Раненая ласточка
Шрифт:
И она начала читать стихи, произнося каждую фразу кругло, певуче, словно рисовала картину:
Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..
«А хорошо бы сейчас уплыть в море, — подумал Сайбун. — На лодке. С парусом. Далеко-далеко уплыть. Чтоб берег не был виден. Чтобы только небо и море. И чтобы забыть все беды: телефонную трубку, разговор отца о негодяях, которые портят телефоны-автоматы,
А Ольга Васильевна продолжала читать стихи:
Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит...
Увы, — он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
«Это верно, — подумал Сайбун. — Когда на душе хорошо, без людей не обойтись. А если плохо, хочется остаться одному. Раньше, например, мне нравилось разговаривать с Ниной, ходить с ней. Теперь другое дело. Теперь мне никто не нужен. Это потому, что счастье ушло от меня...»
Ольга Васильевна читала:
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой...
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
«И я тоже не смогу жить один, жить в обиде на Хрипуна, сознавая, что не смогу отомстить ему, — думал Сайбун. — И у меня впереди бури! Здорово написал Лермонтов эти стихи! Ну как будто бы про меня!»
Урок кончился. Сайбун подождал, пока ребята выйдут из класса, а затем направился к столу, за которым, углубившись в свои записи, сидела Ольга Васильевна.
— Ольга Васильевна, вы сказали, что я вам нужен.
Ольга Васильевна подняла голову; смотрела она на Сайбуна внимательно, пытливо.
— Что-то с тобой неладное происходит, — медленно и тихо заговорила она. — Что, Сайбун? Дичишься, сторонишься товарищей... Я тебя другим знала. Может, дома плохо?
Сайбун кивнул.
— У меня мама больна. — Он уцепился за это как утопающий за соломинку. — Сердечный приступ был. Я ей таблетки давал — нитроглицерин... «Неотложка» приезжала...
— А сейчас маме лучше?
— Лучше.
Ольга Васильевна задумалась.
— Знаешь, Сайбун, я к вам на этих днях загляну...
САМБО
Отец ушел работать в вечернюю смену, наказав Сайбуну смотреть за матерью. Сайбун предложил маме чай, но она отказалась. И есть ей не хотелось.
— Не беспокойся, делай уроки, — сказала она.
Сайбун устроился за столом в той же комнате и, раскрыв учебник по алгебре, начал решать трудную задачку. Он потел, мучался, но решение ускользало, наверное, потому, что рядом с иксами и игреками все время присутствовали чужие мысли. Перед мысленным взором Сайбуна то и дело появлялись лица Даштемира, Хамида, отца. Увидел он и ту будку, в которой орудовал кусачками...
Каждое лицо, каждое воспоминание останавливало перо Сайбуна, мешало ему думать об алгебре. Не шла сегодня учеба, хоть ты плачь!
Мать заснула. Сайбун снова приник к тетрадке...
Тук, тук... — раздалось за окном. Сайбун поднял голову и не столько разглядел, сколько почувствовал
— Шел мимо, решил проведать тебя, — дружелюбно сказал он. — Родители дома?
— Отец на работе, а мать больна.
— Что делаешь? — спросил Даштемир.
— Задачку решаю. Трудная попалась. — Сайбун тоже вышел на площадку, прикрыл за собой дверь, боясь, что мать проснется и услышит его беседу с Даштемиром.
— Может, прогуляемся? Погодка хороша...
«Опять заставит телефонные трубки срезать!» — испуганно подумал Сайбун.
— Сходим на берег, к морю, — продолжал Даштемир. — Покажу я тебе парочку приемов самбо... Знаешь, что такое самбо?
— Самозащита без оружия, — сказал Сайбун.
— Правильно. Ну давай собирайся, сходим на часок.
Сайбун заглянул в комнату: мать по-прежнему спала, дыхание у нее было ровным, глубоким. И Сайбун с легким сердцем решил оставить ее одну. В конце концов, надо же ему тоже воздухом подышать!
Море в этот вечер разбушевалось. Темные валы, гремя, обрушивались на берег. Сайбун и Даштемир шли по берегу, отступая каждый раз, когда очередной вал, словно зверь в прыжке, падал у их ног.
Они оставили позади скалы, несколько домиков рыбаков. В вечернем сумраке растаял городской парк, а затем и сам город.
Даштемир молчал. И это пугало Сайбуна. Не выдержав, он заговорил:
— Может, тут и останемся? А то далеко зашли...
Даштемир смерил его презрительным взглядом.
— Ну и товарищ мне попался, — сказал он. — Труслив как заяц. Нет, заяц и то смелее! — Он оглянулся, нашел взглядом большой камень и присел на него. — Я ведь тебя насквозь вижу. Ты меня боишься. Ты спрашиваешь в душе: «Зачем Даштемир заставил меня срезать телефонную трубку?» Ты думаешь: «Что за человек Даштемир?» Угадал я твои мысли?
— Угадал, — с облегчением признался Сайбун.
— Так вот, чтобы ты не мучался догадками, я тебе сам все расскажу. — Даштемир приподнялся, потянул к себе Сайбуна, усадил его рядом. — Начну не с начала, а с конца. Что я за человек? Я хочу жить красиво, вольно, как горный орел. Я никому не желаю зла и прошу только об одном: не мешайте мне жить по-своему!..
— Я давно хотел тебя спросить, — прервал его Сайбун, — ты на заводе работаешь?
— На заводе, — подтвердил Даштемир. — И, как уже было сказано, работаю отлично, каждый месяц премии получаю. Но есть у меня и своя личная жизнь, свои интересы. Люблю технику, люблю ковыряться в приемниках, в часах... Кстати, телефонная трубка, которую ты на днях срезал, очень мне пригодилась. Там есть одна деталька — мембрана, — ее в магазинах днем с огнем не найдешь. А мне без мембраны — зарез, я транзистор делаю. Понял? Кстати, друг, — Даштемир ласково потрепал Сайбуна по плечу, — не в одной мембране дело... Хотелось мне тебя испытать. Думаю: если срежет трубку — а дело это, понятно, не очень законное, — закалит душу, тогда ему сам шайтан не брат! — Даштемир потянулся. — Ну, кажется, всю свою анкету тебе расписал. Держись меня, дружок, и я тебя не выдам! Все у тебя будет: красивая жизнь, смелым станешь, велосипед купишь! А теперь... — Даштемир помедлил. — Поучу тебя уму-разуму. Нет на свете человека, который бы ничего не боялся...