Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
Не было нигде в комнате и Халева.
26
— Я возьму в гарнизоне коня и отправлюсь по дороге на север, — сказал Феофил. — Атрет хорошо знает эту дорогу. Ты оставайся здесь на тот случай, если он передумает и вернется.
— А если он вернется?
Тогда отправляйтесь в путь. Делайте привалы возле дорожных столбов. Я вас найду. — Феофил оставил ей денег, которых должно было хватить на два дня.
Рицпа прохаживалась по комнате, отчаянно молясь, чтобы Атрет
Ее грудь переполнилась молоком и уже болела от тяжести. К этой тяжести добавлялись сомнения, которые заставляли сердце Рицпы сжиматься.
«Отлучи его от груди. Начинай прямо сейчас».
О Боже.
«Я не прощу ничего!»
Господи, прошу Тебя.
Рицпа села и заплакала, ее настроение становилось все мрачнее. Она скрестила руки на груди, как бы стараясь сдержать бушующую в ней боль.
Да будет воля Твоя, Господи. Пусть мое сердце сможет принять волю Твою.
Она зажгла светильник. Принявшись снова расхаживать по комнате, она бормотала про себя слова, которым учил ее Семей, настойчиво повторяя их и борясь с одолевавшими ее сомнениями. «У Тебя есть план относительно моей жизни, план, который послужит мне на благо, а не на горе. Господи, Ты нашел меня и возродил меня. Ты сделал меня Своим чадом. Ты вытащил меня из ямы». Слезы текли у нее по щекам. «Господи, на все Твоя воля… Твоя воля… Господи…»
Открылась дверь.
Рицпа обернулась и увидела, как входит Атрет с Халевом на руках.
— Ты проснулась, — с улыбкой сказал Атрет, сбрасывая с себя тяжелый узел и опуская его на пол.
Рицпа уставилась на него.
Атрет снова посмотрел на нее, улыбка постепенно исчезла с его лица, он нахмурился.
— Что случилось?
— Что случилось? — возмущенно и тихо переспросила она.
— Ты выглядишь… — Атрет пожал плечами, подыскивая нужное слово, — такой сердитой.
— «Что случилось?!» — У нее внутри все закипело. — Ты берешь Халева, уходишь, никому не говоря ни слова, и после этого еще спрашиваешь меня, что случилось?
— Ты спала, кому–то же надо было присматривать за ним, — сказал Атрет с убийственной логикой. — Возьми его. — Он передал малыша ей в руки. — Он голоден. — Германец прошел через комнату к столу. — И я тоже.
Рицпа стояла, разинув рот.
— Здесь ничего нет, — сказал Атрет, увидев на столе только кусок хлеба. Он снова повернулся к ней.
— Феофил взял оставшийся хлеб.
— И больше ничего не осталось?
— Я совсем не хочу есть, — сказала она сквозь зубы, уверенная в том, что у нее хватит сил своими руками убить этого германца. Трясясь от злости, она повернулась к нему спиной, села на диван и расстегнула тунику, чтобы покормить Халева.
— Ты заболела? — спросил
— Нет.
Атрет нахмурился. Рицпа была не похожа сама на себя, и это заставило его встревожиться.
— Пойду, возьму для нас какой–нибудь еды, — сказал он и вышел.
Рицпа была в таком состоянии, что ей было все равно, вернется он или нет, но потом она испугалась, а вдруг все–таки не вернется. Когда же он пришел назад, то принес хлеб, виноград, две жареные курицы и два бурдюка с вином, но его веселый вид только еще сильнее разозлил ее.
— Где Феофил? — спросил Атрет. — В банях или в гарнизоне, со своими кровожадными друзьями?
— Ни там, ни там. Отправился тебя искать. Снова.
— И куда, по его мнению, я мог пойти?
— На север.
Атрет уставился на нее.
— На север? — Атрет засмеялся. Он смеялся тем веселее, чем больше думал о том, как римлянин пытается найти его на дороге. — На север, — повторил он и разломил курицу надвое. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем этот римлянин поймет, что Атрет никуда не уходил из Гроссето? Довольно улыбаясь, он с аппетитом поедал куриное мясо. Халев тем временем наелся и заснул на руках у Рицпы. Она положила его на свой диван и накрыла накидкой Атрета. Выпрямившись, она уставилась на Атрета, уязвленная его весельем.
— Как ты можешь над этим смеяться?
— Долго же ему придется меня искать.
— Он собирался взять коня.
— Так он еще и верхом отправился. Ха! Отлично. Чем больше между нами расстояние, тем лучше. — Продолжая смеяться, Атрет зубами оторвал от курицы большой кусок. Указав на вторую курицу, он пригласил Рицпу к столу.
Она прошла через комнату, села напротив него, взяла половину жареной курицы и подумала, не швырнуть ли ею прямо в лоб Атрету.
— Ты мог бы нас предупредить, — сказала она, в сердцах отрывая куриную ножку.
— Я же сказал, ты спала.
— Тогда не надо было уходить.
Атрет прищурил глаза.
— Я не собираюсь отчитываться перед тобой, женщина. И, клянусь Гадесом, я не стану отчитываться и перед ним.
— Он же показывает тебе дорогу домой.
— Это мог бы сделать и кто–нибудь другой, — сказал Атрет, пожав плечами.
— Если бы твои упрямство и гордость позволили тебе об этом попросить.
Атрет на какое–то мгновение застыл, потом бросил недоеденную курицу на поднос; веселья как не бывало.
— Моя гордость?
— А что я должна была подумать? — сказала Рицпа, и ее гнев достиг апогея. — «Отлучи его от груди», — это твои слова. «Я не прощу ничего», — это твои слова. — Она в сердцах швырнула в германца куриной костью. Его реакция оказалась, как всегда, на высоте, и Рицпа промахнулась. Она никогда еще не видела его таким удивленным.
— Я думала, что ты оставил нас, взяв с собой Халева! — Неожиданно Рицпа разразилась слезами. Расстроенная своей несдержанностью, она быстро встала и вышла из–за стола.