Распутье
Шрифт:
– Зачем их в школе держать? Они не хотят ни учиться, ни вот на поле для себя же картошку собирать. Мы силой заставляем учиться, а чему-либо научиться можно только тогда, когда есть желание научиться. Получается большевизм какой-то: будьте умными или накажем и всё равно заставим...
– Так и выходит. А им бы вилы в руки да на ферму, и больше ничего в жизни не надо...
– Но у нас же есть свой устав школы. Разве нельзя внести пункт о том, что второгодников не будет? Кто не справился с программой - вон из школы.
– Нельзя. Нас всех за нарушение всеобуча с работы выгонят. .. Да просто не
67
– Так что, Виктор Степанович, получается, учёба по боку, а школе - функции спецприёмника для тех, кто ещё не украл, но может? Что ж мы - структура МВД?
– Вот так и получается... С одной стороны говорят: лишь бы у нас все хотя бы на уроках присутствовали. Хоть до обеда, и то ладно. Да ещё покормите, кружками какими-нибудь развлечите . А с другой стороны за успеваемость требуют без всяких скидок...
– ... Вот так...
– продолжил директор, помолчав.
– Да ты не расстраивайся, Константин Александрович. Могу утешить: мы, система образования, никогда не работали в нормальных условиях... И раньше власть вмешивалась в наши дела. Через партийную систему. И теперь...
– Они всё равно воруют, эти Нишаниновы...
– Воруют... А какие у нас меры воздействия? Поругать только... Дома шаром покати, а по телевизору, в рекламах, им такой рай показывают... Таким не до Пушкина с Тургеневым...
– Вы говорили, что их родители не работают...
– Да, несколько раз по тридцать третьей выгоняли... Неделями пьют... Украл - пропил, украл - пропил....
– Я классный журнал заполнял, так столько неработающих родителей... Про матерей писал "домохозяйка", а мужикам - не знаю, оставлял пустое место...
Последние слова Костя сказал уже без расчёта на ответ и поднялся, чтобы идти к классу.
– А кто сам ушёл из совхоза - отлично живёт. То же мои соседи, Проценко. Мясом, картошкой, она - молочным торгуют... Там в доме всё... Не хуже, чем у заграничных миллионеров...
Костя позвал своих мальчишек, послал занимать рядок с подкопанной картошкой, потом, пройдя метров пятьдесят, нашёл девочек. Теперь они, по-детски быстро забыв о своём маленьком горе, весело и наперебой принялись рассказывать своему классному о Шарикове из восьмого класса, который убеждал их, что они рабы, трудятся на директора совхоза Богданова, а тот всю картошку продаст и скроется за границу.
68
– А сам выпросил помидор и убежал в кусты!
– кричала Казина.
Шариков учился "по справке" и имел такие характерные мимику, жесты и манеру говорить, что дети с удовольствием его кривляли. Костя попросил не трогать странного человека, услышал в ответ "нафиг он нам нужен, сам пришёл" и показал рядок, где уже собирали картошку Дима, Саша и Сергей. Девчонки бросились бежать, выкрикивая на ходу: "Я крупную собираю! Мы с Олей мелкую!.." Продолжала идти рядом только Аня Савельева. Она деловито несла
– Константин Александрович, а на кого похоже вон то облако?
Костя посмотрел на горизонт, где встретились осевое поле и бледно-голубое небо, упираясь снизу и сверху в лесопосадку.
– Ну-у, наверное, на крокодила... Или на какое-то чудовище... Толстые ноги... Вот только хвост...
– Нет, на богатырского коня, как в сказках рисуют.
– Коня?.. С такой шеей?..
– Богатырского коня. Смотрите, передние ноги слились, а задние вытянулись. Нос такой толстенький, и немножко гривы. Видите?
– Если это грива, то да, вижу. Ноги - похоже, что вместе.
– Он же скачет. Богатырский конь.
Они прошли шагов двадцать с задранными вверх лицами, и Костя запоздало удивился:
– А что же он без всадника?..
... Работа в этот день так и не вошла в нормальное русло, и картофеля убрали мало. Трактор то и дело останавливался; каждый класс доказывал директору, что убрал "уже целых пять рядков" и предлагал наказать остальных дополнительной нормой. Потом доставили завтрак из школьной столовой, а перекусив, все уселись ждать, когда привезут воду. Кто-то разжёг костёр и начал печь картошку, кто-то потихоньку ушёл домой ил просто бродил по окрестным кустам. Зато когда приехал автобус, к нему со всех сторон ринулись целые толпы школьников. "Беларусь" с картофелекопалкой уже уехал, но остались два подкопанных рядка. Одни дети набились в
69
автобус, другие занимали очередь на следующий рейс, приехавшие на велосипедах и японских "мокиках", уже отправились в обратный путь.
Виктор Степанович сходил к автобусу и предложил быстренько убрать всем вместе оставшуюся картошку. Инициатива осталась без последствий. Не возямела действия и угроза, что автобус никуда не тронется, пока поле не будет убрано. Устав от истошных криков о том, что "наш класс сделал больше всех", а такой-то класс "вообще ничего не сделал", что "мы устали", "ноги отваливаются" и т.п., директор подобрал брошенное кем-то ведро и начал собирать картошку. Учителя последовали его примеру, только Новикова раздражённо заявила: "Чего бы это мои пятиклассники больше взрослых работали?" и осталась в автобусе. В свою очередь Света Казина сослалась на 5 "А", занявший места вокруг своей классной руководительницы. За Костей пошли лишь трое.
Так они и работали: учителя и с ними человек семь учеников, в основном учительских же детей. А школа сидела в автобусе и около него и нетерпеливо ждала конца энтузиазного порыва, чтобы ехать домой. "Да, это не мы со своим пионерско-комсомольским детством, - с иронией размышлял Костя, таская вёдра к тракторной тележке.
– И осуждать их как-то не поворачивается язык. Убираем-то, в принципе, совхозу, а не себе: в нашу столовую пойдёт только пятая часть. Детям не объяснишь, что совхоз даёт школе машину съездить за стройматериалами в город , зимой - за углём для котельной, автобус - свозить команду на соревнования, трактор - вспахать школьный участок..." Очевидно, те же мысли блуждали в головах Костиных коллег, потому что все тотчас же и охотно согласились с Максимом Петровичем, когда он сказал: "Больше в России дураков нет. Новое поколение за спасибо работать не будет..."