Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
— Ты что, пустишь фото по рукам?
— Если попробуют тебя засадить, я напечатаю этих снимков больше, чем конфетти на свадьбе, и засыплю ими весь Бронхилл.
Гарри с удивлением смотрел на Уилфа.
— Да, тебе только дай сдвинуться, уж и не остановишь.
Уилф пошел к кровати, где лежали сложенные одеяла.
— Конечно, в креслах спать не столь удобно, как в постельке, но ничего, переживешь.
— Переживу, конечно, — Гарри потер глаза, зевнул. — Мне сейчас все равно, хоть на бельевой веревке, лишь бы спать.
Он встал, начал снимать галстук.
— Завтра Поппи скажет, где тут можно ненадолго остановиться, если такое понадобится. Сперва я съезжу к нашим. Вернусь, тогда решим.
— Ты завтра поедешь?
— Прямо с утра. Надо ж, во — первых, сказать матери, где ты, и потом повидать супругов Бетли. Узнай я вчера, сегодня бы съездил. Будем надеяться, что мы не опоздали.
Он отправился сразу после завтрака. Попросил Поппи позвонить в контору, что вынужден по личным обстоятельствам взять отгул. Добрался только к середине дня. Прямой автобусной линии не было, пришлось сделать несколько пересадок и каждый раз подолгу ждать: расписание явно не рассчитано на его маршрут. Он даже удивился, как это Гарри накануне вообще до него добрался.
Показался поселок. Вот здесь прошло его детство, его и сотен таких, как он. Впереди — поселок, за спиной — шахты. Он шел по утоптанной шахтерской тропе и, казалось, слышал тяжелую поступь людей, которые в сапогах, а то и башмаках на деревянной подошве прошли здесь. У него могла быть точно такая жизнь. Но он отказался от этой судьбы. Серьезность предстоящей миссии не могла приглушить радостного настроения: здесь, на этой шахтерской тропе, он понял, кем будет. Затем мысли его обратились на цель поездки. Что сказать матери?
Телеграмму по телефону он дал еще вчера вечером, перед сном, чтоб доставили с самого утра. Обычная для телеграмм краткость тут очень пригодилась — можно было сообщить минимум: «Гарри ночует у меня. Приедет завтра днем». Он понимал, что мать ждет Гарри, а не его, но уже придумал на этот счет подходящую историю. Конечно, не хотелось посылать телеграмму — для матери всякая телеграмма редкость и заведомо означает одно: дурные вести. Но иначе с ней никак не свяжешься, а представить себе то мучительное беспокойство, которое испытает она, обнаружив утром пустую кровать! Тогда ей придется идти в полицию, а контакты с полицией им сейчас нужны меньше всего. Если, конечно, полиция еще не пыталась найти Гарри.
Вдали показалась прямоугольная башня норманнской церкви; окруженный деревьями прекрасный памятник феодальных времен стоял несколько в стороне от поселка. Уилф прошел мимо серых домов, в которых жило по три — четыре семьи, потом миновал старинную усадьбу (раньше считалось, что здесь проходит граница поселка), школу. Из открытых окон доносились голоса, школьники читали хором какое-то стихотворение, конечно, знакомое, но название никак не вспоминалось.
Уилф обогнул угол; здесь, перед магазинчиком, где продают на вынос рыбу и жареный картофель, стояла небольшая очередь, человека три — четыре. Это был даже не магазин, а так, помещение с плитой для жарки и навесом. Под окном стояли бутылки из-под лимонада и сока, росли лопухи и одуванчики. Верхнюю часть окна, сколько Уилф себя помнил, занимала афиша местного кинотеатра и еще плакат какой-то религиозной общины. Хозяину магазинчика, Коллинсону, уже верных семьдесят, разрабатывает он свою золотую жилу вот уже сорок лет, и непохоже, чтоб ослабил хватку. Поговаривают, он большой скупердяй и порции стали поменьше, но качество по — прежнему отличное.
Уилф прошел мимо лавки, потом остановился, оглянулся назад. Мать обычно готовит обед к тому времени, как брат и отец возвращаются после смены, но он все-таки колебался: не купить ли рыбы? Тут из магазинчика вышла девушка.
— Здравствуй, Глайнис, — сказал Уилф.
— Ой, здравствуй. А что ты здесь делаешь?
— Да вот стою и думаю: эх, если б у меня сейчас были в кармане все деньги, которые я истратил на Коллинсона!
В руках у нее кулек — судя по размерам, порция на одного.
— А мне казалось, ты обедаешь в Калдерфорде.
— Я ушла из магазина, — ответила она. — Ты не слыхал, наверное, но мама очень больна, вот уже месяц. Опухоль на почках. Положили в больницу, сделали операцию, а теперь говорят: больше ничем помочь не можем. — Лицо Глайнис было усталым и озабоченным. — Она уже не встает и все худеет, худеет. Ты б ее сейчас не узнал. А когда ее привезли домой, я ушла с работы, чтоб ухаживать.
Уилф пробормотал что-то вроде «я понимаю», но она заставила себя улыбнуться.
— Ты все-таки приехал не для того, чтоб выслушивать чужие жалобы. Давно вернулся?
— Да только что. Первую тебя встретил.
— Ну а как вообще дела? Устроился неплохо?
— Вполне. Комната удобная, и хозяйка за мной следит.
— А что сочиняешь? Тебя с тех пор кто-нибудь похвалил?
— Нет пока. Сейчас пишу роман. А это долгое дело.
— Понимаю. А тебе нравится?
— Иногда нравится, иногда нет, — усмехнулся он.
— Но все-таки в глубине души ты ж чувствуешь, получается или нет.
— Ладно, Глайнис. Получается.
— Ты обязательно станешь знаменитостью. И очень скоро.
— Ну естественно, прямо на будущей неделе.
Они стояли на углу. Глайнис прижимала к груди пакетик с рыбой, и тут он увидел, как в маленьких бриллиантах у нее на кольце блеснул солнечный луч.
— Ай — ай — ай, хотела уйти и ничего мне не сказать?
Глайнис слегка покраснела от удовольствия и бросила быстрый взгляд на руку.
— Послушай, когда это произошло? Я его знаю?
— Да нет, не знаешь. Он плотник, из Калдерфорда. Его фирма выполняла заказ в нашем магазине, так мы с ним познакомились. А помолвка была неделю назад.
— А ты рада?
В глазах ее снова мелькнула грусть, и он почувствовал неуместность своего вопроса.
— Да разве можно радоваться, когда мама в таком состоянии?
— Прости. Я сказал глупость.
— Ничего, не извиняйся. Конечно, я счастлива. Он такой хороший. И во всем меня понимает. Ему сейчас тоже не очень-то весело, я почти не выхожу, а он приезжает вечером на мотоцикле и сидит со мной.
— Вот видишь, Глайнис, мы с тобой были правы. Все у тебя устроилось, — спокойно сказал он.