Рассказы геолога
Шрифт:
Нюкжин подводил итог тому, не законченному в палатке разговору, втайне надеясь, что до Мерипова дойдет его слово. Хоть в последний момент. Но Мерипов молчал. Если жизнь не убедила его, то что могли сделать слова, даже если они сказаны умным критиком.
Старшина снова посторонился в дверях, выпуская Нюкжина.
– Счастливого Вам плавания!
– Благодарствую!
Они поднялись на палубу. Теперь Нюкжин мог хорошенько рассмотреть его. Лицо темное, кожа как дубленная и в морщинках. А глаза светлые, водянистые, видимо когда-то были голубыми.
– А на него плюньте, – сказал старшина. – Умный человек всегда найдет чему поучиться
Нюкжин покачал головой.
– Мерипов не дурак. Он просто смотрит не в ту сторону. Но живет он с нами на одной планете, на Луну его не спишешь.
И тут над высоким берегом, над родными болотами заурчало, застрекотало знакомое, ожидаемое!
– Борт! – с берега крикнул Кеша.
Он уже показывал руками куда надо приземлиться. Вертолет точно опустился около их имущества.
Нюкжин подбежал как раз, когда лопасти перестали вращаться.
Открылась дверца, высунулся борт-механик.
– Ваш груз?
– Наш.
– Сколько?
– Килограммов четыреста…
– Ну, давайте…
– Быстрее! – как обычно добавил пилот, выглядывая из окошка кабины. Но и после того, как Нюкжин и Кеша загрузились, пришлось ждать еще минут двадцать. Наконец, пыля через все летное поле, подкатил бензовоз. Баки дозаправили горючим, а пилотам передали большой мешок. Не пустой. Нюкжин подумал: "Рыба! Мороженная".
– По местам!..
Удивительное ощущение испытываешь, взлетая на вертолете. Только что ты стоял на земле и вот, без разгона, без разбега, без крыльев – ты в воздухе! Словно подвесили тебя на ниточке и поднимают все выше, выше. И оглушительный грохот над головой.
И пережив волнующее ощущение отрыва от земли, Нюкжин разглядел убегающие под колеса домики Средне-Колымска, широкую, бурую гладь Колымы, зеленый вездеход на палубе маленькой баржонки… Но тут из под вертолета выскочил берег и стал оттеснять Колыму в сторону… В иллюминаторе показалась знакомая, родная Колымская низменность.
И Нюкжин не поверил! Внизу, на все четыре стороны, просматривалась черная, залитая водой, изрытая оспинами озер мокрая земля. Не просто мокрая, не просто земля, а грязная хлябь, где живому человеку не поставить ногу. Он разом вспомнил гипотезу, по которой мамонты тонули в оттаявших суглинках. Сейчас она показалась ему вполне правдоподобной.
Но по грязи, по черноте бугров с чахлой щетиной угнетенного низко рослого леса, тянулась отчетливая, местами разболтанная и повсеместно залитая водой, колея. Ими проложенная колея! Казалось невероятным! Невозможным! Доведись Нюкжину слетать на рекогносцировку, он напрочь бы отказался перегонять вездеход. И никого не пустил бы!
"Ах, Сер-Сер! Ведь летал, видел. Как же у тебя повернулся язык посылать ребят вслепую? – подумал он, и, тут же, в оправдание: – Однако прошли! И без "ЧП". А на месте сидеть, дорогу не выберешь…"
И еще Нюкжин подумал, что может быть как начальник Сер-Сер прав, но как человек…
Черная хлябь притягивала взгляд, волновала, будоражила мысли. Отсюда, сверху, загадка массовых захоронений выглядела простой, как игрушка. Потопа не было. Но в те далекие времена, когда равнина заболачивалась, все живое концентрировалось на отдельных холмах. А когда животные в поисках корма пытались перебраться с одного холма на другой – вязли в мокрых суглинках и погибали!
Да! То была хлябь! Непроходимая! Она и сейчас не лучше. Поросшие редким лесом мокрые бугры… Озера… Озера… Тучи комаров. И солнце. Оно не заходит… Оно бесконечно, как хлябь внизу, под вертолетом. Но люди прошли. На вездеходе! Не зря он называется в е з д е х о д ! И свидетельством тому – колея!
Она тянется несмотря на сложности, вопреки невозможному.
"Да, мы прошли, – думал Нюкжин. – Прошли там, где тонули мамонты! "Близнецы" в зеленых рубашках, такие малюсенькие по сравнению с этой вселенской хлябью".
К соседнему иллюминатору также неотрывно припал Кочемасов.
…А за горизонтом лежала Седёдема, по которой предстояло сплавится на лодках. И сплавиться как можно скорее, пока вода в реке еще высокая.
= = = = = = = = = =
Сердоликовая стоянка
Глава 1
По Седёдеме плыли тремя резиновыми лодками. Солнце кружило над головой, било в глаза, светило в затылок – река крутила, путала.
Иван Нюкжин сидел в первой лодке, на корме. До воды оставалось сантиметров двадцать, но со своего места он мог одновременно видеть каждую излучину и наблюдать за береговыми обрывами. Слои окаменевших лавовых потоков с включениями округлых "вулканических бомб" и прослоев пепла тянулись вдоль реки пестрой мозаичной лентой. Они изгибались, прерывались, вновь возникали, меняли цвет, размер, форму. А у кромки воды стелились галечниковые косы. Каждая начиналась широкой, приподнятой над водой насыпью и за изгибом реки выклинивалась, чтобы появиться вновь на другой стороне. Между ними лежали перекаты, которые сейчас, по высокой воде, только угадывались.
И все-таки на подходе к ним Нюкжин подсказывал:
– Левой… Левой…
Герасим Полешкин, получив команду, поворачивался. Обзор по носу загораживала Ася, повариха. Она сидела поверх груза и сама походила на куль, притороченный поверх брезента. Но, окинув взглядом перекат, Герасим удовлетворенно кивал: мол, теперь понятно… И налегал на весла, не выпуская из виду "трехсотку" с имуществом, которую они вели на буксире.
За "трехсоткой", на некотором удалении, плыла третья лодка, ее вел Андрей. Конечно, на такой реке как Седёдема рискованно доверять весла студенту. Тем более, что плыл он с сокурсницей Светланой. Она сидела в носовом отсеке, где Андрей оставил ей свободное место. Сесть на корму, подобно Нюкжину, она не решалась – страшно!
– Как они там? – иногда спрашивал Нюкжин.
– Детский сад!
Герасим пожимал плечами: мол, сам выбирал.
Да, Нюкжин взял их сам. Андрея, как имеющего опыт водного туризма; Светлану, как отличную чертежницу. Но присматривать за ними, на что намекал Полешкин, не мог. Его внимание привлекали береговые обрывы. Да и ничего особенного произойти не могло, они плыли спокойно.
За поворотом открылся очередной перекат. Нюкжин хотел подать очередную команду, как вдруг увидел сохатого. Тот стоял на косе, повернув голову в сторону лодки. Мощная грудь, мощная шея. Лишь рога молодые, не по габаритам владельца, им еще расти и расти. Сохатый невозмутимо смотрел, как из-за поворота выплывает что-то незнакомое, но не шевелился. Когда же лодка приблизилась, тронулся с места и ускоренным шагом затрусил вперед, к перекату.