Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

Трегубова Елена

Я говорю:

– Никогда не пойму: ну почему надо уродливо строить дома – если можно строить красиво, а? Взгляни, как красиво на противоположном берегу – и как уродливо на этом! Ну вот посмотри – что за выводок однотипных бетонных ползучих уродцев – и Куин Элизабет Холл, и Национальный театр… И Роял Фестивал Холл твой любимый тоже… Сравни со сказкой башенок отеля Роял Хозгард, хотя бы, на том берегу! А здесь же на южном берегу какой-то прям заповедник советской эстетики… Зачем вот это?!

– Здания – брутализм! – довольно блещет эрудицией Шломо. – Мокрый бетон! Каждый лондонец тебе ответит, что ты ничего не понимаешь в архитектуре!

Навстречу прёт девица в нежно-розовой майке с огромным черным черепом с пустыми глазницами, нарисованным на груди, толкая впереди себя поезд двойной сидячей коляски: оба толстых ребенка маркированы тем же мертвым черепом, только повторенным многократно на синих шапочках. Передний увалень увлеченно играет черным бархатным большим пауком, стараясь отодрать ему ногу. Задний просто сидит в отрубе, как кукла.

– А я вот никогда не пойму… – горячится Шломо, – …это так, на случай если уж мы начали с тобой брюзжать сегодня на мир – то замечу: никогда не пойму, что за мерзкий культ смерти?! Это же повальная некрофилия какая-то с этими черепами на одежде! Я футболку в Милане зашел себе купить вчера в свой любимый бутик – так ни одной без этих

черепов не нашел! Какая-то некрофилия! Как она на детей символ смерти не боится надевать?!

Исчадья ярких граффити на бруталистском монстре Queen Elisabeth Hall проходим без комментариев: стук колес скейтбордов; раскаты вдоль бетонной скамьи, прыжки с края – опа, один скейтбордист, заскочив на архитектурный бетонный саркофаг непонятного назначения и пытаясь перевернуться в воздухе, падает, плашмя, спиной, на цементное покрытие; друзья его, раскатывающие бетонный саркофаг вслед за ним, по очереди с хохотом перепрыгивают на скейтборде через его тело, радуясь новой игре.

– Видишь, видишь – все как с ума сошли с этими черепами! – кричит мне, уже даже не приглушая голос Шломо – и тыкая рукой в девушку, с перламутровым, бисерным, гигантским, и довольно страшным, во весь фасад, черепом, вышитым на черной майке.

Живая крашенная в бронзу скульптура карликовой породы генералиссимуса на маленьком постаменте меж платанов вдруг начинает двигаться, шевыряться в псевдо-бронзовом кармане длинного военного френча, и наконец, вытаскивает из кармана маленькую бутылку минеральной воды – жадно пытается влить себе в рот жидкости – но, видимо, отваливается кусок краски от губы: генералиссимус хватается другой рукой за лицо, прикрывается, убирает бутылку обратно в карман, кряхтя, слезает с перевернутого помойного ведра, которым оказывается постамент, берет ведро в руку, и отходит к лавке, где, обреченно, не щадя уж грим, впивается в бутылку.

Вокруг вьется конкурент – одетый в балетную пачку мужчина на пуантах, раскрашенный под Чарли Чаплина, в гитлеровской фуражке, – но нижней, балетной частью тела отплясывающий маленьких лебедей.

Зрители, подивившись с минуту, проходят мимо, не платя ни тому, ни другому за зрелище ни фунта.

Щелкают фотоаппаратами японцы.

Шломо неожиданно говорит:

– А вот японцев я не очень люблю.

– За что же это? – говорю. – За вашу неприличную разницу в росте?

– За китов, – говорит Шломо. – Я, как ты понимаешь, далек, в практике, от вегетарианства – но убивать китов, как это делают японцы – это все равно, что убить ребенка. Я вообще тебе должен сказать, что если бы мне предложили выбор: убивать каждый раз самому, собственноручно, животное для еды – или стать вегетарианцем, как ты – я бы точно выбрал второе. Я вполне не прочь съесть кусок бекона, когда он уже мертвый – но убить поросенка для этого я бы был неспособен. Я бы лучше овощи тогда ел. Не знаю, конечно всё это немножко аморально, я с тобой согласен – каждый средний европеец, даже если перестанет есть мясо, может позволить себе сегодня питаться лучше, чем царь Соломон. Ни один здоровый психически человек не способен, конечно же, убить животное. Обо всем этом даже не хочется думать, это ужасно. Но как-то, знаешь ли, когда уже животное уже убито, и когда оно уже мертвое… И когда то, что я вижу на тарелке, уже мертвое – и не похоже… Я понимаю, понимаю, что это лицемерие с моей стороны, что я как-то просто умею отключать воображение. Но со временем… Я надеюсь… Я кстати никогда не пробовал соевые сосиски! – льстиво заглядывается мне в глаза Шломо. – Может быть, мы пойдем в какой-нибудь вегетарианский ресторан, а? Который сейчас час? Мы еще вполне успеем до невесты!

Я говорю:

– Видишь ли, Шломо, я отдаю себе отчет, что то, что в Царствии Божием не будут никого убивать и не будут есть мяса, и лев, по видению пророка Исайи, будет отдыхать рядом с ягненком, произойдет совсем не потому, что все люди на земле дозреют до веганства, а львы начнут жрать соевые сосиски – а потому, что Божий мир, очищенный от зла – будет совсем иным, совершенно иноприродным тому, что мы видим в падшем мире. Исайя говорит, что в грядущем Божьем мире лев будет щипать травку, как вол – значит Божий мир принципиально отличается от жестокой сатанинской блевоты, которую мы видим вокруг в мире падшем. Вегетарианцы на земле – это ведь просто гости из будущего. Вегетарианство, нежелание и невозможность убивать – это признак Царствия Божия. Я просто спешу его приближать – как, знаешь, иной раз торопишь весну, надевая чересчур легкие, не по погоде, одежды.

Вдруг, на мосту уже Вестминстерском, Шломо говорит:

– Мне нравится всё, что ты говоришь про Бога и про всё про это. Если уж любить Бога – то такого, каким ты Его описываешь. Я вообще – честно говоря – тебе очень завидую, шикца, – смеется Шломо, – что ты во всё это веришь! Искренне по-хорошему завидую! Но… Знаешь, я думаю, я давно бы был уже рехнувшимся религиозным фанатиком, как мой ортодоксальный папаша, если бы я себя всеми силами не удерживал от этого. Честно тебе говорю: я много раз за всю свою жизнь чувствовал в себе чудовищные к этому наклонности – и боялся, что его психическая болезнь передалась мне по наследству. Я боюсь об этом думать вообще – чтобы не сойти с ума, как сошел он. Я боюсь думать о той теме, на которой он свихнулся!

Набирает воздуху побольше, – глядит на меня опять со спорщицким азартом – и разражается:

– Но вот как я посмотрю, на практике-то историческое-то христианство поклоняется совсем другому Богу, чем ты! Где ж ваши евангельские христианские принципы на практике-то?!

– Давай меня сейчас еще инквизицией начни попрекать, – ору, – и насильственным обращением в христианство индейцев! Крайне остроумно с твоей стороны, Шломо!

– Зачем же индейцами – у меня есть гораздо более свежие примеры! – вопит задиристо Шломо.

– Не желаю я сейчас, – кричу, – даже думать ни о каких больше мерзавцах, Шломо! Даже и обсуждать здесь нечего: мало ли подлецов и одержимых людей за всю историю прикрывали разными благородными идеями свою жестокость, жадность, зависть, желание захватить чужое, поиздеваться над кем-нибудь или убить! Ну и что, что иногда эти мерзавцы называют себя христианами, иногда иудеями, иногда атеистами, иногда безмозглыми язычниками?! Суть-то от этого не меняется! Лучше они от этого не становятся! Разгадка заключается просто в том, что некоторые люди паталогически любят жестокость и насилие и услаждаются возможностью коверкать судьбы людей, повелевать людьми – и готовы оправдывать это свое извращение любыми красивыми словами! Ты можешь назвать эту черту дурным характером, чем угодно – я это называю сатанинской одержимостью в чистейшем виде! Все падшие люди – грешники. Но вот эта гнусная страсть к жестокости, к насилию и власти над другими людьми – это сатанизм в натуральнейшем виде. Многие прочие грехи – как бы человечны, и Бог готов их простить при условии покаяния, – но вот поклонение вооруженной силе, этатизм, поклонение государству, поклонение насилию, поклонение спецслужбам и вождям – вот это уже всегда за версту воняет антихристом,

который пробует на слабость людей в разных странах и эпохах – где бы воцариться, где бы подменить собой Бога, где бы соблазнить людей поклониться земному государству, его атрибутам и вождям – вместо Бога. Этатизм метафизически противоположен Богу и Богу противен. Те, кто называют себя «государственниками», сторонниками «жесткой руки», и упиваются насилием, культом силы, – по сути являются сатанистами, язычниками и идолопоклонниками, даже если номинально провозглашают себя принадлежащими к каким либо христианским конфессиям или другим религиям. Бог дал только две основные ценности, которые превыше всего: Бог и человек, человеческая жизнь, Божественное человеческое достоинство, как неприкосновенного существа, сотворенному по образу и подобию Божию, жизнь и душа которого бесконечно важны в глазах Божиих. «Возлюби Бога и возлюби каждого человека, как самого себя». Превыше этих двух ценностей ничего не может быть. Ничего тут Христос про «государство», заметь, не говорит. А когда из государства делают идол, поклоняются государству вместо Бога, и земным властям челом бьют вместо Бога, и приносят идолу государства в жертву человеческую жизнь, человеческие души и богоданную человеческую свободу выбора, когда заявляют, что государство важнее человека – то это откровенный сатанизм. Христос, если ты помнишь, отверг искушение сатаны, когда сатана соблазнял его властью, когда сатана предлагал Христу власть над всеми земными царствами, то есть предлагал Богу земную власть. Более того – Христос, если ты помнишь, даже специально выделил «земных правителей» в отдельную, почти как прокаженную, группу существ, поведению которых Христос просит христиан ни в коем случае не следовать! Христос же прямо и четко сказал Своим последователям: земные властители действуют и ведут себя вот так-то и так-то – а вы не будьте такими, между вами да не будет так. Искушение властью над земными царствами – это ведь действительно было одно из главных сатанинских искушений, которое Христос отверг! А вот, как ты выразился, «историческое» христианство, то есть возникшая властная надстройка, номинально называвшая себя христианской, в моменты сращения с властью секулярной, увы, в это искушение впадало. Я, на самом деле, иногда поражаюсь степени деградации людей: вот ранние христиане, в которых был жив Дух Христа, готовы были умереть – но ни в коем случае не принести жертву императору, не поклониться земному правителю – потому что только Бог достоин поклонения. А сегодняшние «государственники» не только целуют мелких царьков в зад, но и возвели это бесопоклончество в культ, и даже смеют называть это «христианством»! Лучше бы помолчали, чтоб не дискредитировать Христа. Или лучше бы перечитывали на ночь Евангелие каждый день: пусть попробуют найти хоть одно слово Христа, которое бы их оправдало, хоть один жест Христа, который бы был похож на их жест, хоть один поступок Христа, который может их извинить! Это же стыд и позор – все эти двойные стандарты: в частной, человеческой жизни, вроде бы, все, хотя бы формально, признают, что убивать – это преступление, врать – скверно, нападать на слабого – стыдно и гнусно, – а в «государственном» и «геополитическом» преломлении, «государственники» с какой-то стати провозглашают высочайшей доблестью как раз нападать на более слабого, врать, грабить, убивать и захватывать чужое – да еще и объявляют, что это христианство! Это же гнуснейшая сатанинская клевета! Их бог – перун, ваал, кто угодно – но не Христос. А все эти богомерзкие идеи завоевывания земель, расширения территорий! Когда на своих собственных территориях люди нищенствуют и бедствуют. Какие территории?! Все библейские пророки и все христианские святые твердили в один голос: праведность в нищете и тесноте гораздо лучше, чем роскошь и развращенность злых и хищных людей в материальном избытке; первое спасает душу, второе – ведет в ад. Можно спастись, живя в крошечном селении в крошечном бедном государстве, – и, наоборот, можно отправиться в ад, роскошествуя в миллиардных резиденциях на обширнейших территориях за счет нищенствующих обобранных и угнетенных граждан.

Я смотрю на Шлому: Шломо выглядит обезоруженным – и явно не может придумать, чем бы меня еще на эту тему поджужить.

Я говорю:

– Если всерьез разговаривать на эту тему, Шломо – чего делать сейчас я совершенно не хочу из-за невыспавшести…

– А когда же еще, если не сейчас?! – возмущается Шломо.

– …то придется, – говорю, – признать, что самыми несчастными и неблагополучными для христианства моментами во внешней истории, как ни парадоксально, были как раз те периоды, когда христианство номинально вроде бы было «у власти», сращивалось с секулярной властью, становилось богатым и загламуренным. Достаточно вспомнить, что, в момент якобы «процветания» христианства в Византийские времена, руководители церкви, коррумпированные с секулярной властью, – сделали с Иоанном Златоустом, – чтобы навсегда заткнуться тем, кто говорит, что богатая и близкая к власти церковь – это якобы хорошо. Удивительным ведь образом Христос все это предсказал – Христос прямо сказал: «Горе вам, когда все вокруг будут говорить о вас хорошо». Как всегда в кратком Христовом алгоритме заложена целая трагедия последующей внешней истории! И наоборот – Христос говорит, что блаженны, благословлены Богом те, кто изгнан за правду. В этом падшем мире, увы, благополучие и безбедное жирненькое существование – это мгновенный безошибочный индикатор неблагополучия в глазах Божиих. То есть, как ни парадоксально, в моменты гонений на христиан дух церкви был благополучней, чем в моменты богатства и сращивания с секулярной властью, которое всегда заканчивается для официозной церкви подменой Бога государством, чинопочитанием и подменой живой веры и Христовых заповедей ритуалами. И еще Христос говорит: горе любящим носить длинные одежды и восседать в молельных домах и домах собрания, горе тем, которые поедают дома вдов, то есть жируют за счёт бедных людей, и любят, чтобы все их звали «учитель, учитель». Увы, – говорю, – Шломо, несмотря на то, что Христос критиковал таким образом иудейских ветхозаветных священников, мы сегодня вынуждены относить эти Христовы слова и к коррумпированным секулярной властью христианским священникам, любящим быть при власти, любящим гламурный имидж, любящим власть над людьми, любящим почести и богатство. Если бы Христос пришел сегодня, я думаю, Христос точно так же резко и непримиримо критиковал бы эту часть «христианских» священников, как когда-то критиковал иудейских священников, фарисеев, книжников и законников. Думаю, Христос бы сказал: «Братки, чего это вы вырядились-то?! Я же вам говорил: имейте любовь между собой – и именно по этому знаку узнают все, что вы – Мои ученики. Я вам заповедовал только один опознавательный знак: любовь к Богу и любовь к ближним, как к самим себе. Я вам говорил, что по этому знаку вас узнают – а не по шикарным машинам, не по коррумпированной дружбе с властью и не роскошным часам на руке». Короче, Шломо, – говорю, – если ты хочешь знать, какими Христос хочет видеть Своих людей – перечитай Евангелие, услышь голос Христа, вспомни ранних христиан, в которых еще жив был Дух Христов, посмотри на святых – но не слушай, пожалуйста, зажравшихся коррумпированных мерзавцев, одержимых сатанинской гордыней и жестокостью.