Радужная вдова
Шрифт:
– Вы считаете, что это мог сделать Шандор? Ведь так?
Наталия взглянула на Приму, зябко поежилась, потом всхлипнула и вытерла глаза платком.
– Я ничего не считаю. Это ваше дело – найти того, кто так поступил с ней.
Прима понял, что дверь человеческого сострадания, куда он постучал, сейчас может захлопнуться перед самым носом.
– Знаете, Наталия… если вы не против, я буду звать вас по имени. У меня ведь тоже девчонки подрастают… Младшая Алеська и Людмила – эта уже барышня. Плохо им здесь, я понимаю. Соблазн рядом – Ростов, дальше – Москва, огни… Как им пройти меж этими огнями, чтоб их не спалило, я не знаю… – Прима бросил взгляд на фотографии потерпевшей, разложенные на столе, и покачал головой. – Не знаю, Наталия. Но того, кто сделал такое с вашей подругой, я найду. Найду. И не только по служебным обязанностям – и для моих девочек тоже. Потому что это все, что я могу сделать. И для них, и для вас, и для себя… И для Александры, которую уберечь не удалось…
Наталия какое-то время смотрела на Приму, потом горько усмехнулась:
– С ума можно сойти, как вы пытаетесь играть в доброго… следователя.
Хорошо еще, что не сказала «мента».
Прима пропустил это замечание мимо ушей. Он лишь извлек из мятой пачки не менее мятую сигарету «Ява».
– Курите?
– Балуюсь. Да, курю.
– Угощайтесь.
– Нет, спасибо. У меня свои.
Она извлекла из сумочки пачку дорогих сигарет «Парламент», и Прима увидел, что пальцы ее дрожат. Он поднес Наталии зажигалку и, когда девушка побелевшими губами сделала глубокую затяжку, негромко произнес:
– Помогите мне, Наталия.
– Как?!
– Давайте поговорим о вашей подруге. Просто поговорим о Саше. Все, что вам о ней известно. Детство, друзья, родители, увлечения, клиенты, ссоры…
Наталия молча курила, потом подняла взгляд на Приму.
– Но я действительно не знаю, кто мог такое с ней сделать.
– Я верю вам. Но… насколько верны мои сведения, в последнее время вы были для потерпевшей самым близким человеком?
Наталия пожала плечами и горько усмехнулась:
– Теперь уже это не важно.
Взгляд Наталии механически двигался по разложенным на столе фотографиям, потом задержался на одной из них – крупный план, обнаженное тело потерпевшей. Наталия, сама того не замечая, чуть склонилась к фотографии, словно пыталась разглядеть что-то, еле слышно проговорила:
– Здесь… не видно… – покачала головой, – свет и тень, светотень… Какой ужас!
– В чем дело?
– Да нет, – Наталия уже выпрямилась на стуле, – просто тени неразборчивые… Бедная ты моя… Что уж теперь говорить. – Быстрая слеза пробежала по ее щеке.
Прима сложил фотографии в стопку, открыл верхний ящик стола и убрал их.
– Придется еще опознать тело…
– Сашку? Хорошо. Только не пугайтесь, если я снова разревусь. Бедная ты моя…
– Ничего, дочка, поплачь, – вдруг произнес Прима.
Наталия какое-то время смотрела на него. Стареющий, усталый человек. Растящий девочек на свою скудную зарплату. Все, что она слышала о Приме, – это что хоть он и мент, но вроде мужик порядочный. Наталия затушила сигарету в подставленную пепельницу. Порядочный мент – это как?
– Скажите, – произнесла она, – а правда, что Шандора застрелили?
Прима смерил ее взглядом – во как уличный телеграф работает, мир слухами полнится. Тем лучше, если она уже знает.
– Да, правда. В Ростове. В ресторане.
– С ума можно сойти от количества хороших новостей, – все так же горько усмехнулась Наталия. – Он, конечно, был редкостной сволочью, но не настолько же.
– Что вы имеете в виду? Хотя я вас, конечно, понимаю.
Она кивнула.
– Чего я действительно хочу – чтобы этого подонка наказали, кто сделал с Сашкой такое. Но ведь всем плевать. Мы ведь шлюшки. И если дело велят закрыть, вы его закроете?
– Закрою. – Прима тоже кивнул. – Когда найду убийцу.
– Вот что я вам скажу. – Наталия достала вторую сигарету, выпрямилась на стуле и внимательно посмотрела на Приму. Теперь ее голос звучал гораздо ровнее. – Шандор этого не делал.
Прима чуть заметно качнулся в кресле.
– Почему вы так считаете?
– Не знаю. – Она пожала плечами. – Но он этого не делал.
– Шандор был жестоким человеком?
Она подумала, потом словно согласилась:
– Очень жестоким. Безжалостным.
– Мне неприятно говорить об этом, но вы должны были заметить на одной фотографии, что в рану был вставлен засохший цветок…
– Я видела. – Голос прозвучал глухо и болезненно.
– Что указывает на явно ритуальный характер убийства. Или должно указывать на такой характер. Месть? Расплата за… что?
– Я ничего об этом не знаю.
– Шандор – он ведь наполовину цыган?
– Да, хотя с цыганами не тусовался.
– Наталия, цветок в смертельной ране…
– Валентин Михайлович, – она впервые обратилась к Приме по имени-отчеству, – Шандор был человек со странностями. Редкостная сволочь, хотя теперь уже – царствие ему небесное. Да, вы правы, Шандор был жесток. Мог избить до полусмерти, мог даже порезать лицо, если хотел испортить девчонке жизнь. Но Шандор не был маньяком.
Прима чуть изменился в лице, словно его коснулся холодный ветерок; он все еще крутил пальцами сигарету «Ява», а теперь решил закурить. Почему она говорит об этом? Она тоже хочет навести его на мысль о Железнодорожнике? Знает что-то? Хочет выгородить своего дружка Шандора? Но тому все это теперь не нужно. Тогда зачем?
– Наталия, помогите мне найти этого сукина сына, пока он еще чего-нибудь не выкинул, – попросил Прима. И добавил: – Пожалуйста.
– Как? Как я могу вам помочь?
– Расскажите мне все, что вам известно о жизни вашей подруги. Постарайтесь вспомнить все детали, даже мелочи.
– Я могу рассказать лишь о последних трех годах ее жизни. И о том, что рассказывала о себе сама Сашка.
– Это как раз то, что мне нужно.
– Но никаких оговоров кого бы то ни было. Только о Сашке. Никаких наркотиков, дилеров и такого… Этого вы из меня не вытянете.
– Не буду даже пытаться, – пообещал Прима.
– И еще одно условие.
– Какое?
– Могу я попросить крепкий кофе?
– Я сварю сам. Сейчас я стал чайным человеком – здоровье, но всегда любил кофе. Я сварю сам. – Прима вдруг как-то очень хорошо улыбнулся и добавил: – Ничего, дочка, найдем мы этого подонка.