Рассвет пламенеет
Шрифт:
— А насчет яблок как же? — уже шутливо спросил Бугаев.
— Симонов зря не скажет. Хорохорился я попусту. Надо сдерживаться… Это сейчас полезней для дела, понимаешь?
Батальон пересек шоссейную дорогу, ведущую из Архонской к Ардону. От реки Ардон в гору навстречу Симонову поднимался Василенко с командиром полка майором Булатом.
— Жду, жду, Андрей Иванович, — издали сказал Василенко и махнул рукой подходившей роте Петелина. — Приземляйтесь, не маячьте на виду…
Между Василенко и Симоновы налаживались и крепли деловых, даже больше — дружеские взаимоотношения,
— До сего времени противника перед нами всегда было больше, чем сейчас, — кисло поморщившись, сказал Василенко. — И тогда их оборону или наступающие боевые порядки я видел собственными глазами. Противник был весь передо мной, я разглядывал его почти в упор. Сейчас же его надо тщательно отыскивать на местности. И все это нужно делать так, чтобы людей не подставить под нож!
Некоторое время он глядел в синеватую холодную даль за рекой.
— Понятно тебе, Симонов? Не вижу я четкой линии занятой противником обороны. Оторвался он от нас… Да, оторвался…
Василенко помолчал, плотно сжав губы, словно сдерживал нетерпение, а затем негромко предложил:
— Так вот, прошу действовать осмотрительно. Прямо отсюда сначала вперед пускайте мелкие группы, метров на сто пятьдесят от основного ядра. На сближение — развернутым фронтом. перейдете реку там уж только короткими перебежками. сарай видите, во-он, что правей населенного пункта. разворачивайтесь слева от сарая, а справа Ткаченко пойдет.
Он поднялся, подал Симонову руку, и они с Булатом поспешно зашагали к показавшемуся второму батальону.
Первым к Симонову подошел Петелин, за ним остальные командиры рот. Разъясняя задачу, Симонов обдумывал каждое слово, изредка поглядывая на правый фланг, наблюдая за Ткаченко, как тот в высоких кукурузных зарослях разворачивает свой батальон.
— Давайте, но не больше чем по пяти человек от взвода, — закончил Симонов. — А вы, Тамара Сергеевна, свой санпункт расположите у реки, под бережком, в прикрытии. Продвинемся — не отставайте.
По дороге промчался трофейный броневичок Киреева, степью подходили остальные стрелковые батальоны. Роты батальонов Симонова и Ткаченко уже рассыпались по широкому оголенному полю. Солдаты бежали вниз, к реке, чтобы на короткое время укрыться у берега, перевести дыхание, осмотреться и снова рвануться вперед.
Как всегда, Магура шла за своим батальоном, стараясь не отставать, — всех санитаров она направила с ротами.
Семьдесят пять дней непрерывно она находилась в боях, и каждый новый день не легче прожитого. Требовалось все новое усилие, все новое напряжение нервов, но тем не менее она никогда раньше не чувствовала такого беспокойства за Симонова, как сейчас. Мысль о том, что Андрей Иванович может погибнуть в этом бою, не покидала ее ни на минуту.
С разбегу Магура спустилась к реке, ни на миг не раздумывая, бросилась в воду, дрожа от холода, выбралась на противоположный берег.
Метрах в пятистах впереди виднелись постройки. Оттуда донесся рокот вражеских пулеметов. Магура увидела, как во весь рост встала рта Петелина. «Это уж безумие!» — пронеслась у нее жгучая мысль. Но эта мысль сразу погасла. Рота неудержимо, стремительно продвигалась вперед, и, к великой радости Тамары Сергеевны, никто не падал. Поднялись и остальные роты. Симонов потерялся в лощине. «Теперь уж поздно останавливаться, ложиться. Правильно, что они так пошли…». И она бежала с раскрытым ртом, с раздувшимися ноздрями. «Только бы мне догнать их, только бы не бежать, когда батальон заляжет».
Позади Магура расслышала шум мотора. Она оглянулась. Броневичок Киреева, разбрызгивая грязь, мчался на полной скорости к месту боя первого батальона. Он резко остановился, дверца открылась, и Киреев улыбнулся Магуре:
— Здравствуй, дочка… Жива-здорова?
Она не успела ответить. Броневик понесся дальше, к окраине населенного пункта, к тому месту, где петелинцы уже вступили в рукопашный бой.
Под вечер Тамара Сергеевна эвакуировала раненых. В одной из хат, куда она зашла, Киреев проводил беседу с политруками батальона. Коротко, выразительно взглянув на дочь, он слегка кивнул ей головой, и по знакомой, чуть приметной его улыбке Магура поняла, что отец гордится ею.
— Теперь мы вступаем, товарищи, во второй этап борьбы с войсками Клейста, — продолжал он. — В своих тактических расчетах противник полагался на превосходящее число активных штыков, на преимущество в технике. Это, конечно, очень значимые величины. Но едва лишь прогремели первые гвардейские залпы, как вражеский солдат почувствовал: время бравурных маршей закончилось. Не выдерживает гитлеровская грабьармия хорошо организованных наших ударов. Теперь рядовой вражеской армии понимает нас лучше, чем сам Клейст. Многие из немцев, ощутив гвардейские удары, возымели желание подальше уйти и поскорей… Но Клейст приказывает войскам создать по всей линии фронта долговременную оборону. В землю закапываются танки, создаются огневые опорные пункты. В чем же теперь заключается замысле Клейста? В районе Гизеля он потерпел самое большое поражение, какое когда-либо выпадало на его долю. Между тем он не желает признавать себя побежденным конечно, мы с ним не обсуждали его оперативные планы. Но едва ли Клейст имеет сейчас какую-нибудь схему боевых действий на Северном Кавказе. Он просто вынужден обороняться и ждать исхода борьбы за Сталинград. Из этого вытекают наши задачи. В боях за Советский Кавказ мы уже одержали значительную победу. Но как и прежде, решающее остается впереди. Каждый воин должен знать об этом.
Оглядывая присутствующих, Магура увидела Андрея Ивановича. Он стоял у стены и грыз окурок цигарки… заметив Тамару Сергеевну, Симонов кивнул ей головой. Тихонько подступив поближе, он спросил:
— Ну, как у тебя, Тамара Сергеевна?
— Как всегда. А у вас? — спросила она и улыбнулась, словно ждала от него какого-то решительного слова. Симонов подумал: «Нет, не время говорить о личном, о том, что давно уже хочется сказать… Но когда же настанет такая минута?..».
После окончания беседы политруки и парторга разошлись по своим ротам, вышел и Симонов. Магура и Киреев переглянулись, и, словно поняв друг друга, оба задержались в хате. Отец уселся за стол, закрывая широкой спиной окно. Он положи руки перед собой, и Магура увидела, что одна из них перевязана.
— Папа, ты ранен? Когда?
— Часа, наверное, три назад. Незначительно, пулей задело мякоть ладони.
— Я посмотрю, папа. Кто перевязывал?
Протянув руку, Киреев молча наблюдал за четкими движениями дочери. Потом он сказал:
— А ведь я не думал, что ты станешь хирургом, Тамара.
Она улыбнулась.
— А почему?..
— Нежная ты была, ласковая…
— А разве профессия хирурга…
— Я понимаю, Тамара, — строго сказал Киреев, — нож спасает человеческую жизнь, если им движут руки человека, который любит жизнь… И не только свою…