Расскажи мне сказку на ночь, детка

Дженкинз Елена

Майкл облегченно прикрывает глаза, а спустя долгие секунды молчания произносит тихое:

– Спасибо.

– Как ты себя чувствуешь? Тебя все еще… ломает без дозы?

– Без понятия. Вместо крови у меня в венах глюкоза и обезболивающие, я вообще мало что чувствую.

– Прости меня, Майкл…

Он сильнее сжимает мои пальцы, а в глазах тоже слезы стоят.

– Дожился. Собираюсь плакать глюкозой из-за девушки, которая мне даже не нравится.

Мы вместе хрипло смеемся над этой глупой шуткой, и Майкл добавляет:

– Мне не за что тебя извинять, Ри. Если

честно, жаль, что ты меня не убила.

Я ужасаюсь этим словам, хоть и ожидала, что у Майкла могла начаться депрессия, но нашу уединенную беседу прерывает Натали. Она вручает мне стакан с шипящей на дне таблеткой и буднично спрашивает у меня:

– Когда у тебя был последний секс, деточка?

Если бы я могла провалиться сквозь землю, то лежала бы в подземном источнике сейчас.

– Натали, ты что?! Это слишком личное, да и вообще… какая разница? Очень непрофессионально с твоей стороны задавать подобные вопросы при посторонних.

– Майки не посторонний, – искренне не понимает Натали и настаивает: – Ну так когда?

– Эм-м…

Неделю назад, но Чарли снится мне каждую ночь, когда удается уснуть. Это считается?

– Дней семь назад, – преодолевая стыд, шепчу медсестре, а Майкл, приободрившись, возмущается:

– Говори громче, Ри, мне не слышно.

Я краснею и начинаю паниковать, вспомнив, какую активную сексуальную жизнь вел Чарли до встречи со мной.

– Натали, ты думаешь, я могла что-то подхватить?

– Натали, ты намекаешь, что Ри беременна? – задает куда более шокирующий вопрос Майкл, и у меня сердце падает в желудок куском свинца: бумммм! С эхом, которое в ушах стоит.

– Мы предохранялись, – машинально отвечаю и закрываю рот ладонью от осознания: – О нет… Забыли. Но… Он не это самое… ты понимаешь, о чем я, Натали?

– Не кончил в тебя, – не жалея мою гордость, подтверждает она.

О боже. Я прячу горящее лицо в ладонях. Пожалуйста, вселенная, скажи мне, что я не беременна. Меня снова кренит на бок, и я умоляюще вопрошаю:

– Разве можно определить срок всего через неделю?! Ты, наверное, ошибаешься. Этого просто не может быть!

– Дней пять желательно еще подождать для точного результата, сейчас тест скорее всего будет ложноотрицательным, – соглашается Натали. – Но у каждого свой организм. Кого через неделю тошнит, кого через месяц, а некоторым везет, вообще без интоксикации обходится.

– Тише, Натали, – хныкаю, зашторивая нас, чтобы отрезать от реальности. – Я не беременна, это все стресс. Ты бы видела, сколько я съела голубики, а толку нет.

– Конечно, нет. Беременную голубика не спасет, – бормочет медсестра, и я готова волосы на голове рвать. Ка-а-ак?! Как такое могло случиться со мной?!

– Это был наш первый раз, – выкладываю весомый аргумент.

– Да, но первый раз был не с Картером, а с Чарли Осборном, с этим паршивцем, – отбивает мой довод Натали.

– С чего ты взяла, что с Чарли? Ты ведь сразу думала, что Дэнни виноват, – огрызаюсь.

– Ой, ну я пошутила над Веймаром. Не только же вам надо мной издеваться, – пожимает слегка горбатыми плечами Натали.

На ее морщинистом лице с подкрашенными ресницами – ни грамма раскаяния. Она проверяет давление Майкла, приглаживает ему челку, как маленькому, и снова смотрит на меня: – Сразу было ясно, что у вас с Чарли все серьезно, у таких, как вы, обычно на гормонах и случаются залеты... Что же я, не помню, как он капельницу из катетера выдернул, чтобы к окну подойти, когда вы с ним молчали каждый день. Не хотел, чтобы ты его с капельницей видела и переживала… Хороший он мальчик, хоть и негодник.

– Я не беременна, – повторяю с тихим отчаянием, глядя на Майкла. – Я просто перенервничала.

– Не знаю, что там и как, – веселится Салливан, – но эти полчаса – лучшие за последний месяц. Если будет мальчик, назовите Майкл.

– Обойдешься, – благородно негодую, вскинув подбородок. – Назову его Стивен всем на зло, – и показываю довольному Салливану язык.

Пока ползу на стоянку, представляю масштабы катастрофы.

Если я беременна… если Осборна все-таки посадят в тюрьму… я буду матерью-одиночкой, а не перспективным ученым. Ребенку придется врать, что папа – астронавт.

– Простите, с вами все в порядке? – доносится до меня чужой взволнованный голос. Поднимаю глаза: передо мной стоит незнакомый мужчина.

– Да. А что?

– Вы за живот держитесь.

И точно. Руки сложила поверх школьной блузки, будто в меня ножом пырнули.

– Все хорошо, – уверяю незнакомца и сажусь в родной «биттл».

А в голове светится табличка: «Рианна О’Нил. Дура. Мать-одиночка. Сожительница заключенного, обвиненного в убийстве собственного отца».

Класс. «Знаешь, Чарли, чего-то мы с тобой не доглядели».

Нет, не то, чтобы я не люблю детей. Итона я очень люблю, когда-то я ему даже подгузники меняла. Но о своих детях никогда не думала. Вообще. Я холодею от одной только мысли, что могла залететь. Сама идея кажется настолько чужеродной, будто не из этой вселенной.

Да это полный бред!!! Я не беременна! Меня от стресса тошнит. Зачем мне ребенок? Нам с Чарли вполне достаточно общей игры.

Но, несмотря на ужас ситуации, волнами накатывает теплая, искристая радость сущности, которой наплевать и на здравый смысл, и на мои планы. Сущность отплясывает сальсу. Предательская улыбка наползает на лицо, и я грубо стираю ее ладонью.

К тому моменту, когда я паркуюсь у церкви, внутри танцуют сальсу все: единороги, призраки орхидей… и почему-то дядя Эндрю. Он отплясывает в обнимку со своей секси-невестой и кричит мне: «И ты еще учила меня жить! Посмотри, где теперь я – и где ты? МуахахАХАХаха!»

В этот момент я ненавижу Чарли. Еще пять дней ждать, чтобы тест дал надежный результат. Я же с ума сойду, а поделиться не с кем. Не пугать же маму и Аманду.

– Господи, скажи, что я не беременна.

Но он молчит. А может, я его не слышу, потому что в голове гудит. А может бог вообще о нашем существовании не знает. А может, его и вовсе нет вне нашей фантазии. Мы его придумали. Мы одни, обреченные выживать на этой бренной планете.