Рассвет над океаном
Шрифт:
Джарод в серой рубахе с эмблемой Центра на рукаве садится на край моей постели. Откуда ты здесь? Они тебя поймали?! Я ничего не говорила им, клянусь! Я ничего не говорила…
«Я пришёл, чтобы быть с тобой рядом!»
Его лицо близко-близко. Взгляд, от которого всё во мне переворачивается. Колючие твёрдые щёки.
«Прости, я не успел побриться!»
Уходи, любимый, уходи! Иначе я буду разговаривать с тобой, я буду звать тебя по имени, и они обо всём догадаются.
«Я помогу тебе, Мия. Проведу по краю пропасти!»
Уходи!!!
Вдох — выдох, вдох — выдох, вдох… Дыши, Мия, дыши. Ты не должна сейчас умереть.
Воспалённый глаз камеры под потолком. Жёлтое виски в толстодонном стакане. Моё утешение и освобождение. Я обещала Джароду, что не буду пить. Он обещал мне, что не попадётся.
Свернуться клубком, колени к подбородку. Забиться под клетчатый плед. Может быть, я, наконец, сумею согреться? Плед тоже мокрый. Почему он такой же, как мерзкое одеяло из моего сна?
Прохладная ладонь ложится мне на лоб. Мама!
Белое платье в цветочек. Светлый платок на тёмных волосах. Тёплые лучистые глаза. Останься со мной, мама. Ты единственная, кому они позволят остаться!
«Я буду с тобой, Мия. Что бы ни случилось, я буду с тобой!»
Мама, я умру, да?
Я не могу умереть, я ещё не сказала ему, что люблю его!
Улыбка, полная сострадания и нежности. Прохладная ладонь у меня на лбу.
Жёлтый изнуряющий свет. Серые стены. Мне не привиделось! Голова по-прежнему трещит. Сажусь и стряхиваю с себя остатки сна вместе с одеялом, пропотевшим насквозь. Движения — проще некуда, а я запыхалась! Пытаюсь откашляться, не выходит — мешает боль под рёбрами. Очень хочется пить. Пока я спала, на столе оставили поднос с тарелкой и кружкой… но до них нужно дойти, а встать я не в силах.
Короткое гудение, щелчок, и дверь открывается. В камере появляется Рейнс. Он разворачивает своё кресло напротив моей койки и некоторое время, не говоря ни слова, смотрит на меня. Мы никогда не нравились друг другу, но таким я прежде его не видела. В его выцветших глазах столько ярости и ненависти, словно это не он убил мою маму, а я — уничтожила всё, что было ему дорого! В конце-то концов, в чём дело? То, что у меня нет его генов, стало для него сюрпризом? Но ведь донора, в любом случае, выбирала не я…
— Что здесь происходит, мистер Обманутые Ожидания? Какого чёрта меня сюда запихали?
— Именно здесь твоё место, Сорок Третья, — шипит он в ответ.
— Триумвират в курсе… наших перестановок?
— Им сообщили, что мисс Паркер тяжело заболела и помещена в клинику.
— Я действительно больна. Мне нужен врач.
— Ты получишь врача. Но только после того, как скажешь мне правду.
Им что, известно про нас с Джародом?!
— Какую правду?
— Откуда ты узнала, что ты — не Паркер?
Перевожу дух. Неизвестно. И не будет известно. Ничего нельзя
— Оттуда же, откуда и ты — из анализа, который меня заставили сделать сегодня ночью.
— Врёшь, Сорок Третья! Ты ещё до него сказала, что ты мне не дочь.
— Это была фигура речи, мистер Обманутые Ожидания. Я сказала так, потому что меня мутило от мысли, что мой отец — ты.
— Неужели я настолько отвратителен?
— Ты чудовище. И ты убил мою мать.
Его лицо искажается странной болезненной гримасой, по щеке пробегает нервный тик.
— Врёшь, Сорок Третья! — произносит он снова. — Как ты узнала то, чего не знал никто, даже я?
— Я не знала. Просто совпадение.
— Откуда на твоей руке след от иглы?
— Инъекция обезболивающего. У меня была мигрень.
— У тебя не бывает мигреней. Отдавала свою кровь на экспертизу, не так ли?
— Нет.
— Куда отдавала? В лабораторию Центра?
— Не отдавала, болван, сколько можно повторять?!
— Чей генетический материал ты взяла для анализа? Мой? Где ты его взяла?
— Я не брала ничьего материала и никуда не отдавала свою кровь. С какой стати ты мне не веришь?
— Потому что ты врёшь!
Он тяжело дышит. Я тоже задыхаюсь, перед глазами опять начинает темнеть.
— Хорошо, допустим, вру. Допустим, я где-то раздобыла твою кровь и попросила сделать экспертизу. И что? Это преступление?
— Генетикам запрещено брать у мисс Паркер кровь для анализа, не поставив меня в известность. Мою кровь нельзя получить из банка без моей санкции. Я должен знать, кто нарушил все мои распоряжения.
— Никто не нарушал твоих долбаных распоряжений…
Хватаю воздух ртом, захлёбываюсь кашлем и болью.
— Пей! — Рейнс суёт мне в руки кружку.
Проглатываю холодное пойло, когда-то считавшее себя травяным чаем. Ложусь и закрываю одеялом ноги. Мой несостоявшийся папаша теперь смотрит на меня, как на машину, которая сломалась в безлюдном месте посреди ночи.
— Я пришлю тебе врача. Продолжим наш разговор позже.
По крайней мере, я нужна им живой! Слабое, но утешение.
Через несколько минут приходит Салливан. А я-то надеялась никогда больше не увидеть его рожу!
— Ай-ай-ай, дорогая Сорок Третья! — растекается он в улыбке, подавая мне градусник. — Я ведь ещё вчера велел вам выпить горячего чаю и аспирина. Что же вы пренебрегли моим советом?
Тридцать девять и восемь.
— Будьте добры, сядьте и расстегните платье. Я вас послушаю.
Дышите… Не дышите… Он трогает меня кружком фонендоскопа и улыбается всё слаще.
— Мисс Паркер, самая красивая и самая недосягаемая женщина в Центре — так о вас говорили. Оказалось, и не Паркер, и не такая уж недосягаемая, — хихикает гаденько. — Но красотка, конечно — хоть в этом не ошиблись!