Рассказы геолога
Шрифт:
Опал (кахолонг)
Андрей нагнулся, посмотрел одну гальку, другую, сказал задумчиво:
– Любопытно.
А Герасим неторопливо размешал сахар, сделал глоток. Потом выбрал гальку покрупнее, повертел в руках, рассматривая – что же в ней интересного? Затем хозяйственно выдернул из бревна топор и ударил обушком, обнажив кольцевой желто-розовый узор.
– Герасим! – вздрогнул Нюкжин.
– Камень… – пожал плечами Полешкин. – Что его жалеть?
– Посмотри, какую красоту испортил.
– От одного не убудет.
Нюкжин смотрел в равнодушные глаза Герасима, но видел, какими безумными они были, когда тот стрелял сохатого.
– Они что, драгоценные? – спросил Андрей.
– Полудрагоценные. Сердолик – это минерал группы халцедонов желто-оранжевой окраски.
– Кулоны из них можно делать или брошки, – заметил Герасим.
– Завтра отберем пробы на анализы, ящика два-три, – продолжил свою мысль Нюкжин.
– Лодки перегружены.
Герасим не вспомнил про перегруженные лодки, когда стрелял сохатого. Но он прав: они уже отобрали пять ящиков проб и образцов, теперь еще сердолики и образцы с пестрого обрыва. И мясо! Увести такой груз на трех лодках невозможно, хотя две из них отличные понтоны-"пятисотки".
– Придется ладить лабаз.
– Вертолет нужен, – подсказал Гегасим.
– Хорошо бы…
– Я думал, лабазы устанавливают только в лесу, – удивился Андрей.
– То охотничьи, вроде высоких полатей. – сказал Полешкин.
– А здесь, типа колодезного сруба, – пояснил Нюкжин. – Его заваливают камнями, чтобы "дурная" вода не смыла. Поверх ящики. А к срубу – шест с флагом. В горы летают часто. На обратном пути могут завернуть на наш лабаз.
– Лучше бы они прилетели пока мы здесь, – снова подсказал Герасим.
– Лучше! Так ведь не прилетят.
– Может запросим? – Герасим взглянул на часы. – Еще нет восьми.
– Что ж, попробуем, – согласился Нюкжин.
"Генеральская" выглядела не обжито. Спальные мешки в чехлах, ящик с канцелярией, рюкзаки хотя и на своих местах, но не распакованы. А, главное, нет жилого человеческого тепла, которое сразу чувствуется, когда палатка простоит несколько дней. И сумеречно, не то, что на солнечной косе.
Пока Герасим подключал рацию и настраивался на нужную волну, Нюкжин набросал короткий текст. Сообщил, что на косе оставят лабаз с пробами. Запросил: возможен ли попутный рейс завтра? Если "да", то пусть доставят хлеб, масло, пол мешка сахара и тарные ящики. Но ждать они не могут.
Герасим поймал волну базовой радиостанции и, выждав момент, послал в эфир свои позывные. Выслушал что-то и снова застучал ключом. Его лицо стало сосредоточенным и отрешенным.
Нюкжин не мог знать, о чем они переговариваются, но потому, как Герасим считывал текст радиограммы, догадался, что связь с базой установлена.
Но вот Полешкин переключил приемо-передатчик на микрофон.
– РСГТ! РСГТ! Здесь РЗПС! Как слышите? Прием!
– Здесь РСГТ! Слышу нормально, – ворвался в тишину палатки голос Прохорова. – Что у Вас еще? Прием.
– РСГТ! Небольшое уточнение. Мясную тушенку не надо. Категорически. Лучше новый комплект батарей. Прием.
"Какую тушенку? – подумал Нюкжин. – Мяса выше головы".
– РЗПС! Вас понял! – ответил Прохоров. – Постараемся. Завтра Главный собирается в Алазейские партии. У Вас есть что-нибудь для него?.. Прием.
– Конечно! – подсказал Нюкжин. – Кора выветривания!
– …Кора выветривания, – повторил Полешкин.
– Тогда ждите, – пообещал Прохоров. – У меня все. Конец связи.
Полешкин выключил рацию.
– Про какую тушенку ты ему говорил? – спросил Нюкжин.
– Я?
– Ну да! "Мясную тушенку категорически не надо!" Они что, предлагали?
Герасим весело засмеялся.
– Нет, я намекнул, что у нас есть мясо. Он понял. – И убежденно добавил:
– Прилетят! За свежим мясом – обязательно!
Они вышли из палатки. Андрей сидел у костра и рассматривал сердолики. Он брал их по одному. Обмывал в ведре и поворачивал то на отсвет, то на просвет, старался разглядеть: что же там светится, внутри?
– Как уголья в костре, – сказал он. – Сверху оболочка, наподобие золы, а внутри красный жар.
– Где Светлана? – спросил Нюкжин.
– Отдыхает.
– Позовите ее, пожалуйста. Обстановка изменилась. Завтра ждем гостей. Так что сейчас все на отбор пробы.
Андрей направился к женской палатке, а Нюкжин вышел на берег. Он пытался рассмотреть обрыв, о котором так уверенно объявил: "Кора выветривания!" Но обрыв скрывался в тени. Поехать осмотреть его уже не было времени. Да и поздно – заявка сделана.
Сердоликовая коса
Ася мыла посуду. Нюкжин сказал:
– Завтра подъем на час пораньше.
Ася кивнула.
– Я как раз собиралась с утра хлеб печь.
Труд поварихи в геологическом отряде тяжелый. Вставай раньше всех, позже всех ложись. В любую погоду горы грязной посуды. Попробуй отмой, да не один раз.
– Хлеб, возможно, завтра привезут, – сказал он.
– Я уже завела.
Подошел Андрей. Через несколько минут вышла и Светлана, нехотя, вяло. Она уже успела вздремнуть. И не удивительно. День выдался насыщенный.
Нюкжин объяснил задачу: каждому по участку, собирать все подряд.
Развернутым веером они пошли навстречу солнцу. Коса искрилась, поблескивала, подмигивала. Предзакатное время оказалось для поисков наиболее удачным.
Андрей действовал азартно. Присядет, поднимет голыш, осмотрит, в мешок и скачком к другому. Он, наверняка, многое пропускал, но уже через полчаса мешок, куда он складывал сердолики, был наполнен доверху.
Показал. Все образцы отвечали требованиям кондиции. Крупные, монолитные, собранные в кучу они по-особенному удивляли размерами и большой площадью скола.