Раскаты
Шрифт:
В Маркове за это время родилась тысяча вопросов. Оказалось, что он, «знаток рабочей жизни», ничего толком о ней не знал. Ильин прекрасно понимал это – поглядывая на парня, на его губах то и дело появлялась тонкая усмешка.
– Георгий Аполлонович,– Ильин поднялся и подтолкнул Маркова, когда Гапон снова появился в гостиной.– Ваша речь, как всегда, пробирает до самого сердца.
– Иван Алексеевич,– Гапон скромно кивнул.– Я вас не заметил. Вы нечасто бываете на наших собраниях.
– Партийные дела, сами понимаете…– Ильин загадочно пожал плечами.– Я привел к вам нового сподвижника.
– Антон Марков,– парень смело посмотрел ему в глаза.–
– Получается, мы уже знакомы,– скромно улыбнувшись, сказал Гапон.
– Получается, так.
– Товарища Маркова недавно уволили,– сказал Ильин.– Он осмелился написать сильную и смелую статью, которая не понравилась власть имущим. Почему бы вам не взять его к себе?
Гапон понимающе кивнул.
– По вашей рекомендации, Иван Алексеевич, могу поставить вашего друга хоть своим телохранителем,– Марков уловил очень смутную, туманную иронию в его приятном голосе. Ильин остался невозмутимым.– Но можно и по профессиональной деятельности. Рабочим нужны перепечатки моих речей – только так они смогут проникаться духом свободы.
– Я довольно быстро печатаю,– сказал Марков.
– Это хорошо. Вы живете далеко?
– Совсем поблизости,– ответил за Маркова Ильин.
– Тогда приходите сюда, по средам, часам к двенадцати. Катя даст вам бумагу и текст, и вы сможете действовать. У вас есть печатная машинка?
– Он обеспечен всем, чем необходимо,– заверил Ильин.
– Замечательно. Полагаю, на этом все?
Мужчины распрощались. Гапон вернулся в столовую, а Ильин и Марков собирались в прихожей.
– Отличное было собрание!– с наигранной веселостью сказал Ильин. Девушка благодарно улыбнулась.– Мой товарищ Марков будет брать у вас работу по распечаткам.
Катя понимающе кивнула, обратилась к нему:
– Вы можете приходить в среду, к двенадцати. Георгий Аполлонович платит десять рублей за пачку. У вас есть печатная машинка?
– Есть,– Марков задумался – что бы такое сказать этой невзрачной, не особо красивой, но все равно милой, домашней девушке в скромном платье и серых чулках?
– А собрания еще будут?– растерянно ляпнул он.– Так послушать хочется.
– Собрания у нас по разным дням,– вежливо улыбаясь, ответила Катя.– Приходите в среду, и я скажу, когда будет следующее.
– Спасибо. Обязательно приду.
Марков выскочил на улицу, вслед за Ильиным. Хлопок закрывшейся двери отозвался в нем сильным стуком сердца.
«Миленькая…»– растерянно подумал он.
Прошагав с полсотни метров (как раз, чтобы особняк скрылся с глаз), Ильин остановился:
– Не перестаю поражаться, как хитер и честолюбив этот поп. Негоже быть таким, когда носишь рясу. И какие намеки…
– Не понимаю,– неуверенно произнес Марков.– Вы же сказали, что ваша партия верит в него?..
– Верить надо с умом, с оглядкой,– поучительно заметил Ильин.– Гапон искренен в своей цели – это несомненно. Он хочет, чтобы рабочим дали нормированный день и повысили зарплату, но что дальше?– Ильин смотрел на Маркова, ожидая ответа.– Что делать дальше?
– Я не знаю.
– Зато я знаю, Антон,– сказал Ильин. Его тусклые, черные глаза заблестели.– Надо двигаться дальше, и ни в коем случае не останавливаться. Допустим, Гапон добьется своего. Ну а что делать с крестьянами? Их гораздо больше рабочих, в сотни тысяч раз… И спины они гнут круглосуточно, и работают бесплатно, и безграмотны – все, как один! Цель нашей партии и цель Гапона одна и та же, пока что. Но, в отличие от него, рабочими мы не ограничиваемся. Да и программа Собрания какова? Сменить железные цепи на деревянные?! Нет, Антон, это не дело! Цепи надо ломать – все, без исключения! А ждать, пока «хозяин» сам догадается до этого – гиблое дело! За свободу надо драться – до крови, до смерти! А почему? Потому, что только в борьбе обретешь ты право свое!5
Ильин стал страшен. Он горячился, будто внутри него заработал тяжелый топливный двигатель. Очень быстро, от рассуждений об освобождении всего народа, он перешел к описанию расправы над всеми власть имущими, над неизбежной казнью Императора и его семьи, над переделом имущества всех, кто богаче простого работяги и крестьянина… И вдруг – будто топливо кончилось – Ильин присмирел и затих. Сунув руку в пальто, он достал серебряный портсигар и закурил.
– Возьми, здесь триста рублей,– устало сказал он, доставая из другого кармана деньги.– Сними нормальную комнату с мебелью, желательно в этом районе; купи машинку… А Гапон чувствует, что мы ему в спину холодно дышим,– веселым голосом сказал Ильин.– Ты ведь понял его намеки?.. Неважно. Печатай воззвания и получай деньги – вот все, что от тебя требуется. Ах, и вот еще что – обязательно ходи на собрания! Следи за ним, старайся запоминать, что он говорит и как предлагает действовать. По возможности, записывай. Потом в Журавле мне будешь рассказывать, что на собрании творилось.
– Хорошо, я понял,– Маркову, который за эти краткие минуты стал откровенно бояться Ильина, хотелось избавиться от него как можно быстрее.
– Подожди!– Ильин сердито посмотрел на него.– Ты теперь один из нас, Антон. Ты – социалист-революционер, член партии. И с тебя, как с партийного работника, всегда будет спрос. Помни об этом.
9
К вечеру, медленно накрапывая, пошел дождь. Мало-помалу он становился все сильнее, пока не превратился в настоящий ливень. Снаружи стало так темно, что в апартаментах Арцыбашева зажгли свет. Доктор сидел в кабинете, медленно потягивал коньяк и листал свежий медицинский журнал. Но вместо статей и фотографий он видел красное, заплаканное лицо дочери.
Софья Петровна сказала ей. Более того, ослушавшись его совета, отправилась вместе с девочкой на похороны. И все это – тайком, пока Арцыбашев, отоспавшись и освежившись, решил провести день в больнице.
Он все понял, едва вернулся домой. Мрачные слуги, в комнатах гробовая тишина. Такое чувство, будто Анну похоронили не на кладбище, а прямо здесь – посреди квартиры. Софья Петровна, сделавшая свое дело, терпеливо ждала его в гостиной, как смиренная жертва ждет палача. Арцыбашев прошел мимо нее, даже не взглянув. Тайком заглянул в детскую, посмотрел на дочь. По ее глазам было видно все, что она думает о нем.
Восьмой час вечера. Дождь за окном и не думает затихать. Арцыбашев, медленно потягивая коньяк, откладывает журнал и берет предыдущий номер. В дверь постучались. Не дождавшись ответа, в кабинет заглянул управляющий.
– Александр Николаевич, ужин готов,– робко сказал он.
– Пошел вон,– отрывисто бросил Арцыбашев, перелистывая страницу.
Дверь тихо закрылась. Он прикончил бокал и налил снова – до краев.
Два часа спустя, без стука, Софья Петровна вошла в прокуренный и душный кабинет, молча села напротив сына.