Раннее
Шрифт:
У Егошина был жалкий вид. Он уже понял, что тушить нет смысла. Он просто был убит.
– Что произошло? – спросил он.
– Прилетели друзья Лапидуса, – коротко сказала Анна. – Светлячки.
– Как твоя нога? – спросил я Егошина.
– Вроде ничего, – сказал он. – Отпусти меня, попробую встать.
Он осторожно встал на обе ноги. Чувствовалось, что ему тяжело, но, в общем-то, стоять он мог.
– Что же теперь будем делать? – спросила Анна.
– Переночуем в сарае, – сказал Егошин. – Там есть сарай, – он махнул рукой
– Так пошли туда, – сказала Анна. – Холодно.
– Нет, – сказал Егошин, – я хочу посмотреть.
– Хотя бы оденьтесь. Стоите, как синие птицы.
Пока мы натягивали на себя одежду, огонь выбрался на верхние этажи и поднялся над домом зловещим заревом, обрамлённым клубами чёрного дыма. Правое крыло начало рушиться. Оттуда выпорхнул клубок огня, поднялся метров на десять вверх и превратился в мелкие искры, которые ещё минуту таяли в воздухе.
– Кто они? – спросила Анна. – Что им нужно, что они чувствуют? Наверно, мы никогда не узнаем.
– Я мог узнать, – сказал я. – Наверно, Лапидус должен был стать одной из них. Может быть, я тоже кончил бы как она – сгорел по глупости.
– Может быть, мы все ими станем, когда умрём? – спросила Анна.
– Не знаю, – ответил я. – Но сомневаюсь. Ни в каких легендах не слышал, чтобы призраки горели и били стекла.
Внезапно центральная, выступающая вверх часть накренилась влево. С неё сорвались несколько горящих обломков, и огонь перетёк на левое крыло.
– Ладно, – сказал Егошин. – Пошли. Не хочу больше смотреть.
Я повесил на одно плечо пару сумок, на другое Егошина, и мы двинулись по тропинке к сараю.
– Вода сейчас выше стоит, чем обычно, – сказал Егошин. – Сарай почти у самой кромки. Никогда такого не было.
– Ну, сегодня и завтра здесь дождя не будет, – сказал я.
– Откуда ты знаешь? – спросила Анна.
– Знаю.
Мы добрались до сарая, открыли дверь. На полу валялись доски, железная тачка, носилки, лопаты и ещё куча всякого хлама.
– Надо всё это раскидать, – сказал Егошин, – и постелить матрац – вон он, в углу. Он, правда, старый, но по бедности сойдёт.
Мы с Анной стали разгребать завал. Егошин стоял, прислонившись к косяку, и смотрел в сторону пожарища.
– Я всё отстрою заново, – сказал он. – Но это долго и дорого. И не знаю, всё ли получится так, как было.
В этот момент с той стороны донёсся глухой протяжный стон.
– Что это? – спросила Анна.
– Перекрытия рушатся, – сказал Егошин. – Похоже, это дом.
Мы улеглись на матрац, закрыли дверь. Я оказался рядом с Анной, ближе всех ко входу. Она лежала на боку, ко мне лицом, подложив под голову руку. Я смотрел ей в глаза и молчал.
– Ты что-то хочешь сказать? – спросила она.
– Нет. Просто мне никогда не было так хорошо.
– Странно, – сказала она. – Мы не пойми где, не знаем, что будет завтра, двое из нас погибли, мы видели такое, от чего поседеть можно, а тебе хорошо?
– Может, это и странно, – согласился я. – Но у меня никогда не было человека, с которым можно вот так лежать рядом и смотреть в глаза. Я об этом мечтал всю жизнь.
– И тебе не важно, кто этот человек?
– Ну, если бы это был, скажем, Костя, мне было бы совсем не так хорошо.
Она улыбнулась и произнесла:
– Мне очень хочется проснуться утром не здесь, а у себя дома. Ты, в общем-то, прав, и мне тоже приятно лежать на гнилом матраце в мокром сарае, но я устала. Слишком много всего. Всё время чего-то боишься, чего-то ждёшь, о чём-то переживаешь.
– Как и всегда, – сказал я. – Это жизнь.
– Слушайте, – донёсся из-за Анны голос Егошина. – Давайте спать. И так нога болит – мочи нет, и мысли всякие лезут, а вы ещё: бу-бу-бу. Достали.
– Спокойной ночи, – сказала мне Анна.
– Спокойной ночи, – сказал я ей.
Она устроилась поудобнее и закрыла глаза. Я некоторое время смотрел на неё, потом почувствовал, что засыпаю.
Мне снился необычный сон. Чёрный блестящий куб лежал на моей ладони. Ничего не происходило и не менялось. Всю ночь я видел перед собой одну и ту же картину. И как-то вдруг настало утро. Проснувшись, я нашёл себя плотно прижавшимся к Анне – видимо, ночью было холодно. Её рука лежала на моей шее. Со стороны двери тянуло сыростью.
Я осторожно отодвинулся от Анны и выбрался из сарая. Над водой висела лёгкая дымка. Дом, похоже, окончательно догорел. Я пошёл по тропинке в ту сторону и увидел только угли, которые ещё тлели. Обломки были нагромождены беспорядочно, меж ними были разбросаны подсвечники, бронзовые тумбы, ещё какие-то вещи.
Я спустился к воде. Здесь дул лёгкий свежий ветерок, от которого голова постепенно приходила в порядок после сна и многодневного пьянства. Я чувствовал себя прекрасно. Я закрыл глаза и стал слушать себя. Я ощущал, как бьётся кровь в венах и колотится сердце. Чувствовал каждую клеточку своих мышц. Аккуратно раскладывал по мозгу мысли и образы. Я ощущал в себе огромную силу, как никогда прежде. Это была мощь Лапидуса. Он – порождение ночи и тёмных сил, заброшенное сюда случайно. Он подарил мне свою часть, а сам обратился в прах. Но даже сотую долю его древней мощи я ощущал ясно. Она была здесь, во мне.
Я открыл глаза. До противоположного берега было далеко – он терялся в дымке, проступая едва заметными контурами. Но теперь я смогу. Должен суметь. Я напрягся и мысленно оторвался от земли. Тело, повинуясь командам невидимых мышц, начало подниматься в воздух. Я сделал ещё одно усилие. Наклонившись вперёд, я начал медленное движение над водой.
Это было трудно. Может быть, потом, когда я лучше освоюсь со своими новыми возможностями, я смогу экономнее расходовать силы, но сейчас каждый метр моего движения давался нелегко. Нет, я не буду подниматься выше – к чему напрасно напрягаться? Я буду просто плыть по воздуху вперёд, оказываясь все дальше от острова.