Рассказы геолога
Шрифт:
– Быстро Вы!
– Метод московского грибника: первым обежать делянку и похватать наиболее крупные.
Нюкжин улыбнулся.
– Проба пойдет на качественный анализ. Но, в принципе, это хищнический подход. Когда крупные образцы выбраны, разрабатывать россыпь уже не рентабельно.
– Учту! – сказал Андрей. – Сейчас пройду еще раз.
Светлана почти ничего не собрала. Она двигалась вяло, держалась в рост, пыталась разглядеть блестки сердоликов сверху.
Нюкжин подошел помочь ей. Сам различал сердолики уже не только по блесткам, но и по их рубашке. А Светлана ничего не видела, словно еще не проснулась.
И Нюкжин подумал:"Наружную красоту воспринимает остро, а скрытая ей невдомек"!
Герасим обследовал свою зону обстоятельно. Со стороны можно было подумать, что он разыскивает на галечнике чьи-то следы. Впрочем, так оно и было, только сам Герасим не догадывался, что идет по следу далекой геологической истории. Отобранные для пробы гальки и крупные обломки он складывал кучками, так что таскать с собой почти ничего не приходилось. И все же, к концу опробования в руках у него был почти наполненный пробный мешок.
– А там что? – спросил его Нюкжин.
– Мелочь всякая, – уклонился Герасим. – Я возьму ее себе.
Нюкжин возражать не стал, сердоликов оказалось не на одну, а на две, даже на три пробы.
– Утром подготовишь ящики к отправке, – сказал он Герасиму. – А мы съездим на тот берег, надо еще успеть осмотреть обрыв.
Он не был уверен, что вертолет прилетит, но знал: быть готовым к его прилету – надо!
Глава 2
У обнажения
Утро выдалось погожее, солнечное. Лодки с вечера оставили на берегу, у кромки воды. Теперь они отстояли от воды метра на полтора-два. Бечевник еще темнел не просохшей полосой.
"Вода падает, – подумал Нюкжин. – Пока лагерь на косе это не плохо".
Правый берег светился на солнце сердоликовым ониксом. Выгребая против течения Андрей подвел лодку к заветному обрыву. В нижней части обнажения щебенка еще хранила серый цвет материнской породы, но мелкозем уже имел яркий красновато-малиновый оттенок. В верхней части преобладали глины кирпично-красные и ярко зеленые. Их перекрывали пески серо-желтые, белесые.
– Красные глины – собственно химическая кора выветривания. Выше располагаются продукты ее переотложения и речные наносы – консерванты. Внизу – зона дезинтеграции…
Нюкжин не столько объяснял Андрею, сколько сам для себя формулировал основные черты разреза. Находки кор выветривания в пределах Колымской низменности до сих пор еще не были известны.
Но обнажение оказалось сложнее, чем выглядело из лагеря. Он попросил Светлану:
– Зарисуйте, пожалуйста.
Донимало комарье. Прикрытая берегом от речного ветерка оно чувствовало себя вольготно. Руки зудели, чесались нос и шея. Нюкжин описывал породы, зарисовывал отдельные формы слоистости, показывал Андрею где и как отобрать образцы. Порой он говорил сам с собой. Андрей даже переспросил однажды:
– Вы что-то сказали?
– Это я с корой перешептываюсь, – пошутил Нюкжин.
– С корой?
– Ну да! Я ее спрашиваю: "Ты откуда?" А она шепчет: "Видишь?.. После бурной вулканической деятельности наступила эпоха длительного покоя. Меня жгло тропическое солнце, обмывали тропические ливни. Мой цвет от минералов железа, алюминия, титана…"
– Здорово она шепчет, – сказал Андрей. – Целый путеводитель вглубь веков.
– И в подземные кладовые… – Нюкжин отошел от обрыва, рассматривая, не пропустил ли чего? – Кажется успели.
Но если бы потребовалось оценить испытанное им удовлетворение, то измерять его пришлось бы не эталонами времени, а превосходными степенями радости. Еще вчера он смотрел на это пестрое экзотическое обнажение, как нечто загадочное, а сегодня оно открылось ему, как Сезам Али-Бабе из "Тысячи и одной ночи".
Светлана протянула ему рисунок.
– Хорошо?
– Более чем…
И замер. До слуха донесся стрекот мотора.
Прислушался и Андрей.
– Вертолет? – настороженно спросил он.
– Вертолет!
Они побежали к лодке. Андрей сунул рюкзак с пробами под сиденье и сразу взялся за весла. Как всегда задержалась Светлана.
– Скорей!
На стрежне их понесло и Андрей так налег на весла, что Нюкжину пришлось предупредить:
– Не порвите уключины.
Но железная громада все-таки обогнала их. Она появилась над долиной, развернулась в сторону лагеря и зависла, выбирая на косе место для приземления. Коса была ровная, но мешал плавник.
Пилоты выбрали место на ее дальнем от лагеря выположенном конце. Туда же течением относило и лодку. Андрей сильными рывками вывел ее на мелководье.
– Держите выше! – крикнул Нюкжин. – Перевернет…
Лодку сдувало воздушной струей от лопастей вертолета. Она никак не могла причалить. Нюкжин спрыгнул в воду и придержал ее за бортовой канат. Спрыгнула и Светлана. По косе спешили к ним Герасим и Ася.
Первым из вертолета выпрыгнул главный геолог экспедиции Андрей Федорович Луговой. Лицо его прикрывал широкополый накомарник, на ногах красовались высокие болотные сапоги с подвернутыми ботфортами. Молоток на длинной ручке он держал сбоку, как шпагу на перевязи. В общем он походил на странствующего рыцаря-инопланетянина и Светлана незамедлительно стала набрасывать в журнале горных выработок его экзотическую фигуру.
Приветственно подняв руку с молотком, Луговой сказал:
– Привет землянам! – словно и в самом деле только что прилетел из иных миров. И не задерживаясь спросил: – Рассказывайте, что у Вас?
Как только лопасти поумерили свое вращение, лодку удалось подтянуть к берегу и Нюкжин широким жестом показал на береговой обрыв. Там кирпично-красные, зеленые и белесые слои рисовались подобно гигантскому плакату: "Внимание! Клад!"
Луговой откинул сетку накомарника, разглядел радужный спектр обнажения, потом перевел взгляд на подоспевшую позже всех Асю. По случаю прибытия гостей она одела пестренькое платье с открытыми руками.