Рассказы
Шрифт:
Старик ждал.
– Я по рецепту...
– прошептал я.
– Ты не волнуйся, все будет в порядке, все уладится, - ласково прожурчал старик.
– Давай-ка сюда рецепт, сейчас мы закажем твое лекарство.
Я стал копаться в карманах, делая вид, что ищу рецепт, а сам лихорадочно думал, как бы отвязаться от чересчур доброго старика.
– Ты, кажется, и рецепт потерял вместе с деньгами?
– сочувственно сказал старик.
– Ай-яй-яй! Такой молодой и такой рассеянный...
– Кажется, потерял...
– пробормотал я, и на вздрагивающих ногах,
– Куда ты, мальчик?
– сказал старик, но я даже не обернулся, стараясь поскорее исчезнуть, потому что около нас уже начали останавливаться любопытные.
– Вспомни, где шел, и поищи хорошенько, дружок!
– крикнул старик.
"Тьфу! Бывают же такие сверхдобрые, что даже тошно становится!" - подумал я со злостью.
Кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся и увидел запыхавшегося Тошку.
– Ты?!
– Я, - сказал Тошка.
– Ф-фу!.. Едва смылся... Даже голова кружится... Только подошли к "Ударнику", я руку - дерг!
– и в толпу...
Мы вошли в сквер и плюхнулись на первую попавшуюся скамейку.
– А ты от кого бежал?
– спросил Тошка.
Я рассказал про старика и рецепт.
– Плохо, - сказал Тошка.
– Что же теперь делать?
– Не знаю. Но так больше нельзя. Люди у нас не такие, понимаешь. Не как за границей. Не подадут. Помогут чем угодно, купят что надо, но не подадут...
– Так что же теперь?
– снова спросил я.
Тошка не успел ответить. Над темными деревьями сквера с громким шипеньем поднялась ракета. Волоча за собой огненный шнур, она взбиралась по невидимой горе все выше и выше на небо и вдруг лопнула среди звезд, осыпавшись зелеными искрами.
Искры на мгновенье осветили дрожащим светом вершины лип и наши запрокинутые лица, потом померкли, погасли, и темнота снова сомкнулась вокруг. Тусклые фонари в сквере стали еще тусклее.
– Зареченские пустили. Это они все время с порохом возятся. Красиво взорвалась, правда?
– Чепуха, - сказал Тошка и сплюнул в сторону. Он сказал это очень уныло, и плевок тоже не получился по-настоящему, и Тошка вытер его рукой с подбородка.
И мне вдруг стало обидно за Тошку, за идею, за себя, за все наши неудачи. Так обидно, что я не удержался и хлюпнул носом, теперь уже по-настоящему.
– Ты что?
– спросил Тошка.
– Ни... ничего, - пробормотал я.
И в этот момент темноту сквера снова прорезала, но теперь уже не ракета, а такая ослепительная мысль, что я зажмурился, как от вспышки молнии.
– Тоша, - прошептал я.
– Не надо нам нищенствовать. Никого не надо обманывать. Все очень просто. Так просто, что ты сейчас будешь смеяться ненормальным смехом, честное слово! Знаешь, что нам нужно? Книжки, вот что! Побольше книжек. Какие у тебя есть дома, ну?
– Книжки?
Тошка с минуту смотрел на меня, соображая, потом хлопнул себя по лбу ладонью и воскликнул:
– Назови меня дураком!
* * *
Больше всего я жалел "Остров сокровищ". Отличная была книга. В ней под потрепанной красной обложкой
С большим трудом я собрал в себе всю силу воли и подавил жалость, хотя знал, что это была жертва во имя науки.
Я завернул книги в газету и крепко перетянул пакет обрывком шпагата.
С Тошкой мы уговорились встретиться у магазина. Он пришел туда ровно к трем часам со старым портфелем в руках, и вскоре в комнате позади магазина, тесно уставленной стеллажами, набитыми книгами, мы выкладывали на стол свои сокровища.
Пожилая тетка в очках придирчиво осматривала каждую книгу и что-то ворчала себе под нос. Наконец она разделила все книги на две стопки, большую стопку придвинула к нам со словами: "Эти не пойдут!", а маленькую стопку начала ворошить снова, перебрасывая костяшки на счетах. В этой стопке оказались почти все мои книги и только две Тошкиных.
– Тетя, - жалобным голосом спросил Тошка.
– Почему эти не пойдут? Может быть, все-таки можно, чтобы они пошли?
– Нельзя!
– вдруг грозно крикнула тетка и подняла очки на лоб.
– Нельзя так зверски обращаться с книгами! Надо привыкать беречь вещи! Знаете, что такое книга? Нет, я вижу, вы ничего не знаете! Ничего, иначе вы не принесли бы этих инвалидов сюда!
Она зло фыркнула, склонилась над столом и начала выписывать какую-то квитанцию, но написала только одну строчку и снова подняла голову.
– Над каждой книгой работает сто человек, а может, и больше!
– снова закричала она.
– Сначала работает писатель. Потом редакция. Потом те, кто печатают книгу в типографии. А лесорубы, которые рубят деревья для бумаги? А рабочие, которые делают эту бумагу? А те, которые добывают металл для машин? Неужели все это делается только для того, чтобы двое нерях превратили книгу в капустный кочан?! Это что?
– Она ткнула пальцем в Тошкины книги.
– А это? А это? К этим книгам прикасались не руки, а лапы! Лапы, я говорю, слышите? Заберите это домой!
– Она стукнула пальцем по большой стопке.
– А вот по этому, - она протянула Тошке квитанцию, - получите в кассе два рубля тридцать копеек. Все! Отправляйтесь!
Кое-как запихнув непринятые книги в портфель, мы вышли из комнаты. Мы чувствовали себя так, будто нас неожиданно окатили холодной водой.
– Ну и тетка!
– сказал Тошка.
– В жизни сюда больше не приду.
– Книжки-то у нас правда... не особенно чистые, - сказал я, заглядывая в портфель.
– У твоих так все обложки оторваны и в чернилах.
– Где? Покажи, где? Вот это? Это я капнул очень давно и случайно... А на твоих полно жирных пятен. И страницы мятые, будто их жевали... И надорванные... вот посмотри...