Рассказы

Толкачев Алексей Иванович

И позавчера, как раз, был один из таких случаев. В тот день утром, зная заранее, что на работе придется задержаться (один сотрудник проставлялся по случаю рождения сына), Аркадий Борисович запрограммировал аппарат на запись фильма, начинавшегося в 19.40. Придя вечером домой в начале девятого, он принялся смотреть пишущийся фильм с начала. И досмотрел до конца, пропуская, естественно, рекламу. После фильма и очередного рекламного блока началась девятичасовая программа новостей. Она Аркадия Борисовича не интересовала, и вскоре он выключил запись и перевел аппарат в режим «TV». В эфире опять шла реклама. Аркадий Борисович отправился на кухню, дабы изготовить себе пару бутербродов в качестве закуски — душа требовала «продолжения банкета», а в холодильнике ждала бутылка. В комнате продолжал работать телевизор. Реклама закончилась, и послышались позывные девятичасовой программы новостей. Но на эту странность Аркадий Борисович обратил внимание только тогда, когда телевизионный диктор стал читать текст, который только что уже звучал — на записи после фильма! Как это так?! Аркадий Борисович посмотрел на часы. Они показывали 21.02.

Но ведь он видел начало этой самой девятичасовой программы новостей уже минут десять назад, в записи! Аркадий Борисович вернулся в комнату, и снова включил просмотр записи. Да, вот оно — начало новостной программы! Все в точности то же самое! Однако, как же это возможно? В задумчивости прошел он на кухню, выпил рюмку водки и принялся жевать бутерброд. Объяснений странному явлению не находилось. Разве что, на телевидении случайно пустили в эфир новости раньше времени, потом опомнились, включили рекламу, а потом опять дали новостную программу, с самого начала? Маловероятно. Но можно будет завтра спросить у кого-нибудь, кто смотрел… Или это просто какой-то глюк не совсем нетрезвого сознания? Ведь домой-то после застолья пришел, да и перед этим еще выпивал…

На следующий день на работе, сидя с Виктором Кимерским в курилке, Аркадий Борисович вспомнил этот странный случай и рассказал о нем Виктору. С кем-либо другим из сотрудников главред обсуждать эту тему, пожалуй, и не стал бы. (А то, пойдут еще разговоры: «Шеф-то наш — до глюков допился!») А Кимерский — мужчина серьезный, глупо шутить не будет, болтать почем зря — тоже. И, кстати, ведь именно Виктору принадлежала идея подарить шефу этот DVD-рекордер, он же его выбирал и покупал. Вышло и удачное совпадение: оказалось, что вечером Виктор тоже смотрел эти девятичасовые новости. Однако, по его словам, все было нормально, никаких повторов в телевещании он не заметил. Аркадию Борисовичу оставалось сделать вывод, что странность эта просто померещилась ему вчера. Но Кимерский посоветовал, шутки ради, провести эксперимент: опять запрограммировать рекордер на запись в это же время, на эту же длительность, на этом же канале. Ну и, посмотрев потом записанное, убедиться, что никаких опережений вещания не происходит.

Аркадий Борисович, сам над собой посмеиваясь, решил последовать этому совету. Войдя в квартиру, поглядел на часы. Получалось, что запись стартует где-то через полчаса, а еще через полчаса надо будет начать просмотр. Так что, предстояло часок подождать, а пока можно было поужинать. Идею пропустить рюмочку для аппетиту Аркадий Борисович вынужден был отвергнуть, чтобы потом не было возможности, как в прошлый раз, списать наблюдаемое явление на собственную неадекватность. Буде это явление повторится… Наконец, с нетерпением дождавшись нужного времени, он начал смотреть запись. Сегодня показывали ток-шоу. Смотреть его сначала было скучно, но потом Аркадий Борисович как-то втянулся и к моменту, когда, пропуская рекламу, добрался до конца программы, он чуть не забыл вовсе, зачем смотрит эту передачу. Но вот ведущий в студии попрощался с гостями и поблагодарил спонсоров. Потом, после очередного перемотанного рекламного блока, прошли финальные титры ток-шоу, а затем на экране возник циферблат часов, на котором секундная стрелка отсчитывала последние деления. Когда часы на экране показали ровно 21.00, зазвучали позывные и появилась заставка новостей. Диктор на экране пожелал телезрителям доброго вечера… Аркадий Борисович посмотрел на свои часы. Они показывали… 20 часов 48 минут! Переключил аппарат в режим TV — и попал на финал ток-шоу, который только что уже видел! Ведущий в студии прощался с гостями и благодарил спонсоров…

Вот такая вот выходила чертовщина! Пискаренко прошел на кухню, и там бессмысленно уставился в окно, словно надеясь увидеть за ним ключ к разгадке парадоксальной ситуации. За окном стоял темный августовский вечер. В свете фонарей видны были гаражи-ракушки, детская площадка, тополя с отпиленными ветками. Все как обычно, никаких чудес. «Мда! — громко произнес Аркадий Борисович, — Ситуация!» Помолчал и добавил: «Ну, теперь-то можно!» — и полез в холодильник за бутылкой.

Проснулся Кирилл от того, что озяб. Не удивительно: милицейский китель на голое тело, трусы и ботинки — вот и вся одежда, которая была на нем. Страшно хотелось есть. Кирилл попытался как-то осмыслить произошедшее прошлой ночью, но осмыслить ничего не получалось. Проще было думать на другую тему: что делать? Здравый смысл подсказывал простой ответ: надо выбираться из этого чертового города! Значит, сначала выбраться отсюда в нормальный человеческий мир, организовать спасение Тимура, а потом уже все остальное: еда, тепло и осмысление произошедшего. О вчерашних непонятках с мобильником, выдававшем сообщение: «Вставь батарею, а то хуже будет!» — и вовсе думать не хотелось.

Кирилл решил исходить из гипотезы, что через город, как это чаще всего бывает, проходит некая центральная улица, в данном случае, видимо, являющаяся просто продолжением того шоссе, по которому они въехали в Велис. На въезде в город был милицейский пост. На выезде — наверняка, тоже. Значит, в те районы лучше не соваться. Ориентироваться, кстати, было сравнительно несложно: Кирилл помнил, что трасса на Велис шла, практически, строго на север, стало быть, от северной и от южной окраин надо стараться держаться подальше, а выбираться из города следует в восточном или в западном направлении. Ну а стороны света — определять по солнцу, благо, день обещал быть ясным. На часах было около десяти утра, и Кирилл, выйдя из дома на улицу, двинулся на восток, то есть, в сторону солнца.

Но выйти из города оказалось не просто. Добравшись минут за тридцать до восточной окраины, Кирилл встретил на своем пути преграду: высокий бетонный забор, над которым в несколько рядов была натянута

колючая проволока. Мало того: к верхней части забора были прикреплены горизонтальные кронштейны, по которым тоже шла проволока, уже не колючая, но похоже было, что это, как минимум, какая-то сигнализация, а может даже и провод под напряжением. Словом, ограждение, как вокруг какого-нибудь военного секретного объекта. Но никакого объекта за забором видно не было, а виднелись просто кусты, за которыми, чуть подальше, начинался лес. Двинувшись вдоль забора, Кирилл очень скоро понял, что он находится не с внешней, а с внутренней стороны ограды. Выходило, что забором этим огорожен сам город. Ну или, по крайней мере, этот его район. Но вот впереди показалось некое открытое пространство. Ряд домов заканчивался, и открывалась проезжая часть, ведущая, явно, из города — в сторону ограждения. Тут Кирилл счел разумным проявить осторожность и не напрасно: подобравшись поближе вдоль стены ближайшего дома и осторожно выглянув из-за угла, он увидел ворота, через которые проезжая часть выходила за огороженную территорию. У ворот прохаживались два мента с автоматами. Кирилл поспешил спрятаться обратно за угол. И призадумался… Может быть, эти вот милиционеры, как раз и есть то самое спасение, которого он так ищет? Может, надо сейчас просто выйти к ним, рассказать о вчерашнем происшествии, и все проблемы сразу разрешатся? Ну да, тут явно находится какой-то большой режимный объект, люди выселены, территорию охраняет милиция. Но, возможно, это нормальная милиция? А те вчерашние ГИБДД-шники — они какие-то злоумышленники. И надо, может, сейчас скорее идти к этим, нормальным, ментам и рассказывать им про «оборотней в погонах» на северном въезде в город? Нет, как бы ни хотелось мечтать о таком раскладе, но он казался маловероятным. Во всяком случае, риск был слишком велик. Нельзя было выходить к ментам. И Кирилл повернул обратно.

В противоположную сторону вдоль ограждения он двигался долго. Забор все не кончался и никаких брешей ни в нем, ни, хотя бы, в натянутой проволоке, не встречалось. В конце концов, Кириллу стало казаться, что он уже не в восточной части города, а постепенно приближается к северной окраине — той самой, с которой вчера убегал. Солнце стояло в зените, со сторонами света можно было и напутать, и, в общем, Кирилл решил не рисковать и на время прервать свою вылазку на окраину. Лучше дождаться, когда солнце двинется к западу, и тогда уже продолжить поиски выхода из города. А сейчас пару часов можно посвятить другим поискам — поискам питья. Во время этих блужданий по окраинам чувство голода как-то поутихло, зато жажда разыгралась не на шутку! Как назло, дома вокруг были все сплошь новой постройки, то есть, как еще вчера было обнаружено, без какой-либо сантехники. Воды добыть было неоткуда. Складывалось впечатление, что водоснабжение здесь просто напрочь отсутствовало, словно дома эти изначально строились не для того, чтобы в них жили люди. Пить хотелось страшно. Если бы сейчас пошел дождь, Кирилл собирал бы дождевую воду во что угодно, хоть в собственные ладони… Но день стоял ясный, солнце припекало, и ни единого облачка не было в синеве. Надо было двигаться куда-то в старые кварталы, в дома, где люди когда-то жили — там должен был быть и водопровод.

На пустых улицах, по которым брел Кирилл, не встречалось никаких следов жизнедеятельности населения. Только однажды на тротуаре попался обрывок газеты, видимо, занесенный ветром откуда-то извне. На обрывке была реклама какого-то клубного мероприятия:

«ДНТ (Заречье), ул. Русакова, 14. Группы «МаЛо» и «SODA».

Дальше начиналось интервью с каким-то Маслухой.

На обратной стороне бумажки находился фрагмент коммерческого объявления:

«Имеем возможность поставить в Ваш адрес следующие пиломатериалы: — доска обрезная, хвойных пород, влажность естественная. — Доска необрезная, хвойных пород, влажность естественная. — Кругляк хвойных пород, в том числе цилиндрованный…»

Но вот, наконец, и старые дома! Словно путник в пустыне, добравшийся до оазиса, бросился Кирилл в ближайший подъезд… Первый этаж, однокомнатная квартира, совместный санузел… Йес! Раковина! Кран! Кирилл склонился над раковиной и крутанул кран, подставляя рот под струю водопроводной воды, которой давно уже не приходилось пить, которая с привкусом ржавчины, или хлорки, но которая сейчас желаннее любого нектара, которая сейчас польется в пересохший рот, которая… не полилась. Матерно выругавшись, Кирилл опустился на унитаз… Но тут же снова вскочил. Может быть, перекрыты краны на трубах? Открыв дверцу сантехнического стояка, Кирилл выкрутил вентили на обеих трубах до отказа, но, увы, вода из крана не потекла. Правда, послышался какой-то отдаленный шум. Может быть, вода, все-таки, где-то пошла? Кирилл прислушался, пытаясь определить направление, откуда шел звук. И в этот момент на фоне шума зазвучал человеческий голос! Слов было не разобрать, но явно слышался мужской голос, объявляющий что-то через мегафон или громкоговоритель. Кирилл замер. Неужели облава? Но тут голос замолчал, и заиграла музыка. Знакомая музыка. Футбольный марш! Тот, что звучит на стадионах перед началом футбольных матчей. И тогда Кирилл понял, что за шум он слышал — это был отдаленный гул толпы на трибунах! Где-то там футбольный стадион!

На улице шум звучал заметно громче, и было совершенно ясно направление, откуда он доносился. Туда Кирилл и пошел, боясь поверить удаче. Ведь если там идет футбольный матч, на котором присутствует куча зрителей, а, судя по шуму трибун, так оно и было, стало быть, там он и попадет, наконец, к людям! Конечно, на стадионе, опять-таки, будет много милиции, но это уж ерунда! При должной осторожности можно будет хотя бы после матча добраться до нормальных людей, не попадаясь ментам на глаза. Вероятно, придется отсидеться где-нибудь поодаль, а когда народ начнет расходиться — просто смешаться с толпой. Вперед же, к стадиону! Гул трибун слышался все громче.