку, братва шугается… Ладно, принеси еще беленькой…
– И шампанского, – просит дама с вычурным красным бантом в прическе. Она сидит напротив Шуры-Сулеймана и с нескрываемым интересом разглядывает обилие золотых украшений на его груди.