Рассказы провинциального актера
Шрифт:
Седов молча протянул руку Андрею, и тот понял, что ему не надо мешать, и поэтому прошел вперед по настилу, к непроглядной тьме озера.
Холодные, редкие, мощные вздохи ветра заставляли его поеживаться и самыми нелестными словами оценивать свое согласие на участие в этой охоте, которая в самом деле оказалась — «пуще неволи»!
Андрей вернулся к Седову, когда тот подвесил мотор к лодке и стал колдовать над ним.
На широченной и неуклюжей на вид корме, мотор был так мал и неказист, что казалось немыслимым ему, маленькому
Егор молча вылез на причал, молча достал сигареты и все так же молча протянул пачку Андрею. Сигареты у него были половинные, в узкой упаковке — сейчас такие не выпускают.
Андрей стал было отказываться, потом согласился и начал неумело прилаживать куцый огрызок к губам.
Егор вставил сигарету в самодельный мундштук, порылся в кармане и предложил Андрею пластмассовый, «покупной».
Наконец он стал складывать в лодку рюкзаки, брезент, какие-то тряпки, что лежали у него под ногами. Покончив с этим, легко шагнул в лодку и придержался за край причала, потому что ее стало отводить в сторону.
Но стоило Андрею переступить невысокий борт, лодка так закачалась, что он чуть не вывалился: упав на колени, стукнулся о скамейку, тут же вскинул голову в сторону Егора, готовый что-то сказать…
Седов опередил его:
— С непривычки все так!
Тон был успокаивающий.
Из причального лабиринта они выбирались на веслах, неуклюжих и тяжелых. Лодка трудно слушалась, приходилось руками отталкивать «соседей», которые пытались увязаться за ними, притираясь бортами, жалобно позванивая.
Андрей не сумел сделать и двух гребков — весла цеплялись за причал, и Седов сам стал выводить свое сооружение в сторону от берега.
— После острова пойдем на моторе! — утешил он Андрея, — прямо-таки побежим, а не пойдем…
Причал кончился, но никакого острова впереди не виделось.
— А почему только после острова?
— Ночью по озеру за сто верст слышно, когда ветра нет… Вода-то скользкая, вот по ней звуки и бегают, — неожиданно тихо рассмеялся Егор. — А город рядом, — продолжал он, — людишек легко разбудить… А зачем их будить?
— Запрещают, что ли? — резко спросил Андрей.
Непривычность ощущений, холод и тьма — все угнетало его, да и сам Егор раздражал, пожалуй, более всего замедленностью речи, будто говорит человек сам с собой.
Но Седов не ответил.
— А где остров? — спросил Андрей, молчать ему было невмоготу.
— Там.
Егор неопределенно кивнул куда-то вперед, где нельзя было различить не только сам остров, но даже гладь черной воды: там впереди, куда не доставал свет береговой лампочки, вода не отблескивала.
Андрей не долго сидел молча. Опять заворочался:
— А почему мы только вдвоем?
Ему казалось, что он умело скрывает неприязнь и невесть откуда взявшуюся обиду естественностью и незаинтересованностью голоса,
— А кто тебе нужен? — не сразу ответил Седов.
— Вообще… — неопределенно протянул Андрей.
— В театре мало охотников. Да и много людей на охоте — плохо… Суеты много…
Он бросил весла, лодка скользила по инерции, сам опять закурил, минуты две спустя закончил:
— Вдвоем спокойнее.
— Так одному — совсем хорошо… — съязвил Рык.
— Плохо, — коротко ответил охотник и пояснил: — Одному плохо — помочь некому, если что…
Тихая, вальяжная охота в Подмосковье не сулила опасностей, и воспоминания не подсказывали Андрею, что значит «помочь, если что…»
Егор определенно не нравился Рыку, но он себя успокаивал тем, что на охоте вовсе не обязательно дружески общаться: приличная дистанция, побольше ружейного выстрела, даже необходима.
Наконец Седов убрал весла в лодку, положив их вдоль бортов, намотал на макушку мотора кожаный ремешок, дернул его, мотор сразу завелся, и лодка пошла, переваливаясь с боку на бок, как тяжелая гусыня, пока не успокоилась на скорости, выровнялась и заскользила в темный простор ночи и неба.
— Озеро большое? — поинтересовался Андрей.
— Порядочное…
Егор говорил медленно, с большими паузами, но странным образом эти паузы делали каждое его слово весомее, будто возвращали ему первоначальный объемный смысл, стершийся в нашей скороговорной современной речи.
Не поясняя ничего, он продолжал говорить спустя минуту, а то и две, с того слова, где остановился.
— Километров пятнадцать. Оно соединено протокой с другим — Таватуй. Озеро Ветров. Серьезное. Туда путь держим.
Опять молчание и новый вопрос:
— А как это называется?
— Никак. Искусственное, в каждой деревне — по-своему зовут. В городе — называют «наше» Официальных имен нету.
— Как это — искусственное?
— Запруду на малой речке поставили — вот и озеро… С Таватуем соединилось.
Через паузу добавил:
— Демидовская запруда!
— Не может быть! — удивился Андрей.
— Демидовская.
— Еще тех?
— Тех. Старая запруда.
— Почти триста лет? — быстро подсчитал Рык. — Да этого просто быть не может.
— Может и не Демидовская. Но старая… Работает.
Стрекочущий звук мотора уходил куда-то в сторону невидимых берегов и не возвращался эхом, глох там, оттого казался негромким и неясным.
Из-за их спин, со стороны города, из-за увалов, закрывших город, сразу и сильно брызнули первые лучи солнца.
Занятый разговором с напарником Андрей пропустил момент перед рассветом, или еще не умел его улавливать, и теперь чуть не вскрикнул, так неожиданно изменилось все вокруг.
Лучи ударили по озеру, и глаза человека, беспомощные ночью и в затаенности рассвета, не замеченного им, стали зрячими.