Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

Трегубова Елена

Иду и думаю: кого бы еще, неизвестного ему, процитировать – чтобы он отстал от меня, а?

– А Поликарп Смирнский, например, – говорю, – вообще говорил, что… Помнишь ли, Шломо, старика Поликарпа?!

– Нет не помню! – яростно орет Шломо.

– Скверно, – говорю, – Шломо! Очень скверно, что не помнишь!

Шломо виновато развешивает щеки, так, что мне даже становится его жалко.

– Ладно, – говорю, смилостивившись. – Про Поликарпа – в другой раз. Но вот наш с тобой добрый знакомый апостол Павел ведь прямо говорит: «помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь. Плотские помышления суть вражда против Бога». Шломо, ты только вдумайся в это на секундочку! То есть, живя нашей обычной плотской жизнью, отделенной от Бога – мы на самом деле пребываем в смерти! Подумай, сколько процентов времени жизни обычный человек пребывает в плотских помышлениях?! Христос сказал, что посмотревший похотливо на женщину уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Вот так это в глазах

Бога, который видит помышления сердец. Прелюбодеяние – это страшный грех. А теперь представь себе на секундочку, сколько раз на дню обычный обыватель совершает этот страшный грех «взглядом» и «сердцем», по определению Христа?! А ведь под похотью плоти Бог имеет в виду не только пол, но и все остальные плотские похотения, которыми люди заняты безостановочно, и которые окончательно заслоняют от них Бога – жратва, комфорт. А жажда богатства, жажда власти, гордыня! Это ведь уже даже не плотскость – а болезнь духа! Весь мир пребывает в смерти, повинен смерти. Вся наша жизнь в этом мире – это смерть с точки зрения Бога, и с точки зрения высших существ, обитающих в общении с Богом, видящих Бога! Апостол Павел вопиет к Богу об искуплении и усыновлении этого тела, чтобы оно стало другим, небесным, как у Иисуса Христа после Его Воскресения. А ты спрашиваешь «за что»! Мы на самом деле просто трусим признаться себе в глубине падения этого падшего мира, которым мы так упиваемся и наслаждаемся! Всё в мире насквозь заражено и пронизано сатанинской нечистотой и злом – падшая земная музыка заражена, падшая живопись, падшая литература, падшие стереотипы поведения и общения людей. Мы не можем спастись сами – грех пронизывает всю земную жизнь насквозь. И Спасение, для которого Господь Иисус Христос пришел в мир и умер – это, Шломо, не спасение тебя от твоих мелких грешков, типа того, что ты не улыбнулся злюке-соседке или, ненароком, сидя перед телевизором и смотря новости, в сердцах произнес проклятие в адрес одержимого сатанинской гордыней мерзавца, вводящего войска в чужую страну и засылающего в соседнее государство диверсантов и провокаторов-головорезов. Хотя и это тоже, наверное… Но Христос пришел, чтобы навсегда выдернуть жало у сатаны, у смерти, чтобы спасти людей, души людей из плена сатаны, из плена этого падшего мира, пронизанного злом насквозь. Христос своей жертвой выкупает людей из первородного греха, спасает души людей, которые веруют в Него – и после смерти сатана не имеет уже на души выкупленных Христом никаких прав. Христос ведь не случайно говорит: «Не бойтесь тех, кто убивает плоть, душу же не могущих убить». Не слабо, такое заявить, а! «Не бойтесь убивающих тело!» Если Господь такое говорит, если Господь, по сути, говорит: «Не бойтесь разрушающих хард-вэр – они не могут убить ваш софт-вэр» – значит, Бог гарантирует верующим во Христа надежный бэк-ап их душ на небесах!

– Шикца! – вопит Шломо. – Ты, что, меня обратить в христианство пытаешься?!

Я говорю:

– Шломо! Было бы из чего «обращать»! Ты мне только что заявил, что ты вообще не веришь в существование Бога!

– Я! Я! – горячится Шломо. – Я… Я вообще не знаю… Всё это слишком хорошо звучит – то, о чем ты говоришь… Слишком хорошо, чтобы я мог в это поверить…

– Значит, – говорю, – ты предпочитаешь верить в то, что звучит похуже?

– Я не знаю, во что верить… – перестраивается Шломо на обычный уже прогулочный шаг, и идет явно наслаждаясь набережной, теплым светом вокруг, ветром. – Я ни во что не верю… Я вижу, что всё ужасно – а надежды никакой нет. Все люди умирают… Близкие умирают… Хорошие люди умирают…

– Шломо, Бог всегда плачет, когда видит смерть. Богу до отвращения противна смерть. Бог – есть Жизнь. Смерть – это сатанинское явление, – говорю. – Бог лишь временно попускает существование смерти в падшем мире. Ты же помнишь, наверняка, прозрение из Ветхого Завета: «Бог не творил смерти – и не радуется погибели живущих»!

– А у нас, у евреев, эта книга не в почёте! – кричит Шломо – и в полемическом задоре, разумеется, роняет шляпу – тут же улетающую, в ветрянно м припадке, от него вдоль набережной. Нагнал. Обшмаркал грязь об колено.

– Значит – вам, евреям, повезло меньше, чем нам, русским, прикинь! – смеюсь я. – Апостол Павел, кстати, подтверждает это откровение – и прямо говорит, что «завистью сатаны смерть вошла в мир». И пророчествует, по Божьему откровению, что в момент второго пришествия Христа «последний же враг истребится – смерть». То есть смерть – это враг Божий! Смерть – это сатанинская вина и сатанинское деяние. Смерть – главный продукт пораженного сатаной и сатанинской похотью мира. Богу не угодна смерть! И любые компромиссы со смертью, или рассуждения на тему, что смерть-де это «естественный» процесс – это богохульство, и игра на руку сатане! Говорить, что смерть это, якобы, «естественно» и, якобы, «угодно Богу» – это значит просто плюнуть в лицо Христу, который принял жертвенную смерть именно для того, чтобы попрать, отменить смерть.

Обогнули шумный паб – из которого английские персонажи и персонажки с кружками пива выкипают наружу.

– Я не знаю… – говорит Шломо, – То, что ты говоришь… В мире ведь всё происходит по-другому! Откуда ты всё это взяла?! Надо быть безумцем, чтоб верить в это – когда видишь

вокруг вот эту вот нормальную жизнь! Хорошо, допустим: мне весь этот philistines way of life, не знаю как перевести, не подходит – меня даже никогда не тянуло всерьез попробовать жить как живут вот эти вот, в пабе… Но все-таки, когда я смотрю на них – я себе говорю: «Шломо, вот она настоящая жизнь!» Жизнь людей, которые никогда не задумываются о том, как и для чего жить – а просто живут, флиртуют, сходятся, расходятся, приживают детей! Богатеют, разоряются, плачут, напиваются.

– Кстати, заметь, – говорю, – что Христос крайне низко отзывался об обывателях! «Предоставь мертвым хоронить своих мертвецов!» «Мертвецы»! Это ведь Христос сказал не о каких-то язычниках, а об обычных правоверных мещанах, погрязших в своей мещанской жизни, и не ищущих Бога всеми силами души. Мне кажется, что Богу они не в последнюю очередь ненавистны еще и потому, что именно они в результате своего полусонного существования позволяют сатанинским отродьям-государственникам во все века убивать Божьих праведников, отказывающихся встраиваться в государственную систему! Христос ведь на самом деле – Величайший Провокатор, в самом прекрасном смысле! Христос приходит на землю и выявляет зло даже в тех скрытых, завуалированных, как бы добреньких, капсюлюзированных мещанских формах, в которых до этого это зло можно было бы как бы и не заметить или даже посчитать за добро. Ты вспомни этих правоверных священников, которые на поверку оказываются завистливыми убийцами, науськивающими на Инакомыслящего Христа спецслужбы и тайную полицию и оккупационные власти! Ты вспомни эту толпу мещан-обывателей, которые выходят на демонстрацию с транспарантами и в патриотическом угаре орут Пилату «распни Его! Кровь Его на нас и на детях наших!» Это же ведь картина типичного обывательского бездумного быдла, стада, в любой стране мира, в любою эпоху – эта картина повторяется регулярно во все эпохи! Сталин же ведь тоже репрессии не один проводил – а при поддержке быдла, как и во времена распятия Христа и гонений на первых христиан!

– Не знаю… – бурлит Шломо. – Не знаю… То что ты говоришь – это ведь… Это ведь… Довольно радикально… Я не про Сталина имею в виду, а про жизнь!

Я говорю:

– А христианство – это вообще радикальная штука! Только, увы, об этом забыли официозные руководители той части церкви, которая пошла на коррупцию с «миром сим», и которая потчует граждан разведенным чуть тепленьким адаптированным к падшему миру и мещанам сиропчиком. Бог – это вообще радикально! Бог – это радикальный отказ от всего сатанинского! Евангелие Христа – это же вообще самая радикальная книга в мире! Я уже удивляюсь, как новейшие диктаторы не внесли Евангелие в список запрещенной литературы – как это было при цензуре в Советском Союзе!

– Не знаю… – бурлит Шломо. – Читал я Евангелия – но что-то я как-то всю эту радикальность там не замечал…

– А ты, – говорю, – возьми попробуй перечитай Евангелие – только забыв про все трактовки, которые тебе навязывали! Ведь большинство философских и даже богословских и священнических трактовок, которые людям навязывают в довесок к Евангелию, начинаются, увы, с лукавенькой формулировки: «Ну, Христос, конечно же, не имел в виду того, что Он говорил…» Мол, Христос, глупенький, не понимал, как надо жить настоящим патриотам – жизни не знал! в геополитике не петрил! военных и государственнических интересов недопонимал! – сейчас-то мы Его, Глупенького, и подправим! Как будто они считают, что Христос глупее их и не в состоянии был сказать именно то, что Он думает. Нет, это неправда: Христос имел в виду ровно то, что Он говорил! И если ты перечитаешь Евангелие с желанием услышать Его голос – то ты Его услышишь, обязательно, Шломо!

– Не знаю, – говорит Шломо. – Не знаю… Это ведь, получается, надо от всего практически отказаться в жизни…

Дошли до железнодорожного моста, стиль бронтозавровых заклепок на креплениях которого чем-то похож на Большой Устьинский в Москве. В тоннельчике под мостом Черных Монахов сидит на бетонном полу жалкий юный красавец с овчаркой, свернувшейся калачом. Шломо быстро лезет в карман снятого пальто, болтающегося у него на локте, вытягивает пятифунтовую бумажку, бросает в жестяную баночку перед бездомным – и заискивающе на меня оборачивается.

– С одной стороны, – говорю (уже когда вышли из тоннеля), – да, Христос требует максимума – отказаться от всего, отказаться от богатства, от имения, от традиций, от родных, от привычек, от самого себя – и идти только за Христом. Но одновременно, Христос, снисходя к нашему убожеству, ведь объявляет о спасении людям за незначительный минутный искренний перелом в их душе: ты вспомни Закхея! Который на фигу залез! Потому что ему Христа из-за толпы видно не было! Вспомни этого богача-налогового инспектора Закхея, которого все ненавидели и презирали, потому что он обворовывал людей, да еще и работал на ненавистные оккупационные власти! Да еще и был низеньким толстячком! А Христос – провидев сердцем в Закхее жажду найти Бога и способность к раскаянию – приходит в его дом, и когда Закхей вдруг, в слезах, от такой милости Божией, обещает вернуть вчетверо всем, кого он обворовал и обидел, и половину имущества раздать нищим – то Христос – вот только за это секундное искреннее раскаяние души говорит, что «пришло спасение дому Закхея».