Рассказы
Шрифт:
— Я вовсе не собираюсь с вами болтать, просто посижу рядом и повяжу. Я знаю, если чувствуешь себя не очень хорошо, всегда приятно, когда кто-то сидит рядом.
Она села в кресло и, вытащив из сумки незаконченный шарфик, энергично принялась за вязание. Она не произносила ни слова. И, как ни странно, ее присутствие сразу сказалось — доктор почувствовал себя лучше. Ведь никто на корабле даже не заметил, что он болен, ему было одиноко, и теперь он был благодарен этой невыносимой зануде за оказанное внимание. Она спокойно сидела рядом и вязала, и тишина эта убаюкивала
В салоне он появился только перед вечером. Там, потягивая пиво, сидели капитан и его помощник Ганс Краузе.
— Присаживайтесь, доктор, — пригласил капитан. — Мы держим военный совет. Вам, конечно, известно, что послезавтра — Сильвестр?
— Известно.
— Сильвестр, канун Нового года — это праздник, дорогой сердцу каждого немца, и все мы ждем его с нетерпением. Специально для этого праздника мы везем с собой из Германии елку. Сегодня за обедом мисс Рейд совершенно измучила нас своими разговорами. Мы с Гансом пришли к выводу, что нужно принимать какие-то меры.
— Утром она два часа просидела рядом со мной в полном молчании. Видимо, в обед она решила наверстать упущенное.
— Быть в такой день вдали от дома и семьи — это само по себе достаточно плохо, но тут ничего не поделаешь, и придется довольствоваться тем, что есть. Но мы хотим отпраздновать Сильвестр, как положено, а если мы не уймем мисс Рейд, это исключено.
— При ней мы даже не сможем толком поразвлечься, — добавил первый механик. — Она все испортит как пить дать.
— Как же вы собираетесь от нее избавиться? — улыбнулся доктор. — Уж не за борт ли выбросить? Право, она неплохая тетка. Просто ей нужен мужчина.
— В ее-то возрасте? — воскликнул Ганс Краузе.
— Именно в ее возрасте. Чрезмерная болтливость, жажда информации, эти ее бесчисленные вопросы, въедливость, да и ее манеры — все это явные признаки бунтующей девственности. Дайте ей любовника, и она сразу утихомирится. Ее напряженные нервы расслабятся. По меньшей мере час она поживет нормальной жизнью. Волна глубочайшего удовлетворения, столь необходимого для всего ее существа, пройдет через ее перегруженные речевые центры — и на корабле воцарится покой.
Всегда было трудно определить, говорит доктор серьезно или просто отпускает шутку в твой адрес. На сей раз, однако, голубые глаза капитана хитро сощурились.
— Ну что же, доктор, я не смею усомниться в точности вашего диагноза. Средство, которое вы предлагаете, по-видимому, стоит испробовать, и так как вы холостяк, совершенно ясно, что вести лечение должны вы сами.
— Прошу меня извинить, капитан, мой профессиональный долг — прописывать лекарства больным, находящимся на корабле под моим наблюдением, но я вовсе не обязан давать их лично. Кроме того, мне шестьдесят лет.
— А у меня жена и взрослые дети, — сообщил капитан. — Я стар, толст, страдаю астмой и вряд ли справлюсь с задачей подобного рода. Природа наделила меня качествами, подходящими для отца и мужа, но никак не для любовника.
— В этих вопросах не последнюю роль играют возраст и внешность, молодые и красивые имеют неоспоримое преимущество, — суровым тоном произнес доктор.
Капитан крепко шлепнул кулаком по столу.
— Вы имеете в виду Ганса и вы совершенно правы. Это сделает Ганс.
Первый помощник вскочил на ноги.
— Я? Ни за что на свете.
— Ганс, вы стройны, красивы, сильны как лев, смелы и молоды. Прежде чем мы доплывем до Гамбурга, пройдет еще двадцать три дня. Неужели вы не придете на помощь своему старому капитану, оказавшемуся в трудном положении? Неужели бросите в беде вашего доброго друга доктора?
— Ну нет, капитан, вы требуете от меня слишком многого. Со дня моей свадьбы не прошло еще и года, и я люблю свою жену. Я не могу дождаться возвращения в Гамбург. Мы ужасно тоскуем друг без друга. Изменять жене я не намерен, в особенности с мисс Рейд.
— Мисс Рейд не так уж плоха, — заметил доктор.
— Некоторым она даже может показаться привлекательной, — добавил капитан.
И действительно, стоило повнимательнее приглядеться к мисс Рейд, как становилось ясно, что некрасивой ее никак не назовешь. Лицо, правда, у нее было длинное и слегка глуповатое, зато его украшали карие глаза с пушистыми ресницами. Она носила короткую прическу, и темные волосы нежно вились на шее. У нее была хорошая кожа и вполне сносная фигура. До критического возраста ей было еще далеко, и скажи она вам, что ей сорок лет, вы бы охотно этому поверили. Единственным ее недостатком была поразительная способность наводить скуку и уныние.
— Неужели еще двадцать три дня мне предстоит терпеть разговоры этой многословной, занудной женщины? Неужели еще двадцать три нескончаемых дня мне предстоит отвечать на ее бессмысленные вопросы и выслушивать ее невообразимые высказывания? Неужели мне, немолодому уже человеку, не придется провести столь ожидаемый мной Сильвестр в свое удовольствие из-за присутствия на корабле этой невыносимой старой девы? И все потому, что никто не желает проявить хоть капельку галантности, хоть чуточку человеческой доброты, хоть крупицу великодушия по отношению к одинокой женщине. Единственное, что мне остается — затопить корабль.
— Мы забыли о радисте, — сказал Ганс.
Капитан издал громкий вопль.
— Ганс! Да восстанут все замученные девственницы Кельна и благословят имя твое! Эй, стюард, — прорычал он, — немедленно позовите сюда радиста!
Радист вошел в салон и лихо щелкнул каблуками. Трое мужчин молча смотрели на него. Вид у него был встревоженный — он не мог вспомнить, есть ли за ним грех, за который он заслужил взбучку. Он был выше среднего роста, с квадратными плечами и узкими бедрами, спортивный и стройный, его гладкое загорелое лицо, казалось, никогда не знало бритвы. У него были поразительной голубизны глаза и грива светлых вьющихся волос. Он олицетворял образ молодого тевтонца. Он в такой степени излучал здоровье, силу, жизнь, что, даже стоя немного в стороне, вы чувствовали, что энергия так и рвется из него.