Распутин-1917
Шрифт:
— А войсковой операции в любом случае не получится. Вся группа рассеяна по Швеции — следят за русской разведкой и выявляют связанных с ней лиц.
— Берём всех, кто остался, и едем…
Через час Распутин вернулся в комнату, превращённую в место заточения банкира. Ашберг вяло ковырял ножницами восковой цилиндр фонографа.
— Ужас, Улоф! Какой кошмар! — Распутин постарался вложить в свой голос максимум сарказма, — у меня такое впечатление, что вы — прямой потомок луддитов. Всё время стараетесь сломать какой-нибудь механизм или продукт, произведенный ими. Уверяю — напрасный труд! На этом валике — две минуты откровений товарища Ганецкого, а всего их у меня почти
— Вы слишком самонадеянны, мистер Х, — закричал Ашберг, со злостью отбрасывая в сторону испорченный валик, — вы даже не представляете, с кем связались, какие силы за мной стоят, и что они с вами могут сделать!
— Really? — насмешливо на английском ответил Распутин, в один прыжок оказавшись перед банкиром, схватил его за грудки и встряхнул так, что с рубашки финансиста на пол горохом посыпались пуговицы, слабо звякнули о паркет выпавшие из рук ножницы, а голова мотнулась из стороны в стороны, как у тряпичной куклы.
— Слушай, ты, мразь! — прошипел он, вплотную приблизив лицо с прищуренными глазами и плотно сжатыми зубами, — ты жив только потому, что можешь быть мне полезен. Но если, ты, гнида, попробуешь крутить хвостом, пытаться угрожать и даже просто смотреть на меня недостаточно преданно, я стремительно разочаруюсь в твоей договороспособности, и с этой минуты моя личная заинтересованность в продолжении твоего токсичного существования станет нулевой…
Тело Ашберга врезалось в матрас, отрикошетировало и подпрыгнуло вместе с одеялом и подушкой. На “доктора” посмотрели расширенные от ужаса глаза с черными, увеличенными зрачками.
— Предлагаю сделку, — уже спокойно и деловито продолжил Распутин, устраиваясь в кресле, — я подробно рассказываю, кто стоит за вами, скрупулёзно перечисляю их возможности. Если вы убедитесь в том, что я прекрасно отдаю себе отчёт, с кем воюю, то удовлетворите моё любопытство… Забегая вперед, вынужден предупредить — у вас нет ни единого шанса не сделать этого. Весь вопрос в цене, которую вы заплатите за своё упрямство.
Не дожидаясь ответа банкира, Распутин подтянул к себе стоящий у кресла портфель, достал кожаную папку и, откашлявшись, начал излагать заунывным тоном университетского лектора.
— За вами, Улоф Ашберг, стоит влиятельнейшая группа финансовых и промышленных англосаксонских магнатов. Их штаб-квартира занимает деловой центр в 35-этажном небоскрёбе в Нью-Йорке по адресу Бродвей 120, в силу чего эту группу уже условно назвали «Бродвейским сообществом». Этот «Клуб банкиров» объединяет таких китов финансово-промышленного мира Америки, как Джон Пирпонт Морган, Джейкоб Шифф, Кун, Лёб, Крейни и так далее — весь список не зачитываю — потом сможете ознакомиться. В том же здании находятся кабинеты директоров Федеральной резервной системы США, руководителем которой является банкир Пол Варбург, родной брат финансового советника Вильгельма II и родственник Джейкоба Шиффа, а также офис очень интересной компании «Америкэн Интернешнл Корпорейшн». Её сфера деятельность туманна, как Альбион, но бюджет составляет $50 миллионов, а в учредителях — все те же крупнейшие банки J.P. Morgan & Co., Kuhn, Loeb & Co., National City Bank.(*) Боссом проекта, его неутомимым мотором и главным локомотивом поезда под названием “Развал России”, является главный русофоб всей Америки Джейкоб Шифф. Сам он женат на Терезе Лёб, является директором National City Bank, Wells Fargo, Union Pacific Railroad и ещё десятка других компаний, работающих практически во всех отраслях Америки. Со стороны Британии связующим звеном антироссийского
Громкий стук прервал монолог разошедшегося не на шутку Распутина. Извинившись перед откровенно струхнувшим банкиром, Григорий выскочил за дверь и наткнулся на встревоженную Анну. Она, ни слова не говоря, подтащила напарника к окну и через занавеску показала на двоих неспешно прогуливающихся джентльменов, в которых Распутин сразу опознал немецких попутчиков из поезда “Мальмё-Стокгольм”.
— Давно?
— Больше часа. А сейчас к ним подошли еще двое, поговорили и зашли в наш подъезд…
Её последние слова сопровождались противным скрежетом дверного звонка.
— Выследили, стало быть… И где ж это мы наследили? Если гости так настаивают, придётся принять. Готова?
Ревельская горько усмехнулась и кивнула.
На требовательный звонок дверь открыла прехорошенькая горничная в свежем, накрахмаленном чепчике и переднике, с нежнейшим личиком и хрупкими руками. Она больше походила на хозяйку апартаментов, нежели на прислугу.
— Можно ли видеть Фру Суменсон? — осведомились добрые молодцы, не вынимая рук из карманов и не пытаясь поклониться.
— Простите, — сделала книксен служанка, — фру Суменсон сейчас нет, но она скоро будет. Проходите.
В прихожей стояла инвалидная коляска. На ней восседал белый, как лунь, парализованный старик с трясущейся головой.
— Больше никого в квартире нет? — осведомился первый молодец, пробегая цепким взглядом по гардеробной.
Служанка мотнула головой и опасливо исподлобья посмотрела на говорящего.
— Зигфрид, проверь, пожалуйста, — улыбнулся молодец напарнику.
Молча кивнув, второй со словами “эншулдиген, флойляйн” отодвинул оторопевшую служанку и попытался просочиться мимо инвалидного кресла, но зацепился за какую-то железяку и с руганью грохнулся на пол.
— Зигфрид, какой ты неловкий!
Первый сделал шаг вслед за напарником и с удивлением уставился на подушку, лежащую на коленях у деда. Она неожиданно подпрыгнула, как живая. Среди цветов узорной наволочки вдруг появилась дырка, через которую, как вода через дыхательное отверстие кита, вылетел фонтанчик пыли, в центре которого чернела крохотная точечка. Она росла, приближалась, становясь больше, пока не затмила всё вокруг, вобрав в себя дневной свет, заменив его ночным мраком, растворив весь мир и самого солдата.
Второй штурмовик, услышав непривычный хлопок, сопровождаемый знакомым, приглушённым лязгом затвора, встрепенулся, попытался вскочить на ноги, но был остановлен резким болезненным ударом кулака по затылку. Он коротко ойкнул и послушно уткнулся носом в пол, плохо соображая, что с ним происходит.
Не получив условленного сигнала от своих подчинённых, Кейтель с силой ударил зажатой в кулаке перчаткой по своей левой ладони, чертыхнулся и, повернувшись к Дёницу, зло процедил сквозь зубы: