Распутье
Шрифт:
Вспомнился Макар Булавин, который тоже жил один, но жил недолго. Потянуло к людям, а там Хомин, там всё раскрутилось. Добрым словом помянул старика, что научил молниеносной стрельбе. Винчестер еще за плечами, а стрелок уже знал, куда класть пулю, давно прицелился. Это умение много раз спасало Устина, как спасло и в этот заполошный день, после которого он оказался отверженным.
Макар же Сонин записал: «Вернулся Устин. Поссорился с Никитиным, в кого-то стрелял, знамо, есть убитые, походя убил трех бандитов. Бандиты – чёрт с ними, но вот своих… А потом, малой птахе ссориться с орлом негоже. Не простят. Сгинет и следов не оставит. Снова один против всего мира.
Из Владивостока дошли сведения, что у власти Меркулов. Мукомол стал правителем! Но, как видно, голова есть. Двинул войска на Сучан, Ольгу. Наши послали туда помощь, он же воспользовался, что наших мало осталось в Яковлевке и Анучино, бросил войска туда, загнал партизан в тайгу. Это на зиму-то?
Еще хуже дело обстоит на железной дороге. 30 ноября 1921 года белые объявили «крестовый поход» на Москву. Уже который по счету – я сбился. Захватили Хабаровск, но под Волочаевкой были остановлены.
Газеты гудят, что крестьяне на их стороне. Врут, как всегда. Вчера были с большевиками, а нынче против. Нет, мужик не таков, ежли вдолбил себе в голову, что большевики правы, то не скоро оттуда выбьешь. А потом, ежли бы они были на стороне белых, тогда зачем же было сжигать деревни и снова вешать крестьян?
Под Волочаевкой белые построили крепость, которую назвали вторым Верденом. Но ведь Верден-то у французов в эту войну так и простоял без пользы. Его немцы обошли. Могут и этот обойти.
Вчера приезжал нарочный от Шишканова, объявили мобилизацию шести возрастов. Попадаю и я туда. Но почему-то меня в списках призывников нет. Обошли или не поверили? Есть письмо Устину, в котором он зовет Устина к себе, мол, во всем виноват Никитин. Устин на это ответил: “А откуда мне знать, что снова не встречу Никитина? Призыв на кладбище, но я еще туда успею…” Наши парни, набралось с десяток, завтра уходят. Устин грустит, а Журавушка радуется, хотя и виду не подает. Теперь и он не один, ему тоже не прислали повестку о призыве.
Вчера хунхузня принесла мне кипу газет. Дела-а. Подал в отставку генерал Оой. Его место занял Тачибана, вешатель и убийца корейцев.
Хотел высадиться с японского парохода Семенов, чтобы помочь новым правителям, но ему отказали, даже пригрозили, если высадится, то тут же будет расстрелян. Еще один навсегда отверженный. Сколько их будет еще? Японцы успокоили его, обещают пост Главнокомандующего Сибири, как только войска вырвутся на оперативный простор Сибири. Нет уж! Теперь уж не вырвутся. Здесь вас и добьют.
Пишут наши газеты, что тяжелую войну ведут красные генералы, как Шевченок, Блюхер, Морозов и еще многие. Их шибко теснят японцы.
Теперь снова все спешат из-за границы к Меркулову, чтобы спасти от большевиков Россию. Но что сказать? Если все такие большевики, как Никитин, то, и верно, надо спасать. Но ведь я встречался с такими большевиками, как Суханов, Пшеницын, Губельман, Лазо. С одними здесь, с другими в Питере, с третьим в Забайкалье. Добрые и понимающие люди. Но вот эти же люди, да и те, что сидят в Сибревкоме, почему-то не пропустили наших военнопленных, что возвращаются домой. И эти бывшие узники немецких лагерей теперь с пеной у рта, со штыками наперевес рвутся на родину. Вот с их-то помощью и потеснены наши в сторону запада. Они и здесь злы, как черти. Будешь зол, когда на тебе мундир японский, ешь из японских рук – отвергла Россия. Это пример того зла и небрежности к людям, что произошел и с Устином Бережновым. Такого командира выбить из седла! А генерал Вержбицкий собрал под пятьдесят штыков, это бывшие семеновцы, каппелевцы, наши пленные. И они всё подъезжают и подплывают. Но мы не к ним, а от них.
Газеты шумно пишут о преступлении есаула Бочкарева. Меркулов направил его с несколькими пароходами завоевать Сахалин и Камчатку. Начал завоевывать, ограбил магазины и склады «Центросоюза», затем всех частных промышленников. Всю пушнину собрал на пароход. Проплыл мимо Владивостока, зашел в Шанхай, где продал пушнину и пароход и уехал в Индию отдыхать. Жарится под пальмами, а Меркулов шлёт ему проклятия. Первый в ответ благодарит за повышение в чин генерал-майора, второй бесится.
Все чаще раздаются голоса, что Япония нароком начала вторую гражданскую войну на Дальнем Востоке, чтобы еще больше ослабить этот край, сделать Японию до Байкала. Для этого нашли покладистых правителей в лице братьев Меркуловых и иже с ними. Другие отказались, а эти творят такое зло, что и описать трудно. Когда же конец?
Приходил Федор Силов, шибко сокрушался, что Устин попал в такую передрягу. Сами они воюют под Ольгой, как могут. Каппелевцы их жмут, держат в сопках. Андрей Андреевич Силов счас чуть ли не генерал. Взял всё на себя, потому как лучшие партизаны ушли в тайгу, а оттуда пробираются в Сучан, чтобы помочь своим. Тоже подтвердил, что люди стали везде свирепее. Каппелевцы вторично сожгли хутор Силовых. Грабят деревни, вешают подозрительных. А ведь, кажись, пришел мир. Тогда как же приходит мир? Значит, обманулись большевики в добрых намерениях бывших генералов? Да и были ли они? Сказывал о зверствах Тарабанова, что чинил в Сучане. Счас ранен, за него другие то же делают. Была бы дана потачка, убивать найдется кому.
Ну а то, что не взяли меня в армию, то я даже рад. Из меня сейчас вояка плохой, труслив стал, да и прошлое часто приходит в жутких снах. Это значит, что-то с душой неладно. Аминь…»
5
Весна 1922 года. Пришло известие, что разбиты наголову под Волочаевкой белые и японцы. Освобожден красными Хабаровск. Город Владивосток зажат партизанами в тиски. Солоно приходится белым и японцам в Сучане. Устина это как-то не тревожило. Хотя тревога за свое отвержение не покидала его. Но пока никто не трогал, не беспокоил. Давно грозился Кузнецов забежать в деревню и повесить Бережновых, всех, от мала до велика, да всех вверх ногами. Но пока только грозил. Прислал письмо Тарабанов с такой же угрозой, что выжжет всю деревню за смерть комиссара анархистов Коваля. Тоже пока было не страшно, тем более что на такую прогулку нужны были силы, много людей, потому что на тропах сторожили белых партизаны, которые тоже сюда еще не заглядывали, кроме Федора Силова. Деревня оторвана от мира, но деревня знает, чем живет мир. Этим занят Макар Сонин.
Май. Весна затопила сопки зеленью. Волнуется тайга под ветром. Приносит ветер душистый запах черемухи, что густо расцвела по забоке. Текут по небу белоснежные облака, тихие и мирные.
Воскресенье. Собрались мужики и бабы на полянке, лузгают семечки, перебрасываются словами. Устин рассказывает о боях с германцами, о дальних краях. Степан Бережнов спорит с Сониным о наступающей власти антихриста. Доказывает ему, что она кроме голода и разрухи ничего не принесет, что большевики немудры, потому как они сплошь безграмотны. Это давний спор, он уже давно надоел сельчанам.