Рассказы и повести
Шрифт:
На крыльцо вышел начальник. Лицо у него было озабоченное. На голове белела марлевая шапочка. Он вытирал руки полотенцем:
— Что случилось, Миша?
— Папа, смотри! Угадай, от кого?
— Мне некогда, Миша. От мамы, да?
— Как ты угадал?
— Наверно, беспокоится о тебе. Дай-ка!
— Ничего не беспокоится. Вот, читай!
Папа бросил полотенце на плечо, взял телеграмму.
— Вот это новость! — Он посмотрел на Мишу, потом снова заглянул в телеграмму. — Вот это сюрприз! — Он опять посмотрел на Мишу
Миша побежал в сторожку и через минуту вернулся с дядей Корнеем. Старый солдат приложил морщинистую руку к козырьку:
— По вашему приказанию явился красноармеец Корней Обновка.
— Товарищ Обновка, — сказал начальник, — возьмёте «виллис», поедете на вокзал к московскому поезду. Там в шестом вагоне найдёте мою жену, Наталью Лаврентьевну. Привезёте её сюда. Понятно?
Дядя Корней повторил:
— К московскому поезду, в шестом, стало быть, вагоне найти Наталью, стало быть, Лаврентьевну…
— А ты? — вмешался Миша.
— Я, к сожалению, не смогу. У меня сейчас операция.
Папа развёл руками и снова взялся за полотенце, хотя руки его уже успели высохнуть.
— А как же я их узнаю, товарищ начальник? — спросил дядя Корней.
— С вами Миша поедет. Смотри, Миша, от Обновки не отрывайся.
— Нет, папа, что ты!.. — весело отозвался Миша. — Поехали, дядя Корней.
Вдруг он спохватился:
— Папа, а как же быть? Ведь мне в пять тридцать выступать!
Начальник с минуту подумал:
— Ничего не поделаешь! Как-нибудь в другой раз. Ступай, а то ещё опоздаете.
Он круто повернулся на каблуках и пошёл по коридору. По пути он сказал дежурной сестре:
— Объявите по палатам: литературный вечер переносится на следующее воскресенье.
А Миша и дядя Корней пошли в гараж. Мита хотел было взять с собой на вокзал Онуте, но она застеснялась и не поехала.
Глава вторая
НА ВОКЗАЛЕ
Маленькая, юркая машина быстро мчалась по узким улочкам. Миша сидел рядом с водителем. За ветровым стеклом мелькали дома.
Вот прошли мимо огромного костёла с двумя устремлёнными в небо шпилями. Пронеслись мимо старинного литовского университета.
Потом промелькнула старая-престарая церковь с облупленными макушками. Вот покатили по небольшой красивой треугольной площади…
— Площадь Кутузова, — сказал водитель, яростно вращая «баранкой».
Но Мише сейчас не до этого было. То и дело он оборачивался к дяде Корнею:
— А мы поспеем? А мы не опоздаем?
— Как не поспеть! Ещё там ждать будем, — терпеливо отвечал дядя Корней.
Вот осталась позади величественная гора Гедимина. Машина промчалась по узкой, длинной улице
Вокзал был тоже вдребезги разбит. Но красноармейцы уже трудились на его развалинах.
Красная Армия не только воевала. Везде, куда она ни приходила, она строила, восстанавливала, возвращала к жизни мосты, заводы, школы, вокзалы…
Миша и дядя Корней вышли на перрон.
Миша очень любил бывать на вокзалах. Ему нравилось слушать, как на разные голоса гудят паровозы; видеть, как поднимается короткая железная рука семафора, как машет фонариком сцепщик и тоненько дудит в маленький, словно игрушечный рожок.
Здесь можно сесть на какой-нибудь запылённый поезд и отправиться в далёкое путешествие.
Хорошее место — вокзал!
— Дяденька Корней, а где Москва?
— Вон там!
Миша стал смотреть в сторону Москвы. Вдали взметнулась пушистая полоска дыма. Раздался протяжный гудок. Миша закричал:
— Идёт! Идёт!
Из-за разбитой водокачки показался чёрный маслянистый паровоз. Он тяжело сопел, и казалось, что это не машина, а огромный живой зверь, у которого вместо ног высокие колёса. За ним тянулись вагоны, только не пассажирские, а товарные. Мимо Миши на открытых платформах поплыли новые, свежевыкрашенные большие танки. Каждый занимал две платформы.
Над открытыми люками видны были маленькие головы танкистов в толстых шлемах.
Всё вокруг наполнилось стуком и громом. Без конца проходили мимо Миши танки, танки, танки…
Потом потянулись платформы с непонятными, покрытыми брезентом машинами. На тормозных площадках стояли часовые — в плащах, с автоматами…
Дядя Корней крикнул Мише в самое ухо:
— Ка-тю-ши!
Миша понимающе кивнул головой.
Казалось, «катюшам» не будет конца и вечно вот так будет грохотать, греметь и лязгать.
Но вот пробежал последний вагон, за ним покрутились пыль, щепочки, сено — и сразу сталс тихо.
— Сила! — сказал дядя Корней и достал кисет. — Это вам не четырнадцатый год.
Он чиркнул огромной жёлтой зажигалкой и выпустил столб синего дыма — не хуже, чем паровоз.
Потом прошёл ещё один поезд — и опять товарный. На сей раз ехали пушки. Их длинные, тяжёлые тела с круглыми, грозно разинутыми ртами были подняты к небу.
— Гаубичка-голубушка! — сказал дядя Корней, когда поезд прошёл. — Даст жизни!
Потом, уже в сторону Москвы, прошёл санитарный поезд. Рельсы не отдыхали. Вся страна не знала отдыха в то время. Фронт требовал: больше пушек, машин, танков, самолётов, снарядов!.. День и ночь без остановки дымили заводы, пылали домны, мартены, работали молоты, станки, и длинные, тяжело гружённые эшелоны шли на запад, на фронт.
Шёл последний год войны. Победа была близка. Надо было сделать последнее усилие. И наша страна делала это усилие…
В седьмом часу пришёл наконец московский поезд.