Раскаты
Шрифт:
– Ох, в этом вся ваша проблема,– заметила Зина.– Вы говорите – очень редко, практически невозможно. А человек отлежится месяц-другой, встанет на ноги, и пойдет себе дальше.
– Пойдем, наверное, и мы,– решили Камский и Маслов.– У нас недоигранная партия с прошлой недели осталась.
Женщины тоже засобирались. Зина уложила близнецов спать, потом присоединилась к остальным – делиться сплетнями. Мужчины засели играть в бильярд.
Тема доктора и девушки осталась витать в столовой, над грязной посудой и недопитым шампанским.
4
Третий
Он сам, откинувшись на кресле, медленно тянул третью подряд сигарету. Накурившись, он склонился к столу – рука нависла над пепельницей, забитой до отказа. Окурок осторожно лег поверх остальных. Доктор поднялся и прошел по кабинету, растирая воспаленные, покрасневшие от бессонных ночей глаза. Остановился, крутанулся на месте, возвращаясь обратно к столу.
Медицинская карточка новой пациентки, «госпожи Эльзы», лежала поверх номера «Хроник Петербурга». Эту газету позавчера принес Маслов:
– Посмотрите, как быстро разносятся вести.
Арцыбашев посмотрел. Длинная статья вела хитрый, извилистый ход, выстраивая туманную любовную связь между Эльзой, Самсоновым и самим доктором.
«Марков,– гневно подумал Арцыбашев.– Попадись ты мне…»
Маслов находился рядом – он ждал, когда Арцыбашев прочтет статью, ждал его реакцию… Дочитав, доктор отложил номер и будничным тоном попросил узнать, как дела у новой пациентки.
Маслов явно растерялся. Он ожидал бурной реакции, угроз и проклятий.
Он просто забыл на мгновение, с кем работает.
Арцыбашев, устало шаркая по лестнице, спустился на первый этаж. Пройдя по коридору, завернул в нужную ему палату.
Девушка, укрытая одеялом до самого подбородка, с полностью обвязанной бинтами головой (только лицо и видно) тихо дышала. Она спала третья сутки подряд, и у Арцыбашева было гадкое ощущение, что она уже никогда не проснется.
Доктор включил мягкий свет ночника, взял стул и сел возле нее. «Сильное сотрясение мозга, травма шейных позвонков,– начал перечислять он, по памяти, содержимое медкарточки,– перелом правой ключицы, перелом первого, второго и третьего ребра. Гематомы и ушиб мягких тканей…»
Арцыбашев, медленно склоняя голову, засыпал. Ее травмы и переломы сливались воедино, в какое-то нелепое и убогое чудовище. Мужчина его не боялся. Гораздо страшнее то, что стояло позади этого монстра – маленькое, вертлявое, почти незаметное существо. Оно не имело облика; но многие, руководствуясь древними суевериями, могли представить его седой и мрачной старухой, или скелетом, облаченным в черные одежды, с неизменной косой. Арцыбашев нечасто бросал вызов этому существу; но когда такое происходило, разгорался нешуточный бой. В дело вступали все знания и хитрости, придуманные человечеством с момента зарождения, ну а Смерть… Даже если она проигрывала бой, то вряд ли ощущала себя побитой – ведь рано или поздно она наступала снова, на другую жертву. И все равно забирала свое…
– Александр Николаевич?– взволнованным шепотом спросила дежурная медсестра. Арцыбашев поднял голову.
– Что случилось, Надя?– спросил он сонным голосом.
– Да я просто обход решила сделать. Вижу – свет горит. А это вы,– медсестра перевела взгляд на девушку.– Как она?
Арцыбашев устало усмехнулся:
– Обычно я у вас спрашиваю, как дела у наших пациентов.
Медсестра виновато промолчала. Доктор вытянул из-под одеяла тонкую руку девушки, нащупал пульс. Все такой же ровный и четкий.
– Поставьте ей завтра капельницу,– сказал Арцыбашев, пряча ее руку обратно под одеяло.– Трубки для питания, и смените катетеры. О любом изменении состояния звонить сразу мне, ясно?
– Да, Александр Николаевич.
Арцыбашев вгляделся в бледный овал лица. Тонкие темные брови, огромные черные круги вместо глаз, мелкие конопушки вокруг капризно вздернутого носика, и еще немного на щеках. Маленький, словно детский, ротик. «Совсем девчонка».
– Вы ее остригли?– спросил Арцыбашев.
– А?
– Остригли, прежде чем повязку на голову накладывать?
– Так ведь… вроде вы накладывали…– смущаясь, ответила медсестра.– Меня не было, когда ее привезли… У Нюры надо спросить – ее смена была.
– Точно, совсем забыл. Помню только, что волосы у нее какие-то странные. Пепельно-светлые…– Арцыбашев призадумался.– Красивый цвет…
«И темно-карие глаза, в которых застыли слезы. Пока мы ехали, она не сводила с меня взгляда… Неужели укоряла?»
– Возможно, меня завтра не будет,– Арцыбашев поднялся.– Передай по смене мои инструкции. А мне пора домой.
Дом Чичерина смотрит в ночное небо темными окнами. Арцыбашев позванивал осторожно, чтобы не разбудить мать и дочь. Минут пятнадцать спустя, ему открыл заспанный управляющий.
– Александр Николаевич, как дела?
– Еда осталась?– кратко спросил он.
– Да, конечно. Я разбужу повара…
– Не надо. Сам найду,– Арцыбашев разулся, отдал ему пальто, и тихо пошел по лестнице.– Если кто придет спрашивать меня, говори – хозяина дома нет. Уехал.
– Вам еще нужна моя помощь?– спросил управляющий, но ответа не получил.
Похозяйничав на кухне, Арцыбашев разжился остатками мясного рагу и яблочным рулетом. Разложив еду в столовой, заглянул в кабинет за бутылкой коньяка и граненым стаканом. Теперь он готов приступить к позднему ужину.
Устроившись за столом, Арцыбашев первым делом налил в стакан и залпом выпил. Он услышал шорох шагов за стеной, в гостиной, а потом, жмурясь от света, в комнату вошла Софья Петровна.
– Привет,– кратко бросил доктор, и приступил к холодному рагу. Куски мяса, покрытые вместо соуса какой-то пряной слизью, оказались жесткими, с приторным привкусом сала. Арцыбашев мог только представить, каким блюдо было первоначально, когда только-только вышло из духовки.