Рассказы провинциального актера
Шрифт:
Ветер был западный, и Седов решил, что тащиться к Озеру Ветров не следует — протока закрыта.
Он предложил охотиться вдоль берега и несколько раз выгонял лодку на берег, таскал Андрея по ближайшим увалам и опять умотал его так, что тот готов был возненавидеть такую охоту.
Косачей было мало, и охотники вынужденно дошли до Таватуя.
Протоки как не бывало — ровный, поросший сухой острой травой плоский берег был чуть ниже в том месте, где вчера был узкий канал. На глаз трудно было понять, где кончается твердый берег, а где начинается остров. Седов не советовал проверять это опытным путем — в плавучем острове были скрытые травой дыры.
Твердый берег был почти голый. Две-три сосны, две ели, несколько кривых берез, а дальше — до гор! — открытое место, поросшее редкими метелками тростника. Вместо протоки низкий болотистый берег — а за ним просторная вода озера Таватуй, а еще дальше, за нею — серо-синяя ломаная линия гор.
Место казалось некрасивым. Ветреное, открытое со всех сторон, оно было неуютным.
Березы, очищенные от листьев ветрами, стояли голыми, убогими из-за своей кривизны.
Егор развернул лодку к берегу, попросил пересесть Андрея к нему, отчего нос плоскодонки задрался, как у глиссера, и выгнал ее на довольно высокий берег.
Лодка сидела крепко — берег был плотным, торфянистым, сухим.
— Идем! — коротко скомандовал он.
— Куда? — подивился Андрей, считая, что в этом месте может быть только привал.
Егор махнул рукой в сторону, где в нескольких километрах от берега начинались горы.
Как и день назад, сославшись на усталость, Андрей резко сказал ему, что посидит здесь и подождет его столько, сколько нужно Егору, чтобы добыть что-нибудь.
— Жди! — коротко сказал Седов.
Он, казалось, не замечал раздражения Андрея и напоследок проворчал:
— Плох тот охотник, что ноги трудит для развлечения глаз… Надо, чтоб и пузу весело было…
Он хохотнул и ушел.
Андрей бродил по берегу, скоро потеряв Седова из виду. Вдалеке прошла стая уток, низко спадая к воде, но в его сторону стая не повернула.
Меж деревьев, что стояли на берегу, было много следов, место утоптано, чернело круглое кострище — что-то вроде стоянки охотников, когда западный ветер закрывает протоку плавучим островом. Рядом с кострищем лежал длинный шест — легкая ель, тонкая, очищенная от коры, судя по размерам, завезенная сюда издалека — все местные были толще, но намного короче ее.
Андрей вспомнил свои охотничьи книги, зачитанные с детства, и понял, что здесь охотились с чучелами. Правда, не ясно было, откуда здесь, на голом месте, появятся косачи?
Но не зря же привезен сюда шест?
Он достал из рюкзака одну варежку, набил сухой травой, оттопырил большой палец, надел на шест, а шест прислонил к стволу ели, просунув его между ветвей — он пришелся впору, и варежка приладилась точно к макушке.
Он читал, что косач необычайно сторожек, стремителен и пуглив, но глуп до изумления, сверх всяких приличий — для него такая варежка — живой собрат, усевшийся на вершину ели. А раз сидит собрат, значит, опасности нет, и любой пролетающий просто обязан сесть рядом, поделиться новостями.
Андрей вяло глядел в сторону гор, куда ушел Егор, но скоро увидел облачко дыма, потом до него донесся звук выстрела, а над лесом по склону горы поднялась стая тетеревов.
Стая пошла стремительно вниз, стала разбиваться на группы и исчезать в лесу, но несколько штук летели в сторону озера, по очереди отставали и затаивались, пока не остался один, самый напуганный, все летевший к воде.
Андрей читал, что косачи не любят летать над большой водой, и стал внимательно следить за одиночкой: куда повернет — к нему или от него? Назад он не повернет, там стреляли!
Усталости и след простыл — косач повернул вдоль берега к его сидке, к его хилым елям и соснам!
Он был хорошо виден — все увеличивающаяся черная точка.
Андрей успел сбросить варежку и присесть у комля сосны. Метров за сто косач опустил хвост — шел на посадку!
Свист крыльев — и на вершину ели, что стояла рядом с чучелиной, тяжело и прочно сел косач. Сел так, что вершина стала раскачиваться: елка оказалась жидковатой для такого петуха! А он удивленно оглядывался на странного товарища и вертел головой, словно переводя дыхание.
Тогда, много лет назад, отгремевшая война была еще близка, охота считалась доблестью, как и умение отлично стрелять, да и дичи, казалось, невпроворот! Никому из охотников не приходило в голову, что он может оказаться последним, кто видит живое чудо. И виной тому он сам, вооруженный «Лефаше», «Тулкой», «Винчестером», «Ижевкой»… Печаль «Красных книг» появилась позднее…
Лет двадцать ружье Андрея сиротливо висит на стене, а тогда…
Он так волновался, что первым выстрелом — метров с пятнадцати! — промахнулся. Петух сорвался в сторону протоки.
Зная дальнобойность своего ружья, Андрей отпустил птицу метров на пятьдесят и, тщательно выцелив, выстрелил. Петух тяжело стукнулся о торфяник, несколько раз трепыхнулся с крыла на крыло и затих. Он был хорошо виден среди чахлой травы.
Андрей не двинулся с места, потому что следом летел второй.
Все повторилось, но теперь он не промахнулся — и второй петух, скользнув по ветвям ели, тяжело ударился о землю.
Андрей поставил ружье к сосне и побежал к своим роскошным трофеям, и пожалел об этом — он услышал за спиной сильный свист многих крыльев: целая стая, не замеченная им в азарте охоты, стала тяжело рассаживаться на худосочных деревьях, раскачивая ветви и испуганно озираясь.
Он кинулся к ружью. Стая яростно снялась — страх гнал ее и видимый враг и, когда в руках у человека оказалось ружье, только раскачивающиеся ветки убеждали, что все не приснилось — только что у него на виду сидели царственные птицы, а теперь они исчезли в густом ельнике на другой стороне протоки.
Петухов он уложил в лодку и накрыл брезентом.
Его распирала радость и гордость удачливого охотника, возбуждение охоты еще не покинуло его, но мозг четко отметил, что был один выстрел со стороны гор — значит, в любом случае он «обошел» Седова — двух косачей одним выстрелом не возьмешь!