Распутин-1917
Шрифт:
— Послушайте, уважаемый! Постойте! Простите! Можно вас на минуточку? — голосили немцы, пробегая мимо дверей.
“Всё хорошо. Всё идёт по плану,” — прошептала Анна, унимая дрожь в коленках, толкая двери и вытаскивая коляску с мирно посапывающим банкиром, загримированным под дородную матрону.
Чувствуя, как прожигает спину взгляд штурмовика, сопровождающий удаляющуюся коляску, Ревельская, пересиливая горячее желание припустить со всех ног, пошла нарочито медленно, прогулочным шагом, стараясь всем своим видом излучать беспечность и скуку подростка, вынужденного проводить время с больной, старой родственницей. “Смотрит, не отворачивается,” — констатировала она, притворно нагнувшись, чтобы завязать шнурок на ботинке, и похолодела. Немец, уставившись на
Распутин вышел из парадного, насмешливо посмотрел на толпу штурмовиков, лицами похожую на гопоту девяностых, а одеждой — на клуб джентльменов, глянул на вечно затянутое тучами небо, поднял воротник и быстрым шагом пошёл прочь от этой кучки. Казалось, он испугался. Топот и шумное дыхание сзади подтвердили правильность манёвра — сработал стадный охотничий инстинкт, и дежурная смена соглядатаев увязалась за ним.
— Эй, стой! Стой, кому говорят, — ударил в спину прокуренный голос.
Распутин усмехнулся, прибавил шаг, а потом резко нырнул в подворотню и сразу же припустил со всех ног, слыша сзади тяжёлый топот и гневные выкрики. “Их всего трое. Плохо. Надо бы побольше на себя оттянуть, иначе Аня не прорвется. Стоять! Потанцуем, господа!…”
Первого, самого шустрого, он сбил с ног дворовой подсечкой, притаившись за выступом. Следующий за ним, увидев противника прямо перед носом, резко перешёл в режим торможения, старательно выдёргивая пистолет из кармана пальто. Завершить эту операцию ему удалось только при активном содействии Григория. На запястье штурмовика легла правая рука Распутина, на плечо — левая, а тело, влекомое инерцией, усиленной рычагом противника, перешло в свободный полёт, закончившийся в ближайшей стенке. Пальцы солдата сами собой разжались, а вынутый “ствол” перешёл в разряд трофеев. Третий штурмовик добежал до подворотни уже вооруженным. Распутин еле успел отпрыгнуть обратно за колонну, как в разные стороны полетела штукатурка, грязные ошмётки, и только потом по ушам резануло характерное гавканье Pistole 08 Георга Люгера.
— Ну вы посмотрите, какой обидчивый! — возмутился Григорий, передёгивая затвор трофейного парабеллума.
Штурмовик, держа прицел на уровне груди, двигаясь мягким приставным шагом, сместился к противоположной стенке, открывая себе максимальный угол обстрела. Ещё шаг, и укрытие превратится в угол для наказания непослушных. Схватив за шиворот солдата, оглушённого после торможения о стену, Григорий с силой вытолкнул его на открытое пространство, а сам, присев, откинулся спиной на землю, выставив перед собой оружие.
Штурмовик правильно отреагировал на вылетевшее из укрытия тело и успел надавить на спусковой крючок, проделав в своём коллеге неплановую дырку. Следом откуда-то из под ног дважды сверкнуло пламя выстрела и дуэль закончилась с разгромным счётом 3:0 в пользу пришельца из ХХI века.
Перевернувшись на живот, Распутин успел сделать контрольный “звонок” в затылок первому, самому шустрому преследователю, неудачно затормозившему о брусчатку, пока тот, отчаянно скуля, крутился на земле, держась за колено. Григорий встал, опираясь о стену и боясь глубоко дышать, чтобы не бередить рану, подобрал еще один трофей, проверил патрон в патроннике. “А теперь, ребятки, показательный урок стрельбы по-македонски!”
Два парабеллума, бьющих одновременно, развивают совокупную скорострельность восемь выстрелов в секунду, больше, чем пулемёт Мадсена. Это неприятное открытие сделала вторая группа, прибежавшая поддержать палящих в кого-то коллег и ворвавшаяся в подворотню без предварительной разведки. Рой свинцовых девятимиллимитровых ос, пребольно нажалив штурмовиков, заставил откатиться обратно за угол и организовать атаку по всем правилам, с должным уважением к противнику. Но было уже поздно. В подворотне, заканчивающейся развилкой, лежало три бездыханных тела агентов германской группы, куча стреляных гильз и личное оружие. Выглядело всё так, словно трое несчастных перестреляли друг друга. Во всяком случае, именно такой версии — к гадалке не ходи — будет придерживаться полиция Швеции, далёкая от шпионских игрищ воюющих сторон.
Благодаря учителям и собственному опыту работы в городах, Распутин, заранее изучив улицы и закоулки вокруг квартиры Суменсон, быстрым шагом передвигался по задним дворам шведской столицы. Перед последним поворотом, выводящим его на центральный проспект, остановился, перевёл дух, скинул доху, под которой оказалось тёмное пальто, снял парик, накладную бороду, вместо меховой шапки натянул на голову скуфейку и в новом облике, не спеша, двинулся в обратном направлении. Требовалось убедиться, что с Анной и банкиром всё в порядке. На ходу опустил руку в карман, пошарил и выругался. Вернулся обратно, проинспектировал внимательно все кармашки и складки, запрокинул голову и тихо зарычал от злости. “Раззява, пять нарядов вне очереди!” На ладонь под перчатку уютно закатилась свинчатка, левая рука обхватила рукоять самодельного личного оружия. “Ничего. Сам накосячил, сам и исправлю,” — прошептал Распутин, ложась на обратный курс.
— Пятеро, — вздохнул Кейтель, оценив безрадостную картину в подворотне. — Итого, за пять дней — минус десять специально подготовленных солдат Рейха в мирной, нейтральной Швеции. Нам в штабе не простят такие потери.
— Зато теперь мы точно знаем, что нет никакого эскадрона казаков, — возразил Дёниц. — Он был один. Меня всё больше волнует, кто же этот сверхчеловек? Каким образом…
— Кажется, я опять опоздал, — перебил лейтенанта властный, звенящий голос, и в проёме подворотни появился невысокий, ладный мужчина в таком же кожаном плаще, как у моряка. — Простите, господа, спешу представиться — полковник Николаи. Записка, любезно переданная вами в посольство, предназначалась мне. Всего два часа назад прибыл в Стокгольм и вижу, как много я пропустил.
— Вы знаете, кто это был? — Кейтель встал, заложив руки за спину, и посмотрел на Николаи настолько независимо, насколько позволяла разница в чинах и возрасте.
— Разумеется, — лицо разведчика напоминало бетонную чушку с укрепрайона, такую же серую и бесстрастную.
— Но почему тогда вы нас не предупредили? — почти вскричал Дёниц.
— А как вы сами думаете, господа? — каменное лицо Николаи тронула неприветливая улыбка. — Я узнал о вашем существовании всего сутки назад. Некоторые умники Генштаба решили сыграть в свою игру, отодвинуть разведку в сторону, организовать параллельные оперативные органы, а создали только дополнительную головную боль мне и себе. Это я хочу спросить, почему вы, боевые офицеры, пошли на поводу диванных диверсантов? Почему не удосужились связаться любым способом со мной или моими людьми? Решили сами поиграть? Ну и как, удовлетворены результатом?
— Господин полковник! — Кейтель сделал шаг вбок, оказавшись наполовину скрытым за Дёницем, — вы несправедливы к отдавшим приказ и к нам. Смею вас уверить, что не было и нет преуменьшения значимости вашего управления, но есть подозрения об одном или нескольких предателях в ваших рядах. Поэтому мы получили специальную инструкцию к действию на тот случай, если наша работа…, наши дороги как-то пересекутся…
Сухой щелчок, словно звук плётки, прервал монолог Кейтеля, и он начал медленно опускаться, словно ввинчиваясь в брусчатку, покорно и безвольно ложась на землю, демонстрируя внезапно появившийся на виске кровоподтек и выпростав руки, в одной из которых был зажат маленький, почти игрушечный маузер М1910.