Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
Песнь третья 81 Роскошны жертвенники Вакха, А паче на брегах сих токов; Я зрел плоды его душисты, Каких Шампания надменна Не в силах лучше произвесть. Везде встречались олтари Сего румяна божества, Доколь рукав, что в Ахтиаре, Пресек своею глубиною Ряд теней Елисейских сих, А с ними - Вакховы плоды, Растущи при потоках сих. Но здесь, в долине Афинейской Они всегда под светлым кровом Лучей отвесных пред полуднем, Из недр песчаных выходя, Между широкими листами Лелеясь, не боясь полнощи, Качают полносочны грозды.
– Прохладны, животворны росы Воспитывают, совершают, А солнца смешенны лучи Благим наитием своим Багрец приготовляют в соках И кравчему в разборе вкус. Вы, розоперые дрозды И темноцветные скворцы, Здесь превитающи в тенях! Стремитеся отселе вдаль! Здесь лакомство вам стоит жизни; Ни милый цвет, ни мило пенье Не защитит дней ваших кратких; Летите в горные леса От сих стрегомых
82 Херсонида Пускай осенняя свирель Дождется радостных часов, Как под созвездием Весов Исполненных златым плодом Возвысит в песнях цвет багровый Созревших гроздов винограда! Что слышу?
– грудь моя дрогнула; Я слышу треск в лесу раин.
– Как ярко выстрел сей раздался! Знать, бедной птицы кровь лиется!.. Почто ты, страшный гул, твердишь Сии смертельные разы И тщишься повтореньем треска Меня уверить о убийстве?
– Ты возмущаешь глас камены; Она клянет звероподобну Бесчеловечность человека... Когда светообразна Дева1 С крутым полетом знойных дней Успеет года труд сокрыть; Весы на равных чашах взвесят В одной снопы, в другой туман; А поздо-цвет2 меж бледным злаком, Тюльпаном выходя, предскажет Грядущу пасмурную осень, - Тогда, возлюбленный Филипс3, Певец британския Помоны, Живописующий природу В ея прелестной простоте!
– Знак зодиака, показывающий август месяц. Colchique; Colchicum Autumnale. Английский стихотворец.
Песнь третья 83 О!
– если бы я мог играть В свирель приморску толь же нежно, Как ты певал в своих садах! О! если бы!
– но глас мой слаб, А ты, - а ты всегда велик; Тогда учи осенним песням Меж тем как пухлый сын Семелин1, Плющем власистым увенчанный, Со мной омоет рдяну голень В широкой савроматской кади, Червленым соком обагренной, Куда роскошна осень сыплет Из кошниц полносочны грозды!
– Но если дух живый возникнет Из искрометных струй вина, Тогда как кравчий подносить Начнет из рук своих багровых Сосуды, полны крови Вакха, И в тихом вечеру осеннем Веселья круговая чаша Ходить попеременно будет Вкруг сельского стола простого, В крови проснется спящий пламень И будет тонко пресмыкаться По нежным мозговым волокнам, То, Вакх, не мни, чтоб я забыл, Тебе всесожигая жертву, Принесть другую тихим нимфам\2 Ты пламенен, а нимфы хладны; Две жертвы, вкупе растворенны, Не помрачат душевных чувств; Тогда пускай лесные силы То же, что Вакх. Под именем нимф здесь действительно разумеется вода.
84 Херсонида Среди кустарников нагих Воспляшут на стопах косматых И, выгружая острый сок, Возвысят в топоте три-скок На звонком косогоре брега В хвалу кишмиша белосочна Иль асмы крупной багроцветной1, Котора в оживленных мыслях О розовых устах напоминает, К каким в то время мыслим с жаром Свои уста мы прилепить. Ах!
– сколь не редко здешни тени В часы роскошны приглашают К себе аркадских пастухов И миловидных их пастушек?
– Но тут ни Дафнисов аркадских, Ниже прекрасных Амарилл, Иль их цариц сердец не видно. Лежит божок румяный праздно Под тенью топола иль вербы; Сам капли слез горючи льет, Рукою влажны очи трет. Там брошен полный стрел колчан; А здесь изломан лук повержен С беззвучной дряхлой тетивой. Любовь печальная чуть дышет, Не резвится, или не пишет На древе строк заветных сердца, Или в часы вечерни лета Из рук отважных не кидает На полну белу грудь пастушек В Таврии много и других родов хорошего винограда; но сии два рода, кишмиш и асма, в Судацких садах самые лучшие и крупные.
Песнь третья 85 Благоуханных васильков И мелкоцветных гиацинтов, И незабудочек прелестных, Иль сельских и простых румян\1 340 Здесь скифски смуглые селяне Сидят с угрюмыми челами Под тенью сочных виноградов. Их гурии прелестны, - правда; Но розы уст, багрец ланит И алебастровые груди Под кисеею погребают И возраст часто сокрывают В своей ревнующей симаре2; Хотя полвека бы пробило, 350 Но их морщины б, утаясь Под анатольской аладжей3, Сокрыли б надпись: «Помни Смертъ\» А вместо бы того шептали: «Младый Мурза, не ошибисъ\ А если - кровь кипит, - влюбись!» Иль заключенные сидят, Как бы Данаи в медных башнях, Под стражею скопцов в гаремах4. Им неизвестны те беседы, 360 Где с недостатком совершенство Открыто в просвещенном мире; Лишь мыльня в вкусе азиатском Роскошным служит им гульбищем, Свиданья местом и бесед. 1 Herbe au vip`ere; Echinum vulgare.
– Сим цветком поселянки румянятся. 2 Симара есть верхнее платье татарских женщин. 3 Аладжа - материя турецкая. 4 Гарем есть половина дома, определяемая для жительства магометанки.
86 Херсонида Живые, резвы, нежны дщери Давно подавленной Эллады Возобновили б век Аркадский, И каждая из них могла Лице представить пылкой Сафы Или Эринны и Праксиллы, Или какой бы ореады С полуоткрытой нежной грудью; Но что суть Греции
– Рабы лишь ревности безумной, Исчадья токмо Симонидов, Анакреонтов, и Вионов, И Теокритов, и Фаонов. О вы, любезны росски нимфы, На коих облеченна в снег Природа на челе и груди Взрастила вечные лилеи, На коих дышущие розы В ланитах и устах прекрасных Дают законы росским Марсам\ Колико бы прелестен был Сей милый Херсонисский Темпе, Когда бы кровомлечный цвет Лиц ваших здесь всегда блистал? Румянец ваш и вздох любовный Здесь равно б мог пленять сердца... Ах!
– сколько смертный тот счастлив, Кому сей вздох и сей румянец Признался б в сих тенях Темпийских, Что ваше сердце ощущает, Что вы умеете избрать Любви приятнейши места!
– Или, - но умолчу ли я?
– О миловидная Сашена\ - Все звезды в севере блестящи,
Песнь третья 87 400 Все дщери севера прекрасны, Но ты одна средь них луна; Твои небесны очи влажны Блестят - как утренние звезды; В твоих живут ланитах алых Улыбки нежныя весны; А розовые поцелуи В устах любезных расцветают; Но грудь; - о ты, тениста Скромность, Вещай своим языком лучше!
– 410 Колико б в сих садах блистали И возвышали их цветы Твои красы и ясны очи?
– Ты здесь конечно бы нашла К своим услугам всю природу; Здесь для тебя бы извлеченны Из тайных жил хребтов металлы Растопленные клокотали, Преобращаясь в перстни, в кольца; Здесь для тебя б в слоях кремнистых 420 Прозрачны капали кристаллы, Готовя пышный блеск челу; Здесь есть черепокожны желви1, Живущие в ущельях черных Камнистого морского брега, Которы бы рукой искусства В зубчаты гребни превратились, Что русы убирать власы; Здесь для тебя бы хитры черви, Питающися пряным злаком 430 На Эски-крымских шелковицах2 Чрез драгоценну смерть свою 1 Черепахи. 2 Таковые шелковицы более растут в Эски-Крыме, или Старом Крыме.
88 Херсонида Уборы шелковые ткали; Здесь капля б, некогда ниспадши Из влажных облаков в коралл, К твоим услугам онемела, Простыла бы и пожелтела, А после в пышном ожерелье Сверкала жемчугом драгим. Но ах!
– когда бывало в жизни, Чтоб бдительна моя Сашена, Подобно как моя камена, Полудни в утро променяла, Чтоб сим нарядом заниматься?
– Кто сумневается о том, Что все прелестны и блестящи Произведения природы?
– Нет, - милая Сашена, нет; Ты их живее и милее В любезной простоте своей; Ты, вставши с мягка ложа здесь И с небрежением надев На плеча белые одежду, Тотчас летела б в Афиней, Встречала бы восход светила; Приморски ветерки, резвяся В твоих каштановых кудрях, Сгоняли бы с твоих зениц Мечтанья остального сна; А нежныя любви утехи, Толпясь, вокруг тебя теснились; Тогда, скажи, Сашена, мне! Не лучше ли я при тебе Дышал бы на свирели здесь?
– Ах!
– ты весьма робка!
– к чему? Страшишься ль скорпионов неких? Страшишься ль аспидов ты мнимых? Не бойся, милая!
– они
Песнь третья 89 На неприступных высотах Живут в расселинах глубоких; Глава их гибка, полосата, С острочешуйчатою кожей Весьма, - весьма не часто здесь Выглядывает из норы И выставляет пестру спину Иль шахматное, пего чрево. Ужли страшишься желтшейных Иль светлосерых ты ужей, Иль желточревных длинных змей, Или мохнатых пауков, Или червей сороконожных, Иль тех железоцветных жуков, Что ослепляют иногда На несколько дней взор пришельца Своею жидкостию острой, Разлитой по воздушной зыби?
– Не бойся, милая, - не бойся! Они вредить тебе не смеют, Напасть безвинно не умеют; Они все кроются в ущелья.
– Твои прекрасны ноги могут Ступать спокойно по цветам И по зеленым тем долинам, Где труд прилежный обещает Весь истощить богатства рог.
– Ах! милая!
– твоим бы взором Искусства муз и рук дела, Которы здесь еще немеют, Могли конечно оживиться. Иноплеменник!
– путник!
– зритель!
– Направь сюда стопы и зри!
– Се три подобия Темпийски, Где самовластная природа
90 Херсонида Умела щедро расселить Все Малой Азии красы Под твердью благорастворенной.
– Они, от Форуса начав, До долов Коза и Отуза Вдоль брега южного лежат Перед утесами полкругом. О вы, российски аргонавты\ Когда сечете черну бездну, Ужли не будет любопытства Простерти взор с страны пучины И обозреть сей южный брег, Исполненный чудес прелестных, Который в пышности предстанет?
– Здесь вы дышать уже начнете Азийским воздухом отменным; Здесь Анатолия другая, Иль Мала Азия цветуща Возникнет вдруг пред вашим оком С прекрасным, теплоносоным небом, С журчанием Меандров мелких, С картинными меж гор лугами, С висящими лесами в тверди, Со златоплодными садами, С игрой природных водометов. Тогда - как Водолей находит Замерзши иногда струи, Или тогда - как станут Рыбы1 Под сводом ледовитым плавать, - Здесь леторасли, посмеваясь Времен прещеньям своенравным, Под словами Водолей и Рыбы здесь разумеются знаки месяцов, генваря и февраля.