Распутье

Шевченко Андрей Иванович

Глядя на далёкий Синий хребет и поёживаясь от утренней свежести, Костя облекал свою теорию в рамки закона. Был бы он крупным государственным чиновником, сразу же прекратил бы благотворительность по отношению к пьяницам. Лишили родительских прав, забрали ребёнка в спецучреждение - работай и отдавай половину зарплаты на содержание. А не так, чтобы сбросил с себя обузу, и всё: "свобода, водка рекой", "я родил, а государство пусть растит".

... Толик начал рассказывать о смерти две недели своей двоюродной племянницы, умершей от какой-то дурацкой опухоли, и Костя, не желая расстраиваться и думать о чём-нибудь печальном, отошёл от компании Володиных родственников

и друзей. В коридоре церкви разговаривало несколько стариков, жестикулируя перегнутыми пополам кепками. Сидели и женщины. Проходя внутрь, Костя услышал обрывок фразы: "...да они грызутся, как Ельцин с Хасбулатовым". Это его позабавило, и он вошёл в церковь с улыбкой на губах. Служба, явно, заканчивалась, священника не было видно, и народ, кроме стоящих впереди, ходил от иконы к иконе и просто так. Костя осторожно протиснулся влево и встал у самой стены. Невысокая женщина в тёмном цветном платке недовольно оглянулась на него, и в Костиных глазах отразились её нездорово пухлые щёки и резкий взгляд коричневых глаз.

Так как впереди ничего интересного не было, парень стал разглядывать группу икон, рассказывавших о въезде Христа в Иерусалим, предательстве его Иудой, распятии и воскресении. Его привлекло небо на одной из картин: оно занимало большую часть полотна и имело такой пронзительный оттенок голубого, что завораживало взгляд. Костя рассматривал церковь, людей и

74

возвращался глазами к волшебной краске неба над Божьим сыном.

Женщина впереди то и дело оборачивалась и что-то громко шептала. Наконец, Костя разобрал её слова: "...стоит...не крестится...свечку не поставит...стоит..." Мелькнули чувство стыда и желание пойти к свечной лавке, но тут же прошли, уступив место раздражению. "Может, я и стану верующим, но на входе не написано, что я обязан креститься и так далее. И правильно. Человек сам должен совершить свой путь к Богу, не по обязанности... Если я сейчас не готов соблюдать все ритуалы, зачем буду кривляться? Это ханжество... И очень хорошо, что в православную церковь можно зайти просто так, постоять, поразмышлять о жизни, и никто тебя не выгонит..." По толпе двинулся старик с блюдом. Женщина впереди вновь оглянулась и прошипела: "Ишь ты, стоит и денег не ложит". Костя не выдержал и, бросив на поднос горсть монет, вышел вон из церкви.

Знала бы истовая верующая, какие ей проклятия мысленно послал изгнанный ею из храма Божия парень. Наверное, провалилась бы сквозь землю, не выдержав тяжести обвинений. "Идиотка, выжившая из ума. Взяла Бога себе в подчинение. В Евангелии написано: хочешь пообщаться с Богом, уединись, закрой все двери. Самого себя ведь не обманешь. А этой дуре подавай внешние проявления. Чисто по-большевистски присвоила себе право решать, кто верит, кто не верит. Церковный полицейский. Да может, я больше верю, чем она. Не нам это решать..."

Костя подошёл к "своим", которые теперь сидели, открыв дверцы в стареньких володиных "Жигулях", подаренных ему родителями жены. Ирина познакомила будущего крёстного отца с запоздавшей кандидаткой в крёстные матери Анжеликой. Это была довольно симпатичная девушка лет двадцати, с претензией на экстравагантность, которая даже необходимый для церкви платок заранее кокетливо накрутила на голову. Она заняла на некоторое время Костино внимание, но только до того момента, когда попросила у Толика закурить. Зато маленький Артур оставил свою беготню вокруг машин, забрался дяде Косте на шею и предложил целый набор игр, каждая из которых превращала всё окружающее в декорации, а Костю - в реальное или волшебное транспортное средство.

–

Ну, что там интересного, в церкви?
– спросил Володя.
– Честно гоыоря, я побаиваюсь туда идти.

– Да старушенция одна прицепилась: крестись, молись, я и рванул... Если и

75

попы начнут принуждать, церковь так и останется домом престарелых...

– Да кому она нужна!
– вмешалась Анжелика, разворачивая жевательную резинку.
– Просто мода пошла, вот все и крестятся. Кстати, Ириша, сначала меня крестите, потом я вашего выродка. Я у своих стариков выяснила: я ещё язычница.

– Вот это номер!
– Ирина даже побледнела, расстроившись.

– Обойдётесь одним Константином, - предложил Толик.
– Крёстный может быть один.

Косте стало жаль супругу приятеля, и он попытался её развеселить: дёрнул Анжелику за рукав плаща и предложил:

– Есть недорого деревянные идолы Перуна. Поставишь на балконе и будешь общаться.

... Часа через полтора вся компания с добавлением родителей Иры рассаживалась к праздничному обеду, и здесь всю инициативу разговора захватил себе дедушка новообращённого раба Божия.

– ... Нет, мать, ты не права!
– громко возражал он на какие-то походя брошенные слова жены.
– Вот в этих американских фильмах посмотришь, как они праздники отмечают: слоняются из угла в угол, а захотел перекусить там, наложил себе от общего стола и стоишь с тарелкой, давишься. Разве это дело?.. Вот вы мне скажите, молодёжь, разве это правильно?

– Кушать стоя - это не по-русски, - ответил от имени молодёжи Толик.

– А я что говорю! Конечно, не по-русски. Слышишь, мать?!. Во, сваха, слышала, что молодёжь говорит: не по-русски это! А ты мне свата не привела!

– Да на дежурстве ж он...

– Плевать! Сегодня у внука такая дата, крестины, можно сказать, а сват сидит там! Как будто в той армии ещё что-то можно украсть!..

Вошла с очередной тарелкой Ирина и решила урезонить разговорившегося отца, успевшего "с морозу" опрокинуть рюмку.

– А тебе надо чисто по-русски: нажраться до писка и свалиться в

76

ближайшую канаву?

– Это по-русски, - поддержала Анжелика.

– По-русски.

– Ну-у, девчата, я вас не понимаю! Ты скажи, дочка, я вас с матерью когда-нибудь гонял?! А?! Буянил дома?! Куда пошла?!. Вот, мать, скажи: я когда-нибудь выступал выпивший или нет?!. Ты скажи им!.. Выпивать выпивал с мужиками после работы! А как же! Разве это грех?! Ежели у родных праздник какой, свежина, к примеру там!..

– Или седьмое ноября, - подсказал Толик.

– Или седьмое ноября. Опять же дома винца самодельного...

– А может, и чего покрепче...

– Не-э, я не гоню. Ежели надо, то к тёще обращусь, она у меня специалист.

– Ты к бабушке только и ездишь, чтоб нанюхаться, - заметила Ирина.

Она закончила сервировку и вместе с виновником торжества Артуром усилила молодую часть компании в лице мужа, нового кума Кости, Толика и приятеля Володи по работе Коляна с его некрещеной супругой Анжеликой.

– Мама, садитесь, картошку позже подадим.

– Ты мне, дочка, в горло не заглядывай. Я у твоей бабушки баню построил? Построил. А ежели и выпью когда...

– Вот и разливай, Трофимыч, на своей половине, ежели рука ещё твёрдая.

– А она у меня всегда твёрдая. У меня всё твёрдое. Мать, садись, хватит тут закуски. Було бы сало...

– Да горилка...

– Кто скажет тост?
– спросила Ирина, постучав по столу вилкой в Артуровой руке.

– Может крёстный?
– предложил Володя.