Рассвет пламенеет
Шрифт:
— Они — только материал! — патетически воскликнул корреспондент. — Безликое вещество, но не личность. Вам фюрер доверил и предначертал великую роль в истории создания нового порядка на азиатском Кавказе.
— М-да, да… — вымолвил Клейст, то ли польщенный, то ли начиная понимать, что его интригуют. — Я не могу разделить вашего воодушевления личностью в истории. Но не пора ли мне ответить на конкретные вопросы, интересующие прессу?
Неутомимый говорун встряхнул головой и
— Я наблюдал за маршем всех войск, устремившихся в прорыв. Вместе с другими частями поспешно продефилировал 525-й дивизион противотанковой обороны. Неужели еще не исключена возможность контратаки со стороны русских танкистов?
— Такая возможность не исключается.
— Если это не тайна, после взятия Владикавказа вы рассчитываете часть войск бросить по Грузинской Военной дороге?
— Да, рассчитываю.
— Тем самым имеется в виду город Тифлис, где размещен русский штаб Закавказского фронта? Или бакинская нефть?
— И то, и другое. И более того, мы открываем путь в Индию.
— Могут ли в районе Владикавказа возникнуть неожиданные препятствия на пути вашего движения к Грозному?
— Не думаю. Русские не успеют перегруппировать свои войска.
— Не смею обременять вас. Последний вопрос. Как рассказал генерал Макензен, танковая армия целеустремлена в Алхан-Чуртскую долину. Читаете ли вы значительными те укрепрайоны русских, которые расположены между Тереком и Сунженскими хребтами?
— Да, считаю. Но русские укрепрайоны будут превосходно обработаны с воздуха.
— С вашего позволения и от вашего имени, что передать немецкому народу?
Растопыренными пальцами Клейст обхватил подбородок. Развалившись в кресле, он принял позу грозного повелителя:
— Машина пущена! Остановить ее теперь уже никто не сможет. Впереди остался не очень длинный путь, — цепь мелких, порой малоприятных событий. Мы скоро, очень скоро придем к великому финалу в этой войне с богатой Россией!
IX
Уже прокричали первые петухи, когда группа офицеров дивизии Василенко въехала на трехтонке в город Орджоникидзе. Стоя в кузове, широко расставив ноги, Рождественский придерживался за граликсовый верх машины. Рядом с ним — офицеры связи от каждого полка и батальона. Начштаба Беляев сидел рядом с шофером в кабине.
— В городе осадное положение, — козырнув, сказал патруль-офицер, задержавший машину. — Слышите, что делается на окраине? Я прошу оставить грузовик, ночью автомашинам нельзя…
Рождественский склонился за борт машины, вслушиваясь в тихий говор Беляева. Патруль-офицер продолжал:
— Наконец вы прибыли! Тут ждут вас, ох и ждут! Положение… сами понимаете.
Грузовик все же пришлось оставить.
Черным провалом между домов дальше двинулись пешком. Где-то за Тереком, на окраине города, непрерывно рвались снаряды, посылаемые противником вслепую со стороны Гизеля.
Нигде ни огонька, ни струйки света.
В штабе их встретил дежурный офицер и сразу же исчез в темном коридоре. Его помощник поинтересовался:
— Не устали в дороге? Не задремали?
— Скажите-ка лучше, противник далеко от Орджоникидзе? — спросил Рождественский.
— Тринадцатая танковая скапливается на окраинах Гизеля. Его благородие полковник Кюн и ночью горожан будит. Свинство, честное слово! Бьет по жилым кварталам, стариков да ребят калечит.
Вернувшись, дежурный сказал:
— Очень вовремя! Ваш командир корпуса хотел уже уходить. Запотоцкий, — обратился он к своему помощнику, — отведите товарищей в дом 17. Пусть отдохнут до рассвета.
Когда они очутились на улице, Запотоцкий сказал, обращаясь к Рождественскому:
— Сами убедитесь, как тут приходится работать. А командарм ни за что не желает переносить командный пункт поглубже в тыл. Дьявольская обстановка…
— А мы к вам прямо с курорта, — насмешливо ответил Рождественский. — Что же вы пугаете «новичков»? так, чего доброго, мы можем драпануть обратно.
— Мы не отпустим, пожалуй, — усмехнулся Запотоцкий. — Ждали ваш корпус, как в засуху дождя.
Откуда-то из-за окраины, словно дальний гром, докатилась артиллерийская канонада, сливаясь в общий, нарастающий гул выстрелов и взрывов.
— И часто этак? — спросил Рождественский.
— За ночь в третий раз. Вторую ночь громыхает.
— А что же авиация?
— Сегодня днем в столовую бомба угодила. Там обедали как раз. Что было с людьми, объяснять не приходится.
Всей гурьбой, человек в двенадцать, они поднялись на третий этаж.
— Электричество можете жечь сколько угодно, — сказал Запотоцкий. — Окна занавешены. Здесь жила семья какого-то полковника — эвакуирована. А хозяевами осталось гарнизонное начальство. Желаю спокойного сна.
— Товарищ капитан, а как же с нашей девушкой, что в Ищерской осталась? — спросил старший адъютант Мельников, когда они остались одни.
— Неладно с ней получилось, — сказал Рождественский. — Киреев дал указание ей и радисту выходить из Ищерской. Прохор, мой знакомый, их выведет, а нас нет…
— Лена разыщет нас, это уж так, — уверенно заявил Рычков. — Она от своих не отстанет.
— Разыщет, конечно, — сказал и Рождественский и подумал: «Если удачно перейдет фронт».