Распутье
Шрифт:
– Семь... Нет, шесть.
– ... Да-а, дела...
Костя почувствовал, что на него накатывается то состояние, которое он не любил больше всего: что-то среднее между бессилием, разочарованием и скептицизмом, презрением к жизни.
– Что ж с тобой делать?.. Слушай, но сестра-то большая. Могла бы полдня и без тебя посидеть дома с братиком.
– Да мне не в чём в школу идти. Обутки нету... Мамка в городе купит...
– А в чём же ходил до этого?
– Да порвались... Выбросил...
– Ну, вы даёте...стране угля... Покажи мне точнее, где тётка живёт.
– Да её нет дома... Она вечером будет... завтра уже мамка вернётся. Я приду в школу, Константин Александрович...
– Точно придёшь?
–
– Сам-то готовить умеешь7
– Чё?
– Варить умеешь?
– Умею.
– А продукты есть? Да не мусоль ты волосы!
– Есть всё: и мясо, и крупа. Малая картошку умеет чистить...
– И не страшно вам?
Да что страшно? Телевизор вечером смотрим, когда погуляем...
85
– Ну, ладно, Сергей. Если тебя послезавтра не будет в школе, я опять к вам.
– Я буду.
– И передай маме, чтоб она тоже зашла в школу. Обязательно. Передашь?
– Ага.
– Обязательно пусть придёт.
– Передам...
Костя снова перепрыгнул через маленький ров с водой под калиткой и медленно пошёл по улице. Свербила мысль о том, что, может быть, что-то он сделал не так, не нужно было просто уходить, надеясь, что за два дня всё утрясётся. Но если не уходить, то что сделать? Дома, точнее, в гостинице, ждут не написанные ещё планы уроков, пачка тетрадей с самостоятельной работой десятого класса, на проверку которой понадобится не меньше часа. Эти Трусенко вроде не голодают: в собачьей чашке возле крыльца вермишелевый суп. Опять же помощь родной тётки... Бог его знает, как тут поступить. Надо завтра обязательно посоветоваться с директором.
Костя прошёл по переулку на другую улицу и остановился у калитки небольшого старого дома, где жил другой его ученик Ященко Игорь. Собак не было видно, и Костя вошёл во двор. Он знал, что дом этот маме Игоря совхоз дал недавно, и сейчас легко различил признаки старых и новых хозяев. У окна, между двумя сиренями, стояла оригинально сделанная беседка; на сирени висели какие-то тряпки и облезлый половик, а в беседке валялись бутылки. Вдоль дорожки от калитки к дому тянулась клумба, выложенная побеленными кирпичами, но часть кирпичей выворотили и употребили на импровизированный очаг, на котором, очевидно, что-то варили или запаривали для домашнего скота. Посреди двора стоял телёнок и дёргал с телеги пучки соломы: дверь в кошару забыли закрыть.
"Смена власти произошла быстро и решительно. Черты новой экономической фармации проросли сквозь старую", - пошутил про себя Костя и постучался. В перерыве между стуком от постарался собрать всё своё спокойствие и выдержку: с такой женщиной, как мама Игоря, на мирный разговор надеяться не приходилось. Однако и просто ругаться было не в его планах. У мальчишки совершенно не ладилось с учёбой, хотя уроков он не пропускал. Все учителя жаловались Косте, как классному
86
руководителю, на постоянное невыполнение Игорем домашних заданий и отказ от дополнительных занятий. Поэтому предполагалось сначала похвалить маму мальчика за то, что её сын перестал быть прогульщиком, а потом осторожно выяснить, созданы ли дома условия для приготовления уроков.
После пятого стука дверь сама по себе отворилась от ударов по ней, и Костя решился войти. Раз не заперто, значит, внутри кто-то должен быть.
– Есть кто дома?
– громко спросил он с порога.
Ответа не последовало, но откуда-то из глубины помещения донеслось нечто похожее на храп. Костя, на разуваясь (носки б не отстирал), заглянул на всякий случай в кухню: никого. На грязной газовой плите стояли две сковородки одна в другой, на столе без скатерти или клеёнки - большая кастрюля и грязная посуда. Всё остальное, что бывает в местах, где готовят пищу, находилось в относительном порядке, только у печки валялась зола, выпавшая из открытой
В комнатах теперь уже явственно захрапели, и Костя почти крикнул: "Есть кто дома?!" Ему вновь не ответили, и, немного постояв в нерешительности, учитель рискнул пройти дальше. Не хотелось, чтобы и второй сегодняшний визит закончился неудачей: слишком уж много претензий накопилось у него и к родителям Сергея Трусенко, и к родителям Игоря.
Костя прошёл в первую комнату. Там стояли железная кровать и телевизор, на полу валялись тряпки, но людей не было. В третий раз услышав храп, он заглянул в другую комнату. На одной кровати - кроме неё в комнате стоял только шифоньер - расположилось два с половиной человека. Мать Игоря, растрёпанная, с красной распухшей мордой, лежала у стены и наполовину замоталась в полусорванное со стены, вылинявшее от времени покрывало. С краю на кровати спал какой-то коротенький мужичонка. Лица его не было видно, он закрыл его двумя грязными кулачками, как будто играл в прятки, и только обросший рыжими волосами подбородок виднелся меж локтей. Вторая женщина лежала на кровати лишь наполовину, вся нижняя часть её тела съехала на пол, одежда сбилась, открыв грязное бельё, а голова с грязными , всклоченными волосами поместилась между кирзовыми сапогами мужичонки, забывшего разуться. Все трое посапывали или храпели: женщины мягче и тише, мужик - с длительными перерывами, но резко и
87
отрывисто, как бы опасаясь ответственности. В комнате почему-то горел свет и словно усиливал вонь перегара и грязи, которая била по обонянию. Костя почти что на цыпочках повернул обратно. Он не только не подумал разбудить пьяную родительницу, но испугался, как бы та не проснулась сама: объясняться в таком смраде стало бы настоящей пыткой.
... Переполняемый впечатлениями от всего увиденного, шёл Костя по улице. На душе было гадко, но, когда чувства немного остыли, он стал думать о том, как мало можно потребовать в школе от детей, которые живут в подобной обстановке. Хорошо ещё, если в такой дом ребёнок придёт ночевать. О приготовлении домашнего задания просто нечего и говорить. От коллег Костя слышал, что мать Игоря пьёт постоянно и довольно часто меняет "пап" своему сыну. "Бедные дети, бедные дети... Вырасти в таком болоте и сохранить нормальную психику... Ребёнку это не по силам... Дом не дом, мать не мать, жизнь - собачья. Убивать этих уродов надо... Вернуться, поднять этих сволочей пинками да погонять вокруг дома, пока придут в чувство..."
От таких мыслей на Костю словно во второй раз пахнуло всем тем, что увидел и ощутил он в жилище Ященко: грязь и неуютность, беспорядок и бедность, резкий запах и тусклый свет сквозь закопчённые окна... "Господи, Господи, и это русские? Великая нация?.. Сколько таких выродков по всей стране?.. Миллионы... Зато рожают в таких семьях куда больше, чем в нормальных. Плодят и плодят идиотов и дебилов, озлобленных и невежественных. Запретить бы им вообще иметь детей. Прошла специальный тест - рожай, не прошла - не надо нам твоего потомства, будущих воров да люмпенов... Спроси у такой, где её ребёнок - ни за что не скажет. Да ей и всё равно. Встанет и будет искать, где б похмелиться. Из совхоза уже два раза по тридцать третьей выгоняли и снова выгонят. Ещё и деньги, что на ребёнка дают, наверняка, пропивает..."
Со всем этим эмоциональным багажом подошёл Костя к дому Зубцовых. Крепкий, высокий забор укрывал двор, образуемый домом, большой летней кухней и выбеленными или даже покрашенными хозяйственными постройками. Через калитку было видно, что середину двора украшают четыре клумбы, сделанные из старых автомобильных покрышек. Многого Костя не успел рассмотреть: здоровенная овчарка, хрипло залаявшая, бросилась на калитку и только из-за цепи не перемахнула её. Через минуту по усилившемуся ожесточению пса Костя понял, что кто-то вышел, и