Рассказы из Парижа
Шрифт:
Катерина задумалась. Вертинский – последний голос Серебряного века, певший в Советском Союзе песни знаменитых эмигрантов под собственной фамилией, избегнув таким образом цензуры. Как рассказать о нём, ведь надо слушать его песни, видеть его руки, прочувствовать его ностальгию. Как объяснить это разумному архитектору, видящему мир только в трёх измерениях?
Вдруг Катя вскочила со стула и бросилась к книжным полкам, где царил идеальный порядок. Искать ничего не надо, Катя открыла нужную папку и достала письмо, написанное рукой самого Александра Вертинского 14 марта 1936 года.
Как же оказалось это Шанхайское
– «Если бы Господь Бог не дал Вам Ваших печальных глаз и Вашей внешности – конечно, я бы никогда в жизни не обратил на Вас такого внимания… Важно, что Вы – печальная девочка с изумительными глазами и руками, с тонкими бёдрами и фигурой отрока – пишете такие стихи».
Но она не только стихи писала, она восхитительно танцевала, била чечётку, выделывала сложные акробатические номера на сцене, талантливо рисовала, ездила верхом, преподавала йогу. Встреча с Вертинским не стала её женской судьбой, Ларисса вышла замуж в 1955 году за элегантного француза Мориса Шеза, и после далёких путешествий они «бросили якорь» в родовом поместье Шезов во Франции, где Ларисса продолжила писать и печатать свои стихи. Её называли «чайкой русской изящной словесности», а Евгений Евтушенко вписал имя Лариссы Андерсен в антологию отечественной поэзии XX столетия.
Она была очень требовательна к своим стихам и говорила, что написать стихи – всё равно, что составить японский букет. Больше нужно отбросить, чем оставить. В 101 год Ларисса Андерсен покинула этот мир, а письма Вертинского, которые она бережно хранила более тридцати лет, оказались у Кати и ещё никогда не были опубликованы.
– Андрюша, ты будешь первым читателем, ты первый откроешь этот шедевр, и мне не надо будет тебе рассказывать о Вертинском, о его чарующем таланте, ты всё поймешь сам.:
«…Женщина – это скрипка. И когда её берёт в руки нищий – она жалобно пиликает, а когда её берёт в руки Божественный Паоло Сарасате – она поёт и плачет!.. Я не вторгаюсь в Ваше «старое девичье» одиночество и чудачество. Я верю только в себя, свою игру, в свой смычок (подчёркнуто). И Вы запоёте! Вы будете петь и плакать, мой гордый ангел! Вы будете звучать, как Божественный Страдивариус, на котором до сих пор играли калеки.
Я не отвечаю за прошлое, но отвечаю за будущее. И если у Вас хватит мужества отказаться от приличной и скучной лжи себе самой, от давно никому не нужного траура по никогда не сбывшемуся счастью, то я к Вашим услугам – душой, сердцем и Всем (подчёркнуто двойной чертой).
Александр
Andr'e, прочитав письмо Вертинского, просто оцепенел:
«Какой вулкан чувств и лава любви, – подумал он, – вот голос настоящего мужчины, уверенного в себе. А я… идиот вульгарный, рассказывал Кате о монастырях, цыганах, гетто… и думал, что привожу её в восторг. Никогда не сделал ей ни одного комплимента, не сказал тех пронзительны слов, которые нормальные мужчины говорят красивым женщина. Вроде бы я и не душевный импотент, наверное, просто эгоист… родной матери ремонт квартиры не сделал».
1
Письмо А. Вертинского из архива Лариссы Андерсен печатается впервые.
Вдруг прожитые годы показались ему предисловием. Предисловием дивной книги с девственно-чистыми страницами, к которым он не осмелился ещё прикоснуться настоящей жизнью, мечтая о чём-то главном, которое вот-вот произойдёт, открыв ему ускользающий смысл, и только тогда он сможет без помарок и ошибок заполнить чистые листы своей прекрасной жизни.
Andr'e, чтобы успокоиться, решил последовать Катиному совету и внимательно перечитать Гари «Жизнь и смерть Эмиля Ажара». Удивительно, как по-новому он стал воспринимать каждое слово, адресованное, казалось, лично ему. «Это было для меня новым рождением. Я начинал сначала. Всё было подарено мне ещё раз. У меня была такая иллюзия, что я сам творю себя заново».
Andr'e замер, прислушиваясь к неясному внутреннему голосу, а потом лихорадочно стал рыскать по «планете NET», вспомнив слова учителя лицея, что «Пушкин тебе не поможет», «не надейся на Пушкина», но в данный момент он только на него и надеялся. Найдя вскоре письмо Александра Пушкина к Анне Керн от 28 августа 1825 года, прочитал: «…если Вы придете, я обещаю Вам быть любезным до чрезвычайности – в понедельник я буду весел, во вторник восторжен, в среду нежен, в четверг игрив, в пятницу, субботу и воскресенье буду чем Вам угодно, и всю неделю – у Ваших ног…»
«Вот письмо, мечта любой женщины, – подумал Andr'e, – я напишу Кате, я напишу ей такое, что Вертинский будет завидовать…» Беда была в том, что самые первые слова не приходили к нему. Он чувствовал, что стоит только «родить» первую фразу, как потом всё будет легко, всё придет само собой и ляжет к Катиным ногам. От нетерпения он выскочил на воздух, к звёздам и облегчённо вздохнул. Сколько вздохов знает наша Вселенная? Стоя под звёздами, Andr'e ощущал это дыхание многих, дыхание своих предков, дыхание Вечности.
Завтра, подумал, успокоившись Andr'e, завтра я напишу тебе чистые мысли и нежнейшие чудеса.
Но завтра ему пришлось написать совсем другое.
Катя сидела перед экраном компьютера и плакала.
– Не может быть, – повторяла она, – не может быть. Перечитала ещё раз коротенькую записку Андрея:
«У меня такое ощущение пустоты, которую мир уже не восполнит. Умерла мама. Похороны в субботу, приезжай. Тебя встретит на привокзальной площади Кристина, которая схлопотала у мамы по хозяйству. Пожалуй приезжай».