Рассвет пламенеет
Шрифт:
В это время года кристально-прозрачный, чисты Терек почти не выходил из своего основного русла. С шумом он бился о столбы шаткого мостика, играя дробным гравием, которым сплошь было покрыто дно, и мчался вдаль, то образуя синеватые круги водоворотов, то покрываясь кудряшками пены.
Люди уже спустились к Тереку — первая рота уже перешла мост, когда Метелев услышал, как где-то недалеко громыхнул снарядный взрыв. Кто-то вскрикнул, кто-то рядом тихо сказал:
— Товарищ старший лейтенант, одного зацепило…
— Повалился, бедняга! — проговорил второй солдат.
Метелев не оглянулся. Будто отыскивая кого-то, он пристально смотрел на крутой берег. «Санчасть позади, подберут», — думал он, поспешно продолжая подъем.
— Шире шаг!
— Так что, если говорить по совести, дело не в танках, дело такое, чтобы нам не дрогнуть, — рассуждал пожилой сержант.
— Вот, из огня да в полымя.
— Ну что ж, давай, — сказал кто-то вздохнув. — Давай танки!
Над самым обрывом их поджидал полковой грузовик. Рядом стоял начальник боепитания. В кузове трое опустошали ящики. Старшина, в авиационной фуражке с переломленным козырьком, махнул рукой подходившей роте Метелева.
— По четыре на брата, товарищи! Да чтоб не задерживались.
Метелев повернулся к роте.
— Справа по два! — подал он команду. — Быстро!
Старшина покрикивал:
— Следующий!
Никто не отказывался от противотанковых гранат, хотя ими уже и были набиты чехлы. Некоторые успевали развязать вещевой мешок, быстро и молча сунуть туда, к хлебу и консервным банкам, гранату, пряча запалы в нагрудные карманы гимнастерок.
— Пригодятся, небось, а? — спрашивал молодой боец у пожилого сержанта.
— Почище консервов! — сдержанно ответил сержант.
С хода Терек перехватила противотанковая батарея лейтенанта Игнатьева. Серов, размашисто прыгнув к зарядному ящику, рубанул рукой по воздуху.
— Ей-богу, подсоблять придется. Эй… В-вира-а!
— Навались, ребята! — закричали ездовые.
— В-в-вира-а! — гудел черноморец.
Затем на повозках двинулся минометный взвод.
— Н-но-о!.. Эх… милая-а! Н-но-о…
Потом, вслед за первым, на мостик вошел второй батальон майора Ткаченко за ним прогромыхал артдивизион во главе с капитаном Смирновым. В Михайловской ожидали очереди у переправы остальные подразделения полка майора Булата. Степью подтягивались минометчики. Где-то ниже по Тереку переправлялись другие соединения корпуса.
В это время в Михайловскую подходили тыловых подразделения полков.
— Видно, предстоят нам горяченькие дни, — говорил Петелин.
— Да, предстоят, — задумчиво ответил Бугаев.
— И не придется нам, товарищ гвардии Павлуша, ни себя жалеть, ни солдат.
— В меру потребности, — согласился политрук, не преминув поправить Петелина. — Тогда уж не жалей живота, если назреет необходимость.
— А по мне, — так никогда жалеть его не следует.
— Теперь, — сказал Бугаев, не обращая внимания на реплику Петелина, — сложившаяся обстановка очень тяжелая. Но это, Вася, совсем не означает чего-то неизбежного. Все, вернее, почти все будет от нас зависеть.
На извороте дороги из-за кукурузной листвы показался начштаба Беляев. С ним было еще двое: высокий и худощавый капитан с рыжими редкими усиками и старший лейтенант. Лица их были озабочены. Беляев, опираясь на палочку и прихрамывая, шел посередине. Ускорив шаг, Симонов направился ему навстречу. Беляев поднял руку, и батальон остановился.
— Прибыли? — спросил он, как бы предупреждая Симонова, чтобы тот не рапортовал. — С тем и поздравляю!
Несмотря на шутливый тон Беляева, Симонов сразу понял, что на душе у начальника штаба совсем не весело.
— Разгружаться? — угрюмо спросил комбат.
— Да, спешивай с повозок всю свою технику. На колеса противотанковые пушки. Ездовых, обозников — в поселок. Пусть укрываются хорошенько.
— Есть!..
— И быстренько действуйте, Симонов.
В голосе Беляева Симонов расслышал сдержанную тревогу. Отдав приказания, он взял Беляева под руку, и они отошли в сторону.
— Так вот, Симонов, — сказал Беляев. — Против нашего участка пока что танков не видно. Кругом же невообразимый грохот. Сам слышишь. Противник может ринуться совершенно неожиданно. А полки не подошли, исходного рубежа мы не заняли. Все это скверно, сказать по правде. Разворачивай батальон левее, так — метров на триста по фронту.
— Будем наступать?
— Не торопись. Ставится задача сдерживать пока что. Наступать — потом.
— Тогда окапываться надо. Здесь, что ли? — спросил Симонов, ковырнув рыхлую землю носком сапога.
— Зачем же здесь? Метров восемьсот вперед. Там твой комиссар и Мельников. Они знают концы флангов. Окапывайтесь без лени. Ночью с переднего края уйдет наша часть, которая теперь занимает оборону на вашем участке. Так что воспользуйтесь этим временем, закрепляйтесь прочней.
— Против нас — кто?
— В этих местах расположена горнострелковая румынская дивизия, полк «Бранденбург» и сводный отряд егерей из дивизии «Эдельвейс» — это все, что мне известно. Опорный пункт противника в селении Гизель. Километров шесть-семь отсюда.
Хотя уважение к Симонову росло у Петелина с каждым днем, лейтенант все же не мог терпеть непрерывного его попечения. Ему казалось, что комбат задался целью намеренно досаждать ему своим контролем.