Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
К ЕДИНСТВЕННОМУ ДРУГУ ПРИРОДЫ 10 Пускай Гельвеция блаженна, Чистейшей твердью осененна, Под благотворною звездой Пленяет дщерей меонийских Вершинами хребтов Альпийских, Покрытых вечной сединой, Пленяет звучными брегами Своих излучистых ручьев Иль сребряными зеркалами Пучинородного Лемана\ - Пускай Сатурнова держава, Где Тибр и Эридан шумит, Возможны краски истощит Для тонкой Аддисона1 кисти! Пусть Темзы на брегах туманных Взор тайный Экензайда2 ищет Равнин Фессальских, толь желанных, Или селений сил лесных, Где нимфы ликовали тайно 20 В часы златые с древним Паном На сено-лиственных брегах!
– Я в Херсонисе много-холмном Под благодатным небосклоном, Где и тогда, - как Водолей В других пределах обретает Замерзший в чаше ток своей, - 1 Аддисон, славный английский писатель, в одном изящном своем письме к лорду Галифаксу с лучшим стихотворческим искусством изображал красоту Италии. 2 Экензайд, другий знаменитый английский
20 Херсонида Херсонида. Титульный лист издания 1804 г.
К единственному другу 21 Нередко дух весны летает, Нередко ландыши растут, - Там я, уединясь в долинах, Или на стланцовых вершинах, Найду Гельвеции места, Найду Сатурновы брега, Найду Темпийские луга. Доселе музы перст трелистой Не строил арфы здесь сребристой; Быть может, - ни один ток чистой Парнасских плясок не твердит, Ни ключ кипящий не струит Певицы песни, сердцу лестной, И в мере не бежит небесной, Какую чувствуя в стихах, Находим нову жизнь в словах.
– Быть может, - скрылись в давни веки Иные не воспеты реки; Ключ нем их, - ключ их спит незримо; Но лоно тоще, - неключимо; Но по искусству муз, конечно, Уснувший ключ шумел бы вечно.
– Быть может, - ни одна скала, Ни холм не высит здесь чела, Ни лес, что злаком их венчает, Ни сад пустынный завсегда Зеленых глав не воздымает, Которые бы иногда Особенно воспеты были Устами пылких песнословов.
– Живущий гул средь горных кровов Еще не повторяет мер Девяточисленных сестер, Сей гармонической дружины, Сих милых дщерей Мнемозины.
22 Херсонида Блаженна будет муза та, Что испытает силы духа, Да возвеличит иногда В восторг потомственного слуха И в изумление очес Сей живописный мир чудес, Сии бессмертные долины, Сии ключи, скалы, пучины. Они бессмертны; - в сих летах Не сами ль зрели очесами, Как несравненная в царях ЕКАТЕРИНА с полбогами, На полдень славы поступив, Подобно Ольге возрожденной Иль внуку Ольги просвещенной, До черных волн свой путь свершив, Стопой священной их почтила, И светом взоров озарила?
– Бессмертны, коль монархи вновь Прольют на редки толь картины, На тучные холмы, долины Со взором творческу любовь. Сладкопоющая камена\1 Дай Аддисона меру сил! Дай ту воображенью цену, Что Экензайд в стихах открыл! Дай Томсона, - жреца природы, - Дорический напев и строй!
– Когда сии друзья свободы Из мрачной готфской сети той, - Что своенравна рифма ставя Так называется муза по искусству в пении; и потому камена значит певицу.
К единственному другу 23 И столько сил твоих убавя, К паденью клонит иногда, - Тебя изъяли навсегда, Дерзну ль сии расторгнуть узы, Сии железа нежной музы, Что с убиеньем красоты Доныне с стоном носишь ты? Дерзну ль в дыхании свободном Тебе отверзти лучший путь, Дабы твоя младая грудь Была в движеньи благородном?
– Дерзну ли гладкий след просечь Без ужаса укор суровых, Дабы удобнее протечь С тобою поле зрелищ новых, С тобою рай красот другой И живописей мир с тобой? Сладкопоющая камена\ Тебе иный убор готов; Сия постыдна разве смена! Восстань!
– изыди из оков! А ты, - природы друг отменный, Услыши глас ея смиренный! Она здесь с скромностью берет Приморску арфу в робки длани; Она поет сердечны дани; Она предметы те поет, Что злато-пурпурна денница, Что полдень, облеченный в зной, И что вечерня червленица, Покрыта рдяной темнотой, В пределе сем усыновленном, В сем Херсонисе оживленном Могли в ея биющусь грудь
24 Херсонида С влияньем пылким Льва1 вдохнуть. Благотворящая природа, - Что на торжественных хребтах 130 В часы приятнейшие года, Что на цветущих берегах Карасских, Альмских и Качинских2, Что при живых струях Салгирских, При пышной злака пестроте И средь источников гремучих, Из уст бегущих скал дремучих, Ликует в полной лепоте, - Снабдила красок разнотою, Чем оттенить я не забыл 140 Рисунок слабою рукою Твоих садов, что ты взрастил, Твоих пригорков, рощиц юных, Твоих ключей сереброструйных, Где бдительный твой тихий взор Объемлет прелестей собор Иль в лучшие часы спокойны Находит зрелище Помоны, И где досуг бесценный твой Сретает года труд златой. 150 О друг природы, - обратися! Зри сей рисунок!
– усмехнися!
– Воззришь, - тогда коральный холм, Салгирский брег, - уклон гор мшистый, Дубрав благоуханных сонм, Кизилы, тополы тенисты, И манноносная ясень, И сосна, мещущая тень, 1 Изображение летних суток на сем полуострове относится ко времени месяца июля. 2 В Крыму известнейшией протоки Кара-су, Альма, Кана и Салгир.
К единственному другу 25 И величавые раины В оттенках неких сей картины Толико ж будут возникать, Расти, - дышать и процветать, А шумные ключи священны И их потоки искривленны Такою же начнут стопой Скакать средь песни сей простой, Как в подлиннике беспримерном, Неподражаемом, - бессмертном. Хвались, камена, ты судьбой, Хвалися долей непреложной, Что кроткой
(ПЕСНЬ ПЕРВАЯ) Содержание Утро в Херсонисе.
– Путешественники.
– Меккские и мединские паломники.
– Омар, шериф анатольский, с питом- цом.
– Соленые озера.
– Растения при оных.
– Птицы.
– Картина гор.
– Назначение Чатырдагской вершины точкою зрения. Как там чело зари алеет?
– Какой там пурпур пламенеет Средь сих пустынь, - средь сих долин, Средь шумных тростников пучин, На коих спят, с небес ниспадши, Ночных останки облаков, Объемля стебли бледно-злачны И от огней сверкая хладных?
– Но чада естества ослабши Не все из моря вышли снов; Не все еще они сретают Пришествие царя светил.
– Одни недремлющие птицы, Сладкоречивы филомелы, И бдительны бессмертны музы В тени лицеев многоцветных1 Возносят ранню песнь к востоку; Одни толпящись караваны Среди излучистых дорог 10 Лицей, так названный у древних афинян сад и место учения, где славные философы преподавали ученикам высокие свои уроки.
Песнь первая 27 Влекут со скрыпом плод торговли; Верблюды, вознося главу, Не быстрым, - но широким шагом Пути дневные сокращают; За ними сильные тельцы Ступают медленно, - но твердо И движут на колесах холм Под буковым своим ярмом. Восток во пламени сильнее; Заря белее; блеск алее; Огнистее горят тенисты Владыку ждущи облака.
– Бегут пред ним и тонут бледны Средь бездны света лики звездны.
– Се! наконец исходит день На реющих конях эфирных Среди своих колес румяных!
– Час утра бьет; - колеса быстро Крутятся на туманных осях. Се!
– златопламенно чело Подъемлется из-за холма, Чело великого царя! Се! в полной лепоте исходит, Одеян в огненну порфиру, Жених из брачного чертога! Его рубиновы власы, - Чтоб мира обнажить красы, До верхних облачков вздымаясь Из-под янтарного венца, - Рисуются живой картиной В объеме взора пробужденна!
– Восточны ветерки бегут Вокруг алмазной колесницы,
28 Херсонида Сопровождаемой куреньем.
– Смотри!
– какие там скользят Между зубцов Кавказских гор Златые полосы косые? Протягши нити света резки Сквозь тихи здешни перелески, Преследуют пужливу ночь, Сгоняют спящи тени прочь С тополевых листов сребристых; А там, - где дремлют стены мшисты Пустынных храмин под холмом, Дым ранний, серым вьясь столбом, Дерновы кровы покрывая, Крутит его в туманну твердь Иль стелется в сырой долине. Все восстает теперь из тьмы: Равнины, долы и холмы. Лишь нежна роскошь токмо спит; Она, протягшися, храпит, Страшась простуд от ранних рос, Отвсюду ложе заключает И, нежась на коврах персидских Или в мехах драгих сибирских, Во глубине пуховиков Часы драгие задушает.
– Не тщетно ль утреннее солнце Проникнуть силится лучами Роскошны таинства любви Сквозь ухищренные подзоры?
– Оно лишь мудрости сынов Сретает средь святых трудов, Иных - под тенью низкой кровли С собой беседующих тихо, Других - с резцом или серпом;
Песнь первая 29 Иных же в странствиях полезных, Что, встав с пристанищей ночлежных Или из перепутных ханов1, Идут в далекие страны И свежу росу рассекают; Или, воздвигшись от одра Еще до утренних минут, Остановляют голень томну И избирают первый холм В отдохновение себе. Там, где в сгущеннейших толпах В пути зрю движущися сонмы, Иные по святым обетам И по пророческим заветам Спешат еще на полдень в Мекку, Другие путь уже обратный Оттоле в дом отцев прияли.
– Какая радость, восхищенье Написаны на их челе?
– Как тяготу путей своих Они умеют облегчить И долготу их сократить!
– Почерпнутые из Корана Отрывки умиленных песней Их шествие сопровождают. «О солнце, брат Пророка дивный, Горящий в куполах Медины\ Когда полмесяц в мрачну нощь Осеребрял навесы рощ, Какая тишина желанна Так называются в Таврии гостиные, или постоялые дворы, уготовленные на перепутье, или ночлег для проезжающих. 100 110
30 Херсонида Дышала, всюду разлиянна? Тогда ни кедр не унывал; Тогда ни кипарис священный Не сетовал, не воздыхал, Как он слезится, возмущенный, В иных несчастливых странах Среди пустыни на гробах.
– Здесь осребренный он в блистаньи С весельем шум свой простирал, Что персть святую осенял, В небесном спящую сияньи.
– Лик Божий!
– озари ты там Великого Пророка храм И освети поля святые, Где под бесценною стопой В его дни иногда младые Иссоп, тюльпан, нарцисс, алой Ежеминутно возрастали!
– Там были мы, - всё созерцали; О братья!
– все мы зрели там - Гроб, - жизнь, - персть, - небо, - вечный храм; Ах!
– тамо благодать купили; Там небо, - вечность мы пленили!.. О путь, - о путь наш, сократись! О дом отцев, - скорей явись! Каким восторгом упоенны Высокогруды наши жены, И черновласые сыны, И чернооки наши дщери, Исшед из скромныя стены, Исшед из одичавшей двери, С дрожащей сретят нас рукой И распрострут на наши чела, На утомленны члены тела Благоуханный свой алой?