Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
Песнь четвертая 101 На мертвом поле все молчит; Кузнечик токмо лишь сверчит. Все птицы в кущи улетают; Один орел, разинув нос И длинну дуба ветвь потрясши, Крылами быстро рассекает Жегому зноем поднебесну И проницает область света? Стада в Салгире погруженны До половины все стоят. Елени быстры, дики серны, Рогами подпирая ветви, Бегут под сосны иль в ущелья; Но на безлесистых степях, Где нет ручьев, - скудеют урны, Как страждет тамо естество? Огромный буйвол, слабый меск, Верблюд двухолмный подъяремный, Стоя при кладезях глубоких1, Где исчезает в взорах влага, Терпенье часом измеряют, Пока из бездны хладны воды Самих их силой извлекутся, Чтоб утолить гортань горящу.
– Ручьи катящися из скал, Своих не достигая устий, На половине сякнут тока; Вотще желают с нетерпеньем Препрыгнуть знойны перелески И течь под тенью темных буков. Увы!
– природа удрученна Трепещет в полдень, - страждет в зное. Поблизости
102 Херсонида Но не единый зной в стране Свое упорство возвышает; Другий в стихиях демон мести Летит среди осенних вихрей. Какой тогда горящий ветр От тех пределов восстает, Которые лежат далече Меж южным и вечерним краем?1 - Вотще, напыщившись, Эвксин Волною тщится остудить Шумящий в воздухе сей пламень.
– Он в лоне хлада носит зной.
– Ужели от горнил небесных Здесь толь же огненная буря И толь же смертоносна дует, Какая- свирепеет там, Где славны Киры подавали Законы Азии подвластной, Где сын Филиппов доказал, Что он Лммонов также сын, Где царствовали Шах-Лббасы В объятиях спокойных мира, Где Кулыханы разъяренны В себе открыли тех бичей, Каких Бог сил послал на землю Карать трепещущи народы?
– Нет, - буря в сей стране Того вреда не производит, Как на полях восточных дальних. Пустыни терпеливый сын, Верблюд не столь страшится жажды, Как под чертою светоносной, Где средь песков каленых сохнет Сей жаркий ветер случается осенью и всегда дует от пределов Персии через море.
Песнь четвертая 103 Гортань его от пылких вихрей.
– Вотще колена он сгибает, Чтоб бурна полоса прошла Безвредно над челом его; И он, и всадник погибают С пришествием палящей смерти; Но здесь коликое пространство Сей ветр над бездной протечет? Колику меру зноя должен От хлада моря уменьшить! И в сем счастлив наш Херсонис. .. А там, - а там в сии часы, Как здесь кипяща сила рдеет, Там, где пламенноструйно солнце Отвесными лучами жжет Под знойным поясом живущих, Что ощущает естество?
– Не можно выразить тех мук, Какие чувствует там грудь!
– Что в том, что горы возвышенны, Восшед к экваторским вершинам, Из недр своих ключи струят И злато в их струях крутят! Последне счастье - что с собою Паляще солнце над главою Из утренних выводит врат Для прохлажденья зноя ветр!
– Но счастие сие - надолго ль? Что в том, что в Сеннаарских долах Млеко и меды самородны На мхах пушистых протекают Иль на равнинах Абиссинских Пески златые искры мещут? Или, где Нил, владыка рек, Крутясь из двух исходищ мрачных В горящей области Гояма
104 Херсонида И озеро прошедши светло В гордящейся красой Дамбеи, Течет через пески сыпучи, И вдоль Нубийских диких гор, Клубя валы из полной урны, Багрит Цереры юный плод! Что в том, что в искрометном свете Голкондские блестят алмазы И слезного Потоза руды, Где жили мирны чада солнца?
– Что пользы в рощах благовонных, Иль в злате, иль в кости, Когда затворено там небо?
– Там раскаленна медиа твердь И степь обширная железна Лишь в жажде, голоде мертвеют, А пылки стрелы Аполлона Приносят пламенную смерть. Непобедимый, сильный зной! Ах!
– воздержися в сей стране И каплей пламенных не лей На страждущу мою главу! Конечно, - лют в дни зимни мраз; Но ты еще его лютее, И я отсутствия зимы Гораздо меньше бы желал, Чем приближения ея.
– Куда сокрылся ветр полночный? Ты, коего природа щедра Послала в непреложный дар Сей области благословенной, Когда, - когда ты изменял? Стремись!
– от севера стремись!
– Лети, - дели в долине силу И силой воздух остуди!
Песнь четвертая 105 Не тщетно ли я воздыхаю И с сокрушеньем вспоминаю Осенни тихи те часы, Когда в других крутых климатах Туманы, бури и дожди Вкруг солнечных колес виются, А здесь тогда погода тиха При благотворной теплоте Зовет на шелковы луга Или на усыренны горы, Там, где шафран напоминает Еще весенни красоты, Где резвых бабочек четы Еще любовь возобновляют, Еще натура в них играет И, с ризы Флоры сняв узоры, Разрисовать их крылья тщится? Не тщетно ль призываю нощь? Она далече отстоит; А час жарчайший близок, - близок! Что может отвратить власть солнца, Которая поля открыты В разливе знойном потопляет?
– Она неукротима - пусть!
– Я в недрах гор могу сыскать Остаток утренней прохлады. О ты, ужасный Лгермыш\1 - Как хладен тонкий воздух твой!
– Как воет над тобою ветр, Из грозной исторгаясь хляби? Ты зришь всегда перед собой С своей дымящейся вершины Три в бурях ропщущи пучины; Гора с увалом близ Старого Крыма.
106 Херсонида Меж их Воспорский полуостров Лежащ к востоку протяжен; А долу средь развалин дряхлых Давно седеющий Крым древний. Давно он ветх, давно оставлен; Но тучные луга и нивы Всегда волнуемы зефиром, И многоцветны вертограды Еще юнеют каждый год, 200 Еще лилеи белы1
– Он есть блестящий тот источник, Отколь сокровища идут, Для мудрого щиты от громов3, Для нимф уборов цветны горы. О сколь блажен тот, кто восходит 220 Сквозь чащу ивовых кустов На верх твой гордый, Агермыш, Восходит сим горящим часом, 1 Сии лилеи только там растут. 2 Тут, или шелковичное дерево. 3 Известно, что электрическая сила не проницает шелковой материи.
Песнь четвертая 107 Чтоб насладиться хладом тем, Который из бездонной хляби Между иссунутыми выспрь В твое отверстие скалами Студеным ветром дышет с шумом; Он благородно презирает Нелепы мысли савроматов, 230 чТО) мня быть царству там духов, Трепещут приступить туда; Тенар ли там?
– иль Ингистан1, Где вечный лед, где вечна ночь, Где мразный тартар обитает?
– Он всходит смело - и тогда Сидит в тени близ края бездны, Иль миновав крутые горы, Стоящи как отвесны стены, Где черный Кара-су течет, - 240 Взбирается на ту громаду, Где величайша страшна бездна2, Устланна камнем изнутри Меж остроголыми слоями, Стоящими столпообразно, Спускаясь вниз крутым утесом, Ледник вмещает самородный; Там по отшествий мразных дней, Когда растопит дух весны Лежащу зиму на вершине, 2^0 Обрушиваясь токи в бездну Внизу находят новый мраз, Немеют, стынут, леденеют И вечну утверждают зиму, Куда ни солнце в знойны дни, Ни теплый ветр не навещает. 1 Слово татарское, значущее ад. 2 Отверстие сего величайшего увала на одном высоком утесе близ Карасубазар в окружности около 40 сажен.
108 Херсонида Но как приступит он теперь К сей страшной пропасти горы?
– Он не отважный Эмпедокл, Не Плиний и не дерзкий Курций.
– С сей высоты враги Гирея Полками вержены вниз были; И кто, - какая бы судьба От жалости дала крыле, Которые бы поддержали Несчастного в полете смертном?
– Летит стремглав лишенный чувств; Тут воздух пружится и свищет; Подпора слабая!
– несчастный Летит и рассекает вихри; Падет на камни; бледны кости Разметанны дробятся врозь; Смерзающаясь кровь валит; Дрожащий брызжет мозг по камням; Весь вид рассыпан человека; Вот он?
– ужасная картина! Но да проникну в мрак густый, Где свет отсутствует дневный Среди расселин углубленных Хребтов крутых уединенных! Красуйтесь, благотворны тени, И вы, прохладные навесы, Вы, столповидные раины, Почтенны дубы старолетны И дремлющие сосны, буки, Венцы холмов приосененных, И вы, обители пророков, Певцов, гимнософистов, магов, Платоников, друидов, бардов! Красуйтеся, священны храмы, 260 270
Песнь четвертая 109 Чертоги мыслей вдохновенных! В сии палящие минуты Весьма мою пленяет душу Уединенна ваша тень! Почто ж я медлю?
– се пещеры, Где, мнится, от начала мира Прохладна мрачность водворилась И вечну заключила дверь Текущему с эфира зною! Ужасны, как разверсты тучи, Керманские вдали хребты; Не видно никаких стезей По каменистым крутизнам, Кроме следов коней сарматских, Которые одни умеют Пробраться равновесным шагом По тем ужасным крутизнам, Отколе взоры непривычны По скату, как крутой стене, В глубоку пропасть упадая, Мутятся и дрожат в закруге.
– Бесчисленные пустоты В утробах тощих гор темнеют!
– Но там еще красы сокрыты; Там свежие ключи журчат; В стенах блистают острациты, Кораллы, гладкие грифиты И черепы морских червей.
– Прошед Бахчисарай цветущий, Почиющий среди долины В садах ясминных, виноградных Под тению хребтов навислых, Надменных разнотою древ, Проник бы я и в те пещеры, Что там темнеют в высоте,
по Херсонида 340 На коей дремлющий Мангуп Теперь в развалинах плачевных В остатках вертограда спит; Иль в Тяпикермански вертепы, Зияющие из горы, 330 Подобной круглому столпу; Но ради утомленной песни Один предмет душею будет: Многопещерный Инкерман, До облак мрачных восходящий Стремнистым и крутым утесом, Где естество, трудящесь вечно, Как праздности всегдашний враг, Рождает в целых горных пряслах Селитряное вещество И, тем снедая их, - готовит Иные роды пользы нам.
– Где перст, с вершины сквозь скалу Прорыв далекодонный кладезь1, Открыл в глубоком недре ключ И где иссек в едином камне Столпы, купели, олтари, Изображенья и беседки. Еще кипит час лютый зноя.
– Ах!
– убежим в един вертеп 350 И исцелим томящусь грудь Врачебной тению под сводом! Высок, - весьма высок утес; Но высота не возбранила Пучины чад усыновить К расселистым твердыням камней; 1 В бывшей Инкерманской крепости на горной вершине, более 50 сажен идущей снизу до верху, был удивительный колодезь; но теперь до половины завален.