Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод)
Шрифт:
– Wie’s duar [ 23 ]?
Вопрос впереди был задан на африкаансе.
– В атаку! – закричал Шон и пришпорил лошадь.
Вся линия мгновенно ожила и устремилась на буров.
Вперед под стук копыт, вперед под крики и непрерывный треск ружей. Страх остался позади, а Шон устремился вперед. Держа приклад под мышкой, стреляя наугад, вливая свой голос в хор из шестисот человек, скача в центре линии, он повел свой отряд на буров.
Те дрогнули перед этой атакой. У них не было надежды
23
Кто там? ( африкаанс)
– Собраться! – кричал Шон. – Все ко мне!
Линия укоротилась, и вперед хлынула сплошная волна людей, лошадей и огня, перед которой буры в отчаянии бежали.
Прямо на пути Шона лежала раненая лошадь, придавившая всадника. Зажатый соседями, Шон не мог отвернуть.
– Барьер, мальчик! – крикнул он и коленями и руками заставил лошадь перескочить через упавших.
И снова вперед в громе атаки.
– Мы побеждаем! – кричал Сол. – На этот раз мы их возьмем!
Лошадь рядом с ним оступилась в яму и упала; ее нога сломалась с треском, похожим на пистолетный выстрел. Всадник взлетел высоко в воздух и, поворачиваясь, упал. Шеренга сомкнулась, уничтожив брешь, и понеслась вперед.
– Впереди холм! – закричал Шон, увидев очертания на светлеющем небе. – Не дайте им добраться до него!
И он вонзил шпоры в бока лошади.
– Мы их не догоним, – предупредил Сол. – Они ушли в скалы.
– Черт побери! – застонал Шон. За последние пять минут посветлело. Начавшись, рассвет в Африке наступает стремительно. Было отчетливо видно, как первые буры въезжают в нагромождение камней, спрыгивают с лошадей и ныряют в укрытие.
– Быстрей! – кричал Шон. – Быстрей!
Он видел, как успех ускользает у него из рук. На склонах холма уже заговорили маузеры, последние бюргеры спешились и исчезали меж камней. Лошади без всадников повернули в сторону линии атакующих, их стремена болтались, глаза выпучились от ужаса. Людям приходилось уворачиваться. Атака захлебывалась. Шальная пуля убила вьючного мула с небольшой кожаной сумкой, поднимавшегося по камням. Он упал в расселину, но никто не заметил этого. Лошадь под Шоном дернулась, и его с такой силой бросило вперед, что кожаные стременные ремни лопнули, как бумага. Он полетел вперед и вверх, на мгновение повис в воздухе, потом упал и с силой ударился о землю грудью, плечом и щекой.
Пока он лежал в траве, атака на холм выдохлась, лошади смешались, началась сумятица. Шон смутно чувствовал, как рядом с его головой ударяют копыта, слышал стрельбу из маузеров и крики раненых.
– Спешиться! Спешиться – и за ними! – голос и тон Сола привели Шона в чувство. Опираясь на руки, он сел. Лицо, где содрало кожу, горело, из носа шла кровь, рот был забит землей.
Левая рука и плечо онемели. Ружье он потерял.
Выплевывая землю, он вгляделся в окружающий хаос, пытаясь разобраться. Покачал головой,
– Спешиться! Спешиться! – Настойчивый крик Сола заставил Шона неуверенно встать.
– Спешиться, ублюдки! – подхватил он этот крик. – Спешиться, и за ними!
Пробегавшая мимо лошадь задела его, он пошатнулся, но устоял. За ним на землю соскочил всадник.
– Вы в порядке, полковник?
Он протянул руку, чтобы поддержать Шона. Пуля ударила его под мышку и мгновенно убила. Шон смотрел на тело и чувствовал, что приходит в себя.
– Ублюдки! – заорал он, подхватывая ружье убитого. – За мной! – И побежал между бьющихся лошадей, между камнями.
Следующие полчаса они угрюмо и непреклонно использовали свое численное превосходство, тесня буров и загоняя их все выше на холм. Каждый скальный выступ превращался в крепость, которую нужно было осаждать, брать и платить за это кровью. На фронте примерно в двести ярдов атака распалась на отдельные схватки, которыми Шон не мог руководить. Он собрал тех, кто был поблизости, и, минуя камень за камнем, они пробивались к вершине, а бюргеры перед ними удерживали позиции до последней минуты, и лишь потом отступали на следующие рубежи.
Вершина холма представляла собой углубленную площадку, своего рода блюдце; со всех сторон склоны круто уходили вниз, и здесь, в этой природной крепости, шестьдесят бюргеров сражались с одержимостью людей, знающих, что это последний бой. Они отбросили англичан от края блюдца и заставили их заскользить вниз, в убежище между камнями.
Когда была отбита вторая атака, на холме воцарилась неестественная тишина.
Шон сидел, прислонившись спиной к камню. Он взял флягу с водой, предложенную капралом, прополоскал рот, освобождая его от крови и сгустившейся слюны, и выплюнул на землю розовый комок.
Потом наклонил голову и дважды глотнул, закрыв глаза от наслаждения.
– Спасибо.
Он вернул флягу.
– Еще? – спросил капрал.
– Нет.
Шон покачал головой и посмотрел на склон.
Солнце уже взошло, и лошади, которые паслись далеко внизу в долине, отбрасывали длинные тени. Но у основания холма лежали мертвые животные. Одеяла и разорванные тюки, из которых вывалились вещи погибших, валялись вокруг.
Люди в хаки и в коричневом были незаметны, как груды сухой листвы на траве; в основном это были англичане, но среди них, побратимы в смерти, лежали и бюргеры.
– Мбежане, – негромко сказал Шон сидящему рядом рослому зулусу. – Найди нкози Сола и приведи ко мне.
Он смотрел, как отползает зулус. В начале бешеной скачки Мбежане отстал, но на полпути к вершине Шон оглянулся и увидел его в двух шагах за собой, с патронташем, готового передать его Шону, когда понадобится. До той минуты они не разговаривали. Им редко бывали нужны слова.
Шон потрогал ссадину на лице и прислушался к разговору окружающих. Дважды из блюдца наверху доносились голоса буров, один раз бур рассмеялся. Очень близко, и Шон за камнем почувствовал себя неуютно.