Расскажи мне сказку на ночь, детка
Шрифт:
Как я ей это объясню? Она пошлет меня и будет права.
В полшестого вечера Феррари, так и не достучавшись до меня, уходит, а Гарри с видом победителя бросает мне айфон, добытый из конфиската.
– Все. Можешь звонить, кому хочешь.
В Ламлаше половина одиннадцатого. Ри спит, наверное… Я читаю ее сообщения, перечитываю каждое слово, улыбаюсь.
«Не целуйся с бывшими…»
Какие бывшие, я их не помню, детка. У меня короткая память на других, осталась только ты.
Я осушаю бутылку рекламной минералки и смотрю на город, который ближе
Десять вечера. Сижу на крыльце, сна ни в одном глазу. Рядом, покачиваясь с пятки на носок, стоит инспектор. Он переоделся, и впервые я вижу его не в форме офицера, а в джинсах, черной футболке и тонкой кожанке. Он похож на заядлого рокера. Три дырки в ухе теперь обрели смысл. Доннаван потягивает сидр, который я принесла, и расслабленно изучает темным взглядом силуэт вересковых холмов.
– У Мартина были сообщники, хоть он и отрицает, – говорит инспектор. – Но я оставлю как есть. Все равно меня завтра уволят за произвол.
Вспоминаю, как мистер Килмор приезжал на пробежку на холмы, хотя живет в другой части Ламлаша, и понимаю, что да – у пастора были сообщники. Мистер Килмор. А еще кто-то, бывавший в доме. Иначе откуда преподобному Мартину было взять запасной ключ? Откуда он знал, в каком порядке расположены ножи на кухне?
Но об этом я молчу. Думаю, инспектор и сам догадался. А кроме того, он прав: дело нас больше не касается.
– Как вы поняли, что это преподобный Мартин? – спрашиваю, поправляя капюшон серой толстовки. На улице прохладно, но приятно, безветренно, и угги на моих ступнях кажутся лишними. Весна все-таки, можно и босиком на крыльце посидеть. Но если я беременная, то нужно заботиться о здоровье… Господи, хоть бы это была ложная тревога.
– Чарли задал правильный вопрос. Кто сказал Дэнни Веймару о том, что Осборн – сектант-извращенец? Мне стало любопытно: действительно – кто? Кто мог знать об этом? Оказалось, Дэнни говорил о тебе с преподобным Мартином, и тот подтвердил, что ты встречаешься с плохим парнем. Тогда я проверил биографию вашего пастора. Военный врач. Так картина и сложилась. Мартин буквально молил, чтобы его арестовали. Думаю, еще пара недель – и он сам бы пришел сдаваться. Не каждый способен жить с чувством вины.
– Откуда вы узнали о клубе?
Инспектор садится рядом со мной на ступеньке и упирается локтями в согнутые колени, позволяя мне разглядеть обручальное кольцо, нанизанное на тонкий кожаный браслет вокруг его запястья.
– Во время расследования два года назад. Я работал тогда в Эдинбурге. У нас был труп, а дело наверху не заводили. Тогда я впервые встретил Алистера Осборна, но он меня, конечно, не запомнил. Руководство перекрыло мне доступ к информации, и меня перевели в Глазго. Я так и не выяснил, что именно произошло… Ты называешь их клубом, а для меня это химера. Чарли – отчаянный парень, я таких давно не встречал, но он не
Меня передергивает, когда вспоминаю записку, вложенную в орхидеи. Зачем было отправлять мне цветы и делать двусмысленные намеки? Чтобы подразнить Чарли?
– Ты в порядке? – хмурится инспектор.
– Да, – натянуто улыбаюсь. – Переволновалась немного.
– В твоем положении хорошо бы поберечь себя, Рианна.
– Мое положение подтвердится только через неделю. А по поводу того, что случилось два года назад в Эдинбурге… Спасая девушку, которая передумала исполнять контракт, Чарли убил охранника. Это была самозащита.
Инспектор морщит лоб, глядя перед собой. Напевает простой мотив, а потом вздыхает:
– Надо же. Забавная штука – жизнь… Кстати, я уверен, что это Алистер сообщил местному сержанту о смерти Джессики Милборн. Он слету ответил тогда, а должен был секунды три осмысливать мой вопрос.
– Но зачем ему это?
– Обычный шаблон манипулятора. Хотел довести дело до безвыходного тупика для Чарли, чтобы потом красиво его спасти. К счастью, племянник ему ничем не обязан: убийца сознался, дело быстро прикроют.
На крыльцо выходит мама, одетая в легкое летнее платье. С прической, макияжем…
– Ты куда-то собралась? – удивляюсь.
– Нет, а что? – смущается она, поглядывая на инспектора. – Решила проверить, как вы тут. Принесу вам выпить.
Я делаю большие глаза, толкая носком мягкого сапога черный ботинок Доннавана, и инспектор вопросительно вскидывает брови.
– Главное не установить с ней зрительный контакт, – советую ему шепотом. – Если посмотрите ей в глаза, она решит, что вы влюбились. По словам мамы, у нее половина острова – поклонники. Не уверена, что они об этом знают.
– И твой отец не против? – не верит мне инспектор.
– Это больше не его проблемы. Родители разводятся.
– Вот как? – приосанивается Доннаван… и смотрит прямо в глаза моей маме, когда она возвращается с двумя бокалами.
– Убью. Убью обоих! – цежу, но инспектор отмахивается:
– Шла бы ты в дом, Рианна. Тебе нельзя нервничать, а тем более пить алкоголь.
– Почему ей нельзя? – растерянно спрашивает мама, протягивая мутно-красный коктейль Доннавану.
– У нее кортизол завышен, – с философской загадочностью отвечает инспектор, и мама поддерживает его:
– Это все из-за игры. Рианна из-за своих проектов скоро в психиатрическую лечебницу попадет.
– Звучит, как моя жизнь, – вздыхает Доннаван, а я подрываюсь со ступеньки, силясь высказать восторженную мысль:
– «Моя жизнь»!
– М-м?
– Я назову игру «Моя жизнь»! Разница в одно слово, но суть колоссально отличается!
На радостях бегу в дом, чтобы записать мысли, пока не растеряла, и слышу приглушенный голос мамы за спиной:
– Что я тебе говорю, Джеймс. Она с ума сойдет еще до конца этого года. Будет жевать свои волосы и рассказывать врачам о вселенной…