Рассказы геолога
Шрифт:
И словно в подтверждение его мысли Первый пилот подошел к реке и вытянул из воды веревочку с гирляндой крупных серебристых рыбин.
– Девять штук! – не без удовлетворения показал он.
Провожали гостей гурьбой. Долго пожимали руки, словно улетали близкие, родные люди. Но ведь так оно и было, по сути.
Лопасти закружили, ветер взметнул песок, заставил отвернулся. А когда воздушный вихрь утих, оказалось, что вертолет уже далеко. Он летел вверх по долине, набирая высоту и уменьшаясь в размерах. С косы люди смотрели ему вслед, словно осиротели. Ведь он уносил с собой частицу той шумной жизни, которая обычно олицетворяла столь необходимое людям общение.
Первой подала голос Светлана.
– Хорошо все-таки, когда людей много, – сказала она. – Веселее.
– А я бы в отшельники пошел, – возразил Полешкин. – По мне чем меньше людей, тем лучше.
– Что же мешает? – спросил Андрей.
– Удобства не те.
– Нет, – покачала головой Светлана. – В отшельники? Даже с удобствами…
– По моему нас вполне достаточно, – сказал Нюкжин. – Да и некогда скучать.
Вернулись к столу. Герасим отбросил лишние ящики, как ненужное напоминание.
– Кофе хорошо, а чай лучше, – сказал он, снимая чайник с огня. И, припомнив обиду, добавил: – Велика фигура, да дура!
Нюкжин спросил:
– А пословица к чему?
– Так… – уклончиво ответил Герасим. – Пословица на пословицу.
– И напрасно. Андрей Федорович не имел ввиду тебя обидеть.
– И я не имел… – упрямо ответил Герасим.
Нюкжин подумал, что заступаться за Лугового сложно. Тот, действительно, высказался с бездумной легкостью человека, которому многое дозволено.
И тут, как нельзя кстати, Андрей спросил:
– А пирожков не осталось?
– Неужели не наелся? – удивилась Светлана.
– Говорят: "Что мое, то мое. Но не мешает добавить к нему еще немного".
Ася хозяйственно прохромала к костру и принесла оттуда ведро до половины наполненное пирожками.
– Когда Вы все успели? – удивился Нюкжин.
– Полдня разве мало? – сказала Ася.
Андрей принялся за пирожки, словно и не обедал. Можно было позавидовать его аппетиту.
– А пилотам понравилось у нас, – сказала Светлана.
– Всем понравилось, – согласился Нюкжин.
– В поле самое главное – еда! – самоуверенно заявил Герасим. – А здесь мясо парное, и от пуза.
Он бы еще долго рассуждал о преимуществах полевой кухни, особенно, когда она обеспечена свежим мясом. Но Андрей вспомнил о Луговом.
– А здорово, все-таки, Андрей Федорович! Едва подошел к обрыву, все ему уже ясно.
– Без пяти минут академик! – отозвался Нюкжин.
– Все мы без "пяти минут"… – съязвил Герасим.
– Нет! Знаете, в чем разница между академиком и нами?
– В чем?
– Академик помнит, чему его учили в школе. А нам каждый раз приходится вспоминать старое.
– Тогда и я буду академиком, – сказал Андрей.
– Вот так! – засмеялся Герасим. – Простенько и со вкусом.
– А что? Я тоже помню все, чему учили в школе.
– Иван Васильевич! – напомнила о себе Светлана.
– А Вы не хотите стать академиком?
Нюкжин усмехнулся.
– Я же сказал – у меня память заурядная.
Вторжение людей из внешнего мира настроило на "мирские" воспоминания. Но мало-помалу возвращалось ощущение, что они снова одни, что работа продолжается, что завтра надо снимать лагерь с приветливой Сердоликовой косы и плыть дальше, в неизведанное. И они притихли. Каждый думал о своем.
И следующий день настал.
Легли на землю палатки, лишенные подпор. Убрались в чехлы спальные мешки. Лишь над костром еще висел чайник и суповая кастрюля, их освободят перед самым отъездом.
Полешкин и Андрей готовили лодки к отплытию. Не так просто загрузить резиновую лодку, особенно если поклажа изменила вес и объем. Герасим укладывал каждую вещь отдельно, выбирая для нее свое место и примеряя по несколько раз.
– Нет, не годится, – он отстранил поданный ему ящик. – Дай-ка, вон тот куль. Что там?
– Мясо.
Полешкин посмотрел на ополовиненный мешок, на Нюкжина, потом сказал: – Ну вот! Пора еще одного заваливать.
Сказано было слишком категорично. Того, что оставалось могло хватить надолго. Но что верно, то верно: присутствие гостей для запасов мяса оказалось чувствительным. Да! Все ели мясо, принимали его в дар, везли в поселок, – и никто /!/ не спрашивал: как его добыли?
Наконец лодки осели под грузом. Пообедали. Суп, вареное мясо с макаронами, чай. Андрей еще намазал толстый ломоть хлеба печеночным паштетом.
– Последнее. Что каплю оставлять? – сказал он, как бы оправдываясь.
– Ешь, ешь… – подбодрил его Герасим. – Все меньше груза.
– Так он же сам становится тяжелей, – сказала Светлана.
– Ничего, зато лишнего места не занимает.
Они шутили. Обычное дело, когда все ладно.
– Готовы? – Спросил Нюкжин.
– Порядок!
– Тогда – по местам!
Полешкин, Ася и Светлана сели в лодки, Нюкжин и Андрей задерживались. Андрей ждал, когда первые лодки отплывут, полагалось держать определенную дистанцию. А Нюкжина задержало красное пятно под ногой. Сначала он подумал, что Ася мыла мясо и испачкала камень. Потом вспомнил, что кухня от лодок далековато, да и прибрежная полоса обсохла только ночью.
Он нагнулся. То был сердолик-кровавик, прекрасный экземпляр с полуладонь. Нюкжин ополоснул его и поверхность высветилась сложным кольцевым узором.
"Вот так, – подумал Нюкжин. – Красоту ногами топчем".Но красота камня тревожила. Сердолик кровоточил в руке, как открытая рана. И Нюкжин вспомнил, как Полешкин вскрывал брюхо сохатого.
"Суть проблемы не в том, что человек добывает пропитание, а в том К А К он его добывает?!" – подумал он.
А Герасим, словно почувствовал, что о нем, спросил: