Рассвет на закате
Шрифт:
Но это было так приятно. Он был теплым и спокойным.
— Может быть, — сказал он с тихим смехом, — нам для примера и не понадобится наблюдать за местной молодежью.
Его длинные пальцы обхватили ее шею нежно и мягко.
«Господи, — подумала она, — прошли годы с тех пор, когда такие вещи происходили со мной. С тех пор, когда меня обнимал мужчина, или хотел обнять. Я заперта. В ящике, который сделан моими собственными руками. Хочу ли я этого? Стоит ли мне делать шаг навстречу?»
Но Элинор не ответила на свой вопрос. Не успела. Те же самые длинные пальцы взяли ее за подбородок, и их лица сблизились.
— Где же вы были? — спросил он, горячо шепча ей на ухо. — Где ты была? Почему я видел только Джулию? Господи, Элинор Райт, ты так похожа на Мадонну Боттичелли.
Ее тело отзывалось на забытые ласки: грудь тяжело вздымалась, а сердце билось с головокружительным глухим стуком. Но она не могла себе поверить. Это не могло быть правдой. Не сейчас.
Он заметил, что Элинор отстраняется; сначала Энтони, точнее, его неистовое тело проклинало, но затем он с покорностью смирился с ситуацией, хоть и не без скрытого самодовольства. Он понял: женщина в Элинор не умерла… Все в порядке. Теперь назад. Продолжение следует.
— Простите, — сказал он осторожно ей на ухо, убирая руку с соблазнительной бархатной груди, поднимая платье на ее плечи. — Время мною выбрано неудачно. Прошу прощения. Но вы оказались такой привлекательной.
Подтолкнув ее вперед, он застегнул платье и слегка сжал ее плечо. Его голос едва долетал до нее:
— Вам лучше поехать домой, я отвезу вас, Цирцея [14] . Но позже мы продолжим, в более подходящих условиях. Хорошо?
И он тронул машину с места, развернулся и выехал на дорогу, ведущую прочь от озера.
Хорошо? Действительно? Она не знала. Она ничего не знала.
— Я… я… — едва слышно сказала она. Затем, глубоко вздохнув, она, наконец, обрела связность речи. — Да, хорошо. И, кроме этого, я, я… не знаю, что еще сказать.
14
Цирцея — волшебница из греческих мифов, жившая на острове в роскошном дворце, обладавшая тайной изготовления приворотного зелья.
— Ничего. — Протянув руку, Энтони коснулся ее пальцев. — Абсолютно ничего. Но запомните, это повторится вновь, и я обещаю, что обстановка будет более соответствующей случаю. — И его рука снова легла на рулевое колесо.
До города было всего десять минут езды, но Элинор они показались вечностью. Остановив «порше» в тени, которую отбрасывали викторианские башенки под луной, он рассмеялся.
— Не убегайте, — сказал он. — Вам это ни к чему. Постарайтесь уснуть, Цирцея. Мне проводить вас до дому?
— Нет, спасибо, я прекрасно доберусь сама.
— Завтра в котором часу?
— Похороны? В десять.
— Хорошо. В девять тридцать я у вашего дома. Договорились?
— Да.
Он отпустил ее, на прощание похлопав по ледяной руке, и добавил:
— Спокойной ночи, и помните, вам необходимо поспать.
Взмахнув рукой, он уехал прочь.
Благодарная
Но по-прежнему ли он ее дом? Хотела ли Элинор, чтобы высокий, величественный старый дом Джулии был теперь и ее пристанищем? Что ж, Мэтт скажет ей завтра, кому принадлежит дом. А что касается данного момента, то Энтони Мондейн прав: ей лучше заснуть.
Она поднялась на маленькое крыльцо, вошла в кухню и не стала зажигать свет. Она и так знала дорогу. Облака, блуждавшие по небу, то скрывали, то открывали луну, которая серебряными вспышками озаряла холл. В тишине дома каблуки ее туфель издавали гулкое цоканье, которое диссонировало с тиканьем часов. Внезапно она поняла, что не в состоянии слышать этот беспорядочный шум и, нагнувшись, сняла туфли, а затем поднялась по полутемной лестнице, держа обувь, пальто и сумку в одной руке.
Ее комната находилась первой справа. Она свернула туда, оставив дверь открытой. Кому какое дело? Большая кровать с прошлой ночи оставалась нетронутой. Или с ночи, предшествующей прошлой. Она не помнила.
Она двигалась на ощупь, бросая одежду как попало, сражаясь с бесформенной массой фланелевой ночной рубашки, и наконец скользнула под одеяла, прижав холодное лицо к прохладной подушке.
Все ее тело было так напряжено, что, казалось, оно готово рассыпаться на кусочки. Она постаралась расслабиться, но это не удалось. Поднявшись, она спустилась в холл, взяла остатки снотворного, вернулась назад и заставила себя закрыть глаза.
Спустя сорок пять минут мучительных самообвинений наркотик подействовал. Она уснула, несколько раз болезненно вздохнув, но никто не слышал этого, кроме проворных мышек в чулане, и проспала до шести. Наступил день похорон.
Конец? Начало? Она не знала. Она знала лишь одно: ей было страшно.
Глава 3
Существует такая степень оцепенения, пережив которую, человеческое тело перестает воспринимать какие угодно катастрофы.
«Я, — подумала Элинор устало, — нахожусь как раз в таком состоянии. Я думала, что пережила это вчера, но это не так. Это предстоит мне сегодня. Мэтт Логан и Тони Мондейн смотрят на меня. И оба по-своему мне сопереживают: Мэтт потому, что он не представлял себе, что Джулия так небрежно относилась к бизнесу; а Тони потому, что прошлой ночью, когда он чуть не соблазнил меня, он, вероятно, думал, что собирается заниматься любовью с новым и единственным владельцем “Антиквариата Бонфорд”. Что ж, это не так».
Полуденное солнце сияло через окно кабинета Мэтта. Снаружи клены шуршали своими последними листьями, окрашенными красным и золотым. Воздух звенел хрусталем и наполнялся запахом сжигаемой листвы. А могила Джулии на маленьком кладбище уже была покрыта венками, из которых ветер вырывал лепестки.
«Нужно еще убрать увядшую герань на могиле Бобби и заменить ее на вечнозеленые растения, — отвлеченно от происходящего пронеслось в голове Элинор. Такие мысли помогали уйти от реальности, но, похоже, обстоятельства брали ее в плен. — Жизнь вновь вернула меня на прежнее место».