Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2
Шрифт:
– И ты назвал?! – ужасаюсь.
– Нет конечно! – вопит Шломо. – Я, что, сумасшедший-самоубийца?! Я его обманул: обещал назвать, но разумеется, когда он умер, обещания не исполнил. Если бы я даже остался после этого в живых, то фирма бы немедленно разорилась! Бизнес бы рухнул сразу!
– Ну, а так – бизнес пошел в гору? – интересуюсь, на ходу – заметно уже прибавляя шагу, потому что Шломо опять тормозит и оглядывается на безнадежно позади оставленные кафе.
– Честно говоря, бизнес и без этого чуть не рухнул! – хохочет Шломо. – Я ведь это все ненавидел, и совсем не хотел бизнесом заниматься. И в результате я вскоре после его смерти просто продал весь бизнес, и вложил все деньги, на консервативных довольно условиях, в банки. Но несмотря на это – мы до сих пор, вся наша семья, и я, и мать, и сестра – живем на деньги от этой фирмы. Ты же ведь понимаешь, наверное, что продюсерство мое особых доходов не приносит… Давай вот в эти магазинчики маленькие зайдем, а? Смотри, прямо как в каком-нибудь провинциальном британском городке они здесь эти магазинчики сделали, как на главной
А я смотрю: какие уж там магазинчики! Шломо опять к еде, к пиццерии на верфи Гавриила принюхивается! И точно – через секунду говорит:
– А час-то который уже, а? Не пора ли нам перекусить чего-нибудь уже, а?
Я говорю:
– Шломо, тебе полезно поголодать – будешь опять как юный худенький матрос, когда с невестой встретишься.
Шломо посмеивается, потягивается, подтягивается к низкому заборчику (загончику для Темзы). Чайки бесчинствуют: подлетают к окнам верхних этажей жилых зданий, заглядывают в них, хохочут нехорошими фальшивыми голосами трансух-скоморохов – и отлетают.
– Вообще, подозрительная какая-то, действительно, была история с этим Иаковом… – перебросив пальто на заборчик, озабоченно говорит Шломо – все еще с надеждой поглядывая на деревянный домик пиццерии с распахнутыми, дымящимися запахами окнами. – Мой папаша был конечно полоумный, но в одном он был прав: если Иаков правда «боролся с Богом», как следует из его второго имени «Израиль» – то что же здесь хорошего?! Чем же тут гордиться?! Это же позор, это плохо!
– А мне что-то вообще не кажется, – говорю, – судя по тексту, что Израиль там борется с Богом – уж скорее с демоном каким-то! Там же этот «некто», который против Иакова борется всю ночь, в темноте – вдруг, когда рассвет приближается, убегает со всех ног, пугаясь света! Это же явно демон какой-то. Мне кажется, – говорю, – что в те времена… Не обижайся только Шломо!… В те времена вообще царила изрядная путаница: предки твои понимали уже, что есть невидимые духовные силы какие-то – но до осмысленной дифференциации этих духовных сил, для разделения их на добрые и злые, люди в тот момент еще не дошли. И все эти невидимые силы они под одну гребенку называли «богом». То есть обожествляли и демонов, и ангелов – как бы считали, что всё, что невидимо и мощно – всё «бог». Вот тебе и всё объяснение того, что произошло с Иаковым. Боролся с каким-то бесом, по-моему – который мог бороться с Иаковом только в темноте, но сбежал от него, едва начался рассвет. Это, в общем-то типичное, судя по словам всех святых, для нечисти поведение.
Шломо, довольный, смеется:
– А в иврите же там, – говорит, – вообще стоит загадочное слово «Элохим»! Это слово же, – говорит, – еще одна неразрешимая загадка: в начале Торы, когда говорится о сотворении мира, слово «Бог» стоит ведь тоже в этом загадочном множественном числе: «Боги» – «Элохим» – а глагол – в единственном числе. «Боги сотворил». Что за этим стоит? Пережитки языческого многобожия? Или нечто большее? Может быть, это вообще намек на то, что у Бога были какие-то субподрядчики, когда творилась земля?! Или это вообще было коллективное творчество каких-то подозрительных небесных существ? И этим словом же «Элохим» иногда в Торе называют и ангелов тоже!
Я говорю:
– А кстати в русском переводе к эпизоду с Иаковом, в другом месте Библии, применяется как раз слово «ангел», что, мол, Иаков боролся с ангелом. Только мне все равно не кажется, судя по крайне странному, мягко говоря, поведению этого существа, что этот ангел был добрым. Мне так, извини, Шломо, не кажется. Иаков идет как бы по благословению Бога – и тут у него на пути встает в темноте какой-то тип, не представляясь и отказываясь предъявить документы, начинает с ним непонятно почему бороться и препятствовать ему идти дальше, ломает ему кость, да еще и боязливо улепетывает со всех ног, умоляя его отпустить, как только всходит солнце. Мало похоже все-таки поведение на Бога, или на Божьего доброго ангела. Прости, Шломо, но моя версия все-таки проста: неразборчивость людей, которые уже дошли до осознания реальности духовного невидимого мира – но еще не научились различать, где добрые невидимые силы, а где злые.
– А как же, – говорит Шломо с азартом (забыв, судя по выражению спорщицких глаз, даже про гипотетическую пиццу), – как же, когда царь Шауль слушает игру Давида на киноре, и на Шауля, как сказано в Торе, находит вдруг злой дух от Бога, и Шауль из зависти на Давида с ножами бросается?! Здесь же явно говорится, что этот злой дух насылается Богом!
Я говорю:
– Шломо, ну ты послушай сам себя, что ты несешь?! Ну надо же хоть немножечко уважать Бога! Даже если ты в Него не веришь! Зачем же ты Бога в шизофрении какой-то обвиняешь?! Бог добр. От Бога не исходит ничто злое. Злые духи отпали от Бога, они вне Бога и бунтуют против Него.
– А как же это тогда еще объяснить?! – возмущается Шломо, чуть не метнув шляпу от эмоций в окно пиццерии. – Как же тогда это еще объяснить?! Там ведь прямо сказано: злого духа на Шауля насылал Бог! А от кого же тогда приходят искушения, как не от Бога?!
– Никогда, – говорю, – не устану изумляться: людям почему-то легче даже Бога оклеветать и изобразить шизофреником – чем признать свои собственные человеческие интеллектуальные ошибки и заблуждения. Апостол Иаков, например, четко говорит: «Бог никого не искушает». Но людям почему-то удобнее творить Бога по своему образу и подобию! Изображать из Бога какого-то самодура-шизофреника-двурушника, который сам же на зло подстрекает, а потом за зло убивает и карает! Вообще, мало чего в мире есть страшнее, чем людские падшие представления
– Я вообще не верю, что всё это существует! – вопит Шломо. – Я ничего не утверждаю! Я вообще тебе с самого начала говорил: я не верю, что Бог существует! Потому что все это слишком запутанно! И потом – мне совсем не нравится кровожадный портрет Бога, который просматривается местами в Торе! Вот хорошо, что ты сейчас об этом напомнила! Мне, хоть я и не вегетарианец, как ты, – но мне глубоко противно думать, что Бог просит кого-то убивать и сжигать Себе в жертву! Это противно!
Я говорю:
– Не волнуйся, – говорю, – Шломо: Христос, когда исцеляет чудесным образом человека, говорит ему: пойди, покажись священникам и принеси дар, во свидетельство им. Христос не говорит: принеси жертву, потому что это угодно Богу – Христос говорит: принести жертву во свидетельство священникам и людям. Христос таким образом совершенно четко дает понять, что принесение в жертву животных – это не что-то угодное Ему, или Его Отцу Небесному – а это только человеческая традиция. Причем традиция эта – как прекрасно знали уже даже наиболее вдохновенные Богом ветхозаветные пророки – откровенно гнусная. Но Бог эту падшую традицию временно попускал – пока падшие богоизбранные собеседнички хоть чуть-чуть разовьются морально, умственно и духовно – и избавятся от кошмарных хвостов язычества. Я вот, – говорю, – убеждена, что твои предки сыграли действительно огромнейшую богоизбранную роль – они донесли знание о том, что Бог – Единственный, – а на фоне, как ты наверняка помнишь, тогдашнего враждебного окружения из недоразвитых диких языческих народов, которые откровенно поклонялись сатанинским идолам, – единобожие было настоящим подвигом. И то, что Спаситель родился физически из народа твоих предков, это высочайшая честь, дарованная богоизбранному народу Богом. И уж что может быть почетнее для евреев, чем то, что весь мир поклоняется Христу, рожденному из еврейского народа! Но вот честно тебе признаюсь: мне кажется, что все, без исключения, падшие люди, пав, очень сильно ударились головой – и, утратив возможность видеть Бога, не очень вообще себе представляют характер Бога – а пытаются конструировать представления свои о том, каков Бог, из того же падшего, земного, подручного, пронизанного злом материала, из которого, увы, состоит весь зримый падший мир. И неудивительно, что воображаемые, вымышленные картинки «Бога» в Ветхом Завете получаются чудовищными и отталкивающими. Тут ничего оскорбительного для древних евреев нет – на фоне окружавших их мерзопакостных идолопоклонческих народов они достигли высочайшего на тот момент знания о Боге. Но я думаю, что ты и сам ведь прекрасно замечал: в самой же Торе, в Ветхом Завете полно прямых противоречий – и одно из самых ярких – ровно то, о котором ты сейчас упомянул: одни люди, как упертые, талдычат о кровавых жертвах, которых якобы надобно Богу – другие – пророки – кричмя кричат, что не нужны Богу никакие жертвоприношения и что жертвоприношения даже оскорбительны и противны Богу, что Богу нужно только чистое раскаявшееся сердце, добрые дела и прекращение злых поступков! И это не конфликт у вымышленного шизофреника «бога» в мозгах – а просто недопонимание людьми характера настоящего Бога. А то, что древние евреи в отношения с Богом умудрились втащить те же самые атрибуты, которые использовались окружающими народами для поклонения бесам – а именно жертвоприношения животных – это самая яркая иллюстрация этого кардинального, коренного недопонимания людьми характера Бога. Ну, да, допускаю, что Бог, в ситуации, когда надо было продемонстрировать слаборазвитым в духовном смысле людям свою силу, действительно снисходил к людскому мозговому падшему уродству – и воспламенял жертвенник, поставленный Ему – просто чтобы посрамить жертвенник, поставленный бесам. Бог вынужден с нами говорить немножко как с дебилами – чтобы мы хоть что-то поняли! Но это не значит, что из всех этих попущений и снисхождений к людскому уродству мы можем делать вывод о характере Бога: ага, значит, Бог, мол, кровожадный идиот, который любит нюхать сожженные трупы убитых животных. Это не так. Не надо переносить на Бога картинки общения соседних народов с бесами, в Ветхозаветные времена.
– А Исаак! – кричит Шломо. – Исаак! Какой вменяемый Бог будет призывать принести в жертву ребенка?! Авраам хотел зарезать Исаака! И еще считал, что это Бог ему велит убить ребенка! Всё это отвратительно! Всё это просто животные гадкие ритуалы людей. Никаким Богом это всё мотивировано быть не может. Всё это гадкие выдумки, чтобы оправдать свою собственную жестокость! – говорит Шломо.
Я говорю:
– Честно тебе сказать, Шломо: несмотря на все изысканные последующие теологические трактовки, я лично убеждена, что это не Бог говорил Аврааму убить собственного сына, а дьявол. Это было явное искушение. И именно так убивали своих детей соседние племена в жертву лже-богам, то есть бесам, сатане. Все последующие трактовки – я думаю, просто попытка как-то отыграть это сумасшествие и дьявольское наваждение, которое нашло на Авраама, – наваждение и искушение, от которого Божий Ангел Авраама удержал.