Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

Трегубова Елена

– Я в кафе, – говорю, – сидела. Не знаю, где ты был.

– В каком кафе ты сидела?! Ты же мне сказала: встречаемся в кафе, которое по правую руку от Сэйнт Пола! Я по правую руку от Сэйнт Пола и сидел – вон, в Apostrophе! У них там туалет на кодовом замке – а я его случайно разгадал и ворвался к женщине. Был скандал. Пришлось срочно уходить оттуда.

– А я, – говорю, – имела в виду по правую руку, если смотришь со стороны Сэйнт Пола – то есть если ты себя воображаешь Сэйнт Полом – то есть, в смысле, собором – то по правую руку, с точки зрения собора. В смысле, если ты стоишь на крыльце и смотришь наружу. А ты сидел,

наоборот, по его левую руку.

– Но все нормальные люди, – горячится Шломо, – когда говорят: «по правую руку от собора», имеют в виду – по правую руку от себя!

Я говорю:

– Шломо, ты чего так вырядился, а? Шубу еще не хочешь надеть? Жарища же!

Шломо, сразу сменив тон, разулыбавшись во всё щедрое лицо, так что мясистые складки заиграли вокруг носа, – и довольно поправляя съехавший по рубашке вниз одним концом бежево-коричнево-палевый, в клеточку, куцый кашемировый шарф, говорит:

– А у меня сегодня – смотрины!

– Какое счастье, – говорю (спускаясь уже по ступенькам и отволакивая Шлому за собой – только бы он про священницу не вспомнил). – А кто невеста?

– А я, – говорит, – не знаю еще! Одна старая знакомая семьи, посещающая местную синагогу в Лондоне, зная, что моя мама страшно озабочена моим безбрачием, решила найти мне партию. Нашла какую-то еврейскую молодую вдову в синагоге. Говорит – очаровательная. Мы со знакомой этой так договорилась: она невесту выведет к определенному часу на крыльцо синагоги, ничего ей про меня не говоря. А я как бы невзначай буду проходить мимо – и если мне невеста понравится – тогда я к ним подойду и познакомлюсь. А если нет – то мимо пройду. Давай с тобой вместе туда доедем, а?! Я что-то один боюсь туда идти! Очень тебя прошу – пошли вместе! Я понимаю: это всё клоунада, безнадежная затея – но я обещал маме! Мама три раза мне уже на мобильный с утра из Иерусалима звонила, проверяла, как я оделся. Сходи со мной, а! Эта синагога – прямо рядом с Кензингтонским дворцом.

– Что-то я, – говорю, – никакой синагоги рядом с Кензингтонским дворцом никогда не видывала.

– Я тоже, – говорит, – никогда. Но мама так сказала. Поехали! Там на месте найдем!

– Ну, – говорю, – ладно… – говорю (прикидывая, что если я сейчас быстро Шлому на смотрины провожу, – то уже не будет невежливым немедленно же после этого распрощаться – и уехать домой спать), – поехали, – говорю, – давай кэб ловить.

Шломо артачится:

– Кэб?! Это же дико дорого! Мы на кэб отсюда до Кензингтона больше денег потратим, чем стоит такси из Тель-Авива до Иерусалима!

– Я, – говорю (мучительно, с недосыпу, пытаясь подсчитать, достаточно ли у меня в кармане осталось денег – от упавших с неба на Баркли-скуэ), – сама за кэб заплачу, не волнуйся.

– Нет, нет и нет! – говорит Шломо. – Да ты что?! Поехали в метро.

– В метро я – ни ногой, – говорю. – Ездить в метро – это кормить свою мизантропию. Нет-нет. Этого соблазна я избегаю. Предлагаю тогда компромиссный вариант: как насчет того, чтобы доехать на горбе даблдэккера? Во сколько, – говорю, – ты обещал там быть? Мы, действительно, опаздываем уже?

Шломо говорит:

– Да нет! – говорит. – Мне там в восемь вечера надо быть. Это я так сказал, чтобы тебя пристыдить за твои опоздания. Еще куча времени! Пошли, – говорит, – пешком! Кругом! Через мост и по южному берегу! Я давно там не был! Весь день впереди! Заодно и погуляем!

Я

говорю… Нет, я молчу. Нет ничего, думаю, менее подходящего для двухсуточной невыспанности, чем водить Шлому круголями по городу. Думаю: ну если я где-нибудь по пути засну – Шломо будет сам виноват.

The Voice Document has been recorded

from 5:53 till 11:01 on 19^th of April 2014.

Вышли на Миллениум бридж – крепления которого – как растопыренные локти какого-то прыгучего насекомого. Дошли до середины. Зависли на поручнях. Парень жарит в чане миндаль в сахаре и меду. Невообразимо пахучий! Голуби, нахохлившись, терпеливо расселись на железных струнах креплений – в ожидании милостыни. Бурливо течет коричневая Темза – с мутью времен. Солнце нехотя чистит скайскрэйперам стразы, активируя верхние образа. Вдали, прямо по курсу, – взметывается Тауэр бридж. Чуть ближе, по London bridge – идут на север караваны алых даблдэккеров.

Я говорю:

– Шломо, – говорю, – давай не пойдем на другой берег! Чего там делать?! Ты только взгляни, – говорю, – на эту отвратную трубу Тэйт-modern, крематория искусства, им же и угробленного. Пошли, – говорю, – лучше обратно к собору – взгляни назад, как там красиво: это называется – Мост «Почувствуйте разницу!»

– Нет-нет, – говорит Шломо. – В Тэйт мы конечно же не пойдем! Я вообще считаю современное искусство чисто коммерческим предприятием по выбиванию денег из…

Тут Шломо оказался заглушен громадным военным вертолетом, идущим на абордаж Тэйта, потом разворачивающимся и зависающим над нами.

– …невежественных богатых идиотов, изображающих из себя изощренных коллекционеров! – сглотнув вертолетный вихрь воздуха (как только вертолет двинул в сторону Сэйнт Пола), но все еще придерживая шляпу, кричит, перекрикивая чудовищный вертолетный шум, Шломо. – Вертолеты, – кричит, – это же какая-то небесная саранча! Не знаю, как тебе, – кричит (когда вертолет уже завис над площадью перед Сэйнт Полом, где мы только что были), – а мне, – кричит, – военные вертолеты в небе над городом сразу напоминают что-то апокалиптическое!

– Удивительно! – говорю. – Какие одинаковые у нас с тобой неожиданно ассоциации возникли! – Я вспомнила, как еще во время первой Чеченской войны увидела в новостях по телевизору чудовищные, апокалиптического ужаса, военные вертолеты: черные акулы, кажется, – плюющиеся огнем, убивающие… Мне просто физически плохо стало – от визуальных параллелей с концом света из «Откровения»: когда там саранча была подобна коням, приготовленным на войну, и на головах у нее были как бы венцы, и волосы, как волосы у женщин – и шум крыльев ее как стук колесниц. Это же точнейшее визуальное описание военного вертолета – образным языком автора первого века, который никогда никакой техники в помине не видел! А волосы! Как это точно сказано про вертолет в полете, с вертящимся пропеллером! И то, как эти военные вертолеты плюются огнем, убивая – это же буквальная иллюстрация видений автора «Откровения» о конце света: когда он говорит, что у этой «саранчи» были хвосты как у скорпионов – и в хвостах ее были жала. Как будто автор «Откровения», в пророческом видении будучи восхищен в будущее, увидел просто прямую трансляцию сегодняшних телевизионных новостей! Удивительная точность описания всех этих мерзопакостных железных чудовищ!