Раскаты
Шрифт:
– Вероника спит,– сказала она.
Арцыбашев, игнорируя ее, приложился к стакану. Женщина грустно вздохнула:
– Ну почему ты такой непробиваемый?
– Зачем ты ей рассказала?– хрипло спросил он.– Я ведь ясно дал понять, что Нике нельзя знать. А ты…– Арцыбашев скривил лицо в презрительной улыбке,-…еще и потащила Нику туда…
– Она ее мать!– резко возразила Софья Петровна.– И сегодня она могла видеть Анну последний раз в жизни…– ее голос затих, срываясь на плач.
– Прокофий был там?– спросил Арцыбашев. Лживые слезы матери для него ничего не значили.– Конечно, был… Но ты об этом не подумала… Могу представить, что он устроил на чертовых похоронах…
Арцыбашев закурил и поднялся, пошел кругами по кабинету:
– А вот если бы на ее месте оказался я, вам бы стало спокойнее? Клинику бы продали… Машину бы продали…
– Что ты говоришь?..
– Нику, разумеется, в одну из этих мерзких гимназий – ведь Антонине она не нужна, а Прокофий занят своими делами… Скромное платье с черными чулками, уроки французского от бездушной дамы, которая Францию видела только на картинках в учебнике…
– Саша, что с тобой происходит?!– плачущим голосом, испуганно воскликнула Софья Петровна. Арцыбашев остановился. Его жесткий, тяжелый взгляд вцепился в мать:
– Я просто представляю, как сложилась бы жизнь без меня, но с Анной. От тебя только слышно – Анна, Анна… ох, Анна… несчастная Анна…
Софья Петровна, собрав всю свою смелость, подрагивающим голосом заявила:
– Я не хотела говорить об этом, но, похоже, придется.
– Что еще?
– Ты рассыпаешься. Ты перестал замечать дочь, ты постоянно пьешь, ты ушел… Не знаю куда, и когда вернешься…
– И что дальше?
– Я хочу забрать Нику с собой в Москву. Мы поживем у меня до Нового года.
– О, теперь и ты решила меня помучить?!
– Нет, я хочу дать тебе время подумать хорошенько и все взвесить…
– Да мне плевать, что ты хочешь!!!– бешено вскричал Арцыбашев.– Плевать на вас!!! Вы все что-то хотите, требуете, берете, а я?! Кому-нибудь интересно, чего хочу я?! Вон отсюда, проститутка!– он швырнул окурком в горничную, показавшуюся в проеме.– С завтрашнего дня ты уволена!
Арцыбашев выскочил в коридор. Ксения, глотая слезы, быстрым шагом удалялась прочь.
– К черту всех вас!– он спустился в фойе, обулся в первые попавшиеся туфли и схватил плащ.– И запомни – если ты попробуешь забрать Нику, я возьму скальпель и срежу твое лицо подчистую, без наркоза!
– Пошел с дороги, баран!– это относилось к управляющему, который, замешкавшись, не успел вовремя приоткрыть хозяину дверь.
Холодный ливень обрушился на Арцыбашева. Постояв под ним, доктор медленно остывал, и даже немного протрезвел. «Дать бы тебе клиникой поуправлять – через неделю бы закрылась!»– подумал он о матери, но уже без явной злобы.
Он хотел закурить, но в плаще не оказалось сигарет. Арцыбашев посмотрел на пустую улицу, освещенную тусклыми фонарями, на соседние дома, свет которых был поярче. Они смотрели на него осуждающим, укоризненным взглядом.
Перед глазами снова встало лицо дочери. Сердце мужчины невольно сжалось, когда он вспомнил ее взгляд – сердитый, обиженный… и ненавидящий.
«Она ненавидит меня»,– подумал Арцыбашев, и ему стало страшно. «Мой ребенок ненавидит меня…»– эта мысль билась в одном ритме с пульсом. Арцыбашев, слепо смотревший куда-то на мостовую, несколько минут свыкался с болезненной правдой. И ведь есть за что. Врал, что с матерью все хорошо. Даже когда она умерла, делал вид, что все в порядке.
– Такого быть не должно…– прошептал Арцыбашев и вернулся в дом.
– Александр Николаевич!– сухо сказал ему управляющий.– Ксения согласна покинуть ваш дом. Она просит расчет.
– Будет.
– Я тоже прошу,– продолжил он.– А так же повар и его помощник.
– Вы все уходите?– озадаченно посмотрел на него Арцыбашев.
– Завтра. Если вы позволите, Александр Николаевич…
– Позволяю,– он скинул насквозь промокшее пальто и разулся.– Расчет получите к полудню, но хороших рекомендаций от меня не ждите.
Он вошел в кабинет – пусто. «Куда ты подевалась?»– раздраженно подумал доктор. Он нашел мать в гостевой спальне. Софья Петровна аккуратно укладывала свои скромные вещи в чемодан.
– Et tu, Sophia?6– мрачно улыбнувшись, спросил Арцыбашев. Мать не ответила.– Ладно, я согласен. Забирай ее, но к Новому году верни.
– Ты поговоришь с ней?– тихо спросила женщина.
– Хоть сейчас.
– Нет, сначала проспись. А утром выйди к ней, выбритый и чистый, и тогда говори.
10
К утру дождь прекратился. Чистое, ясное небо и яркое солнце, отражающее свой озорной свет в каждой луже – Петербург снова преобразился и посвежел.
Арцыбашев проснулся в восемь. Он принял душ, побрился и оделся в один из лучших костюмов. В оставшееся время он позвонил в агентство по найму, договорился о новой прислуге.
К половине девятого вошел в столовую. Хмурая, не выспавшаяся мать сидела за столом, разбавляла сонливость горячим кофе.
– Доброе утро, сынок,– Софья Петровна, забыв о вчерашнем, ласково поцеловала его в щеку.– Какой приятный одеколон…
– Как ты просила,– весело сказал он и сел рядом с ней.– Не спалось?
– Едва глаза сомкнула,– пожаловалась она, склонившись к Арцыбашеву.– В пять утра проснулась – и все. Никакого сна.
– Во сколько поезд?
– В одиннадцать.
– Купе первого класса?
– Да, как ты любишь.
– Не «как я люблю», а как тебе и Нике будет удобно,– поправил Арцыбашев.– Она еще спит?