Распятие души украинца. Книга первая. Дети войны.

Козинский Анатолий Владимирович

Ударами мощной артподготовки, в том числе и знаменитых «Катюш», земля и небо под ногами у них зашатались, и перемешались. В наступившей звенящей тишине, сквозь рокот танков, услышав мощное русское «ура», уцелевшие паны националисты, показав свой зад, дали «дёру». Штаны доблестные вояки сняли уже позже за пределами Украины, чтобы вытряхнуть дерьмо собственного конфуза на головы подобравших их союзников.

Такие события происходили в целом. А в частности, умиротворённый красотой природы, самый младший из братьев Хортцызов всё ещё никак не мог сообразить: зачем и как он, с автоматом в руках, оказался в этой траншее. Его старший брат Сидор куда-то пропал. Вокруг Мирона, зарывшись в землю, копошатся

вроде бы украинцы, но в немецкой форме эсесовцев. Глядя на них, он всё ещё не мог избавиться от преследующих его презрительных очей полячки, которую они расстреляли. Конечно, большинство из них были головорезами, для которых убийство стало привычным промыслом. Но были и такие, невольно вовлечённые и ставшие по ошибке рядом с ними, которые орудием преступления быть больше не желали. Никакого благоприятного выхода из сложившейся ситуации для себя они не видели и не искали. Попав в цейтнот собственных непростительных ошибок, предстоящий бой они ждали как избавления.

Что-то подобное испытывали евреи, которых вели на расстрел. Не находя для себя иного выхода, они все хотели только одного — поскорее всё бы это закончилось. Но между этими событиями была большая разница. Одни до конца были людьми — слабыми, потерявшими способность сопротивляться, но людьми. Эти же — человеческие подонки, из всесильных вершителей судеб, вдруг сами стали пушечным мясом.

Понимая, что расплата неотвратима и смерть приблизилась вплотную, они, может быть, впервые осмысленно задумались: за что и во имя чего воюют. Разумного ответа никто не находил. В виде освобождения многие, кто способен был ещё думать, желали только одного — поскорее бы всё это закончилось с любым исходом.

— Ты мне, Фёдор, скажи, как так получилось, что целая немецкая дивизия, состоящая из украинских добровольцев, будет противостоять нам в предстоящем наступлении, — спросил своего боевого товарища Моисеев.

— Посмотри: грубо — приблизительно на Украинском фронте воюет каждый третий украинец, а то и второй. Они представляют Украинскую союзную республику, входящую в СССР.

Кого же представляют эти то ли поляки, то ли венгры, то ли австрийцы, то ли чехи, надевшие добровольно немецкие эсесовские мундиры. Кто они такие?

Стоящие рядом бойцы, с нескрываемым интересом устремили взоры на Ясеня: — Как-то он будет выкручиваться с ответом на щекотливый вопрос?

— Политработники уже не раз объясняли вам, что собой представляет немецкая 14 дивизия «СС», — начал он излагать своё видение ответа.

– Перед войной, не спрашивая нашего согласия, в состав Украины были присоединены целые области гуцул, бессарабов, закарпатцев — западынцев, так мы их называли. Последние 300 лет они входили в состав других государств. Что у них осталось украинского, сказать трудно. Конечно, знать всё это вам в предстоящем бою не столь важно, — сосредотачиваясь, Фёдор передохнул.

— Я простой красноармеец, такой же, как и вы, защищаю свою землю, наше общее государство от врагов. Эти же, западенцы, кто хотел приобрести свою давно потерянную родину и государство, воюют рядом с нами в рядах Советской армии. Остальные же воюют на стороне немцев. И не важно, как они себя называют: УПА, бандеровцами или напрямую эсесовцами — это враги. Враги жестокие без совести и чести. Ни присяги, ни государства у них не было, и нет. Так что предавать им нечего и не кого. Перед вами простые бандиты и преступники вне закона. Общечеловеческие и божеские законы для них не существуют. Таким никакой пощады быть не может. Их как пожар, полыхающий на нашей земле, нужно ликвидировать. Помните об этом, ибо от них никакого снисхождения вы так же не дождётесь.

Когда десятки орудий одновремённо производят залп, то он воспринимается как

мощный гул гигантского шмеля, который, с трудом оторвавшись от земли, устремляется в небо. В дальнейшем беглый огонь артподготовки по законам физики заставляет резонировать всё окружающее пространство. Наконец, достигнув наивысшей ноты, натянутая до предела человеческого восприятия звуковая волна обрывается. Орудия, сделав своё дело, умолкают. Вместо них всё обозримое пространство рассекают трассы рукотворных огненных молний, сопровождаемые чуть позже доходящим до людей, шипящим звуком реактивных снарядов. Это начали работать знаменитые «Катюши».

Кромешный ад рвущихся снарядов сокрушительным валом прошёлся по траншеям, переместился вглубь обороны Галицкой дивизии и затих. Уцелевшие украинские эсесовцы, мотая оглохшими головами, пытались сообразить живые они или уже мёртвые. Не позволяя это выяснить, с неба на них, сжигая на своём пути всё, обрушился огненный смерч возмездия, казалось посланный самим разгневанным богом. Не вступая в бой, дивизия была уничтожена. Была дивизия, и нет её!

Оглохший и ослепший, полузасыпаный землёй Мирон выполз из траншеи и смутно увидел, наступающее на него, чудище с длинным хоботом, изрыгающим огонь.

В попытке защитится, он нащупал автомат и, не целясь, в сторону танка выпустил очередь. Неразлучные три наших друга — десант на броне знаменитой машины это заметили.

– Берегись, Лёвочкин! Не дай бог, исполнится предсказание Моисеева, и ты схлопочешь пулю от этого сумасшедшего националиста, — сказал Фёдор, меткой очередью успокаивая навечно, мечущегося и заблудшего в поиске мира, Мирона.

Еле живые, исхудавшие и измождённые, Болеслава со своими детьми сидела среди глиняных развалин родной хаты и беззвучно плакала. Горькие слёзы самопроизвольно катились из её глаз, застилая угнетающую картину царящей разрухи вокруг неё.

Центральная часть Берёзовки, особенно дома и хаты, прилегающие к шоссе, были полностью разрушены. Каким-то чудом уцелевшая семилетняя школа, отчаявшись услышать знакомый шум и визг учащейся детворы, безучастно смотрела на мир глазницами выбитых оконных стёкол и дырами в кирпичных стенах от пробоин снарядами. Мост через речку Соб был разрушен и окончательно взорван отступающими немцами. Большая часть воды пруда, не удерживаемая ничем, убежала. Тем не менее, обрывистые, а в некоторых местах и болотистые берега речки представляли собой естественную преграду для наступающих войск Красной армии. На скорую руку ниже по течению сапёрными частями был построен мост временный. Для него-то и были использованы столбы и балки из полуразрушенных окружающих домов. Другого леса в округе просто не было. Вся остальная деревянная мелочь — двери, окна, мебель и прочая домашняя утварь пошла под колёса военной техники. Сам по себе болотистый участок дороги выезда от моста на шоссе, размокший весенней распутицей и разбитый этой же техникой, был трудно проходимым.

На небольшой уютной улочке, где проживали Ясени, из десяти — сохранились только три покосившихся израненных и ободранных домика. Отсвечивая вкраплениями соломы снопиков былого покрытия крыш, вокруг чернели кучи развалин глины — всё, что осталось от, когда-то беленьких ухоженных украинских хат. Совсем как на кладбище. Только основную часть людей там похоронили раньше. Теперь немногие выжившие из них, присутствовали на похоронах руин своего города. Ураган сокрушительной войны пронёсся над местечком и, далеко не созидательной гигантской волной наступления Советских войск, отхлынул далее на Запад. Уцелевшие люди, оставленные сам на сам с горем и разрухой, возвращаться к жизни не спешили. Ничего хорошего она им не сулила: «всё для фронта, всё для победы!» — для этого ни сил, ни воли у них не осталось.