Рассвет Полночи. Херсонида
Шрифт:
152 Херсонида Оба «Мне боги умереть велят; Ты видишь, как они манят!» «Не спорь!
– мне должно жертвой пасть От сей руки - священной».
– Оба, вырываясь, вопиют: «Прости!» - Так юноши любезны Вели сей страшный дружбы спор.
– Сей узел бы не разрешился, Когда б сама судьба всемощна Не поспешила разрешить.
– Прекрасна жрица с изумленьем Внимала долго их толь странну Решимость нерешиму дружбы; Меж тем успела приготовить С подробностями некий свиток, Который к брату был начертан; Потом, - взирая на Ореста, Вещает с томным воздыханьем: «Послушайте, - друзья почтенны! Я вижу в вас необычайный, Неслыханный пример любви; Вы оба, - так, - вы оба редки, Достойны лучшей доли, чести; Тужу, - но кто-нибудь из вас В сем месте по святым обетам Сей час быть должен скорой жертвой, И кто-нибудь один из вас Отыдет вестником в отчизну И свиток сей - вручит там брату... Ну!
– кто решился?
– час приспел».
Песнь
– О чудно - действие судьбы!
– Орест бросает взор - и зрит Свое начертанное имя.
– «Небесны силы!
– восклицает, - Возможно ль?
– жрица!
– ах! познай!
– Почто препровождаешь свиток?
– Но льзя в жертве - брата зреть?» «Как?
– ты, - ты, брат!
– Opecml - возможно ль? Ты ль, бедный мой Opecml - мой брат? Ужели, - ах!
– ужели, Фива, Мои вздыханья наконец Проникли страшный твой престол?
– О буди!
– буди ввек священна!» Так жрица вопияла тут, Но глас в ея гортани умер; Священный нож из перстов пал; Ток слезный градом покатился.
– Потом, друг друга обнимая И силе рока удивляясь, Благословляли строгу Фиву.
– Все зрители недоумели, Безгласны были и дивились Толь сильной дружбе, как богине.
– Позорище остановилось На всеторжественном признаньи Божественного действа рока.
– Народ чувствительный ликует, Расходится, - дивится Фиве.
– И сам Фоант в то время понял, Что сердце каменно в нем тает. Уже тогда склонялся день; Вечерни тени нисходили
154 Херсонида На тощий жертвенник Дианы.
– Освобожденные друзья, Чудяся сами силе рока, Диане воспевают песни. Тогда под тению вечерней, Как все уже в покое было, Связуясь новою любовью, Уединяются на мыс.
– Каких бесед, каких вопросов, Каких вестей взаимных тамо Ни излилось из уст в свободе?
– Здесь Ифигения находит В себе жизнь нову, новы чувства И вопрошает: «Возвести! Орест дражайший, возвести!
– Ах!
– сердце бьется, как помышлю, Что брата бы - должна была Сестра -Диане в честь - убить! Но возвести теперь мне вкратце! Еще ль наш жив отец великий? Еще ли мать жива?
– сестра, - Дражайшая моя Илектра?» «Ах, Ифигения!
– почто?
– Орест ей отвечает в скорби, - Почто сие повелеваешь? Ужасны фурии опять Во груди оживут моей... Отец мой умер - не под Троей, В Мицене, - о судьбина люта!
– А мать моя - забыла долг; Эгист, - любимец - и злодей; Долг был отмстить им - сей рукой... Долг был отмстить, - я каюсь, - боги!
– Любезная!
– не принуждай Вещать мне!
– повесть не кратка».
Песнь пятая 155 «О брат мой!
– жрица возопила, - Что хощешь ты сказать?
– дрожу!
– Меня объемлет пламень некий!
– Спеши окончить страшну новость!» «Как ты в Авлиде, - рек Орест, - Была на жертву ведена, Кто мнил, чтоб ты жива осталась? Всяк верил, что ты пала в жертве; Все добродушные рыдали. О всемогущи небеса! Какою мрачностью густою Вы кроете судеб изгибы?
– Сие жрецам открыто лучше. Не помнишь ли, где я воспитан?
– Воспитан при дворе Фокейском, Где сей достойный сердца Пилад Стал другом мне, - вторым стал мною.
– Сколь дружба велика моя, Столь страсть неистова была, Любовь ужасна к Гермионе, - Надменный Пирр, - младый герой, - Ахилла славного сын славный, Был также мой соперник страшный.
– От падших стен великой Трои Он возвратясь в Эпирску область, Спешил взять руку Гермионы.
– Как можно снесть удар толикой?
– Я сам страдал по Гермионе, Страдал мучительной любовью.
– В тоске, в отчаяньи жестоком Я вторгся в брачный храм священный, Постиг - и пролил там - кровь Пирра, А Гермионой - овладел; Но что?
– извне увидев рай, Внутри себя нашел я ад.
–
156 Херсонида Ах!
– с самыя отца кончины, По смерти Клитемнестры, - Пирра, Ужасны адски силы гнали, Терзали, рвали грудь мою.
– Тогда Оракул возвестил, Чтоб в очищенье чувств моих Лететь на парусах - сюда.
– Вот! зри, как рок играет мною?
– Сей Пилад, - друг мой, - все* оставил, Оставил свой Пелопский двор, Чтоб не оставить лишь меня; Он всё со мною разделял, Во всём, - во всём вторый был я... Он истинной любви достоин, И больше, - больше, чем любви; Он и твоей любви - достоин; Ах!
– если б вздох признался твой!..» «Так, - Ифигения почтенна, Достойна жертв сердечных жрица!
– Тут Пилад прерывает речь, - Так, - он мой друг, - вторый есть Пилад, Мне мнится, - непременны парки В минуты нашего рожденья Как бы умыслили согласно Одну нить жизни нашей прясть.
– Я разделяю все с Орестом; Я разделяю саму жизнь; Я умереть готов с Орестом, Кровь, - кровь одна струится в жилах; Мое же сердце, - о любезна, - Принадлежит к нему, - к тебе!» Сказал - и воздохнул он втайне. При сих словах лице девицы Покрылось утренним румянцем. Она бросает взгляд любви 460 470
Песнь пятая 157 На Пилада - второго
– Орест, немного помолчав, Беседу заключает сим: «Да, - здешний царь бесчеловечный, Зверообразный сей Фоант, Циану претворя в тиранку, Столь целомудренну богиню, Облек престол ея во ужас; Он ненавистник человеков; Забыв права гостеприимства, Велел нас влечь под тяжку стражу, Карать и умертвить для жертвы!
– О кровопийца, - плотоядец!
– Пусть я решился умереть, - Но умереть непринужденно?
– При слабостях моя невинность Всегда торжествовать должна; Уже намеренья меня Оправдывают пред богами. Сестра любезна! ты и я В судьбине дней друг с другом сходны.
– Та ж самая богиня грозна, Которая спасла тебя, Спасла меня теперь от жертвы. Погиб бы я, - о страшны боги! И от кого?
– от рук сестры!
– Как обливается грудь кровью?
– Конечно, - или гнев богов, Иль суеверие людей Располагает слепо нами.
– Уже ты руку заносила... И тот же час меня познала.
– О благодетельность небес! 500 510
158 Херсонида Они удар свой отвратили; Они прочли мою всю совесть; Они теперь повелевают Страну очистить от чудовищ, От суеверья, - от Фоанта, - От гнусных жертв, - убийств кровавых.
– Уже Диана внемлет нам; Ей лучший храм не здесь, - то правда; Богиня требует не нашей, Но лютого Фоанта крови... Блестящи звезды светят нам, Благоприятствуют рукам; Что медлить?
– боги помавают; Ночь благодетельна; - пойдем?» Так кончил речь свою Орест.
– Священница вручает нож, Который заносила в храме На жертвенно закланье брата.
– «Спеши, мой брат!
– она взывала, - И сим железом освященным Отмсти дракону в багрянице! Отмсти бичу странноприимства!» Орест и Пилад, ополчася, Покрыты тайным мраком нощи, Вступают в царские чертоги.
– Фоант во сне - уснул сном вечным. Тут Ифигения, Орест И Пилад, вечный спутник их, - Собрав сокровища, сколь можно, И взяв драгой кумир Дианы, Как оскверненный здесь убийством, Сокрытый парус направляют Чрез бурные Эвксински волны К брегам отеческим пелопским.
Песнь пятая 159 Брега с улыбкою объемлют Особ бесценных по возврате; Всё торжествует, - всё в восторге.
– Кумир Дианы в лучшем храме, Невинной кровью неомытом, Постановляется со славой. Там Пилад получает в век Прекрасной Ифигений руку, И где Орест среди торжеств, С богами примирясь сердечно, Совокупился с Гермионой И приобщил к стране миценской Наследно царство Гермионы. Вот!
– чем сей древле полуостров Хвалиться мог и ныне может!
– Давно, - давно Атрида кровь Деяньями блистала здесь. Чудесна юношей любовь Велику славу обрела Меж самой дикою толпой. Все скифы, несмотря на грубость, Почувствовали добродетель, Почтили верность сих друзей. Но в те ужасны мрачны веки Все было грубо, все кроваво. Однако греки, преселясь, Предел сей много просветили. Краса ионических градов, Источник первых мудрецов, Дееписателей преславных, Отечество Фалесов мудрых И велеречивых Аспазий, Милет, надувши парус шумный 560 570
160 Херсонида И истощив из недр своих Довольное число племен, Сей дикий край одушевил Несметных сонмами семейств1. От сенолиственных брегов Крутоизлучиста Меандра И от полей, приосенненых Верхами Латмы возвышенной, Где в тихие часы ночные Богиня чистоты, Диана, Олимпа гордость забывая, В объятьях пламенных лобзала Прекрасного Эндимиона, Бегут ионически кормы И роют черны зыби рвами, Дабы на-западных пустых И южных Таврии брегах Селенья многи утвердить И славу там распространить. Милетяне успели в сем.
– А выходцы из Ириклии, Приморского Вифинска града, Простерли далее успехи.
– Прекрасный в древности Херсон Был знатный плод их хитрых рук И корень их цветущей славы.
– Он все тогда иные грады Могуществом превосходил.
– Сей самый град в последни веки Отважный мудрой Ольги внук, Подобно Марсу, поразил; 600 610 1 Hue quoque Mileto missi venere Coloni. Ovid. Eleg. И здесь Милет свои селенья основал. Овид. Элег.
Песнь пятая 161 Но дружба и любовь его Там примирили с Византией', А Вера, дщерь Царя царей, Усыновила к Божеству. Все пышные плоды искусства И славны памятники вкуса, Что Иония в градах своих На диво строила векам, И чем природа благотворна Обиловала каждый год На злачных берегах Меандра, Все то сюда переселялось.
– Там хитрою рукой искусства Столпы до облак воздвигались И своды в тверди расширялись, Блистая мармором, муссией, Или повапленны природой.
– Ключи, оставивши подземность, Дивились новому пути; В воздушных проходя каналах, Сребром струились наконец Из стен в чертогах богача И освежали гордый терем.
– Тогда чудиться надлежало Скал дышущих немому виду, Где острый истощил резец Возможное свое искусство И твердый камень претворил В живые жилы, в мягку плоть.
– Там сонмы греческих Ироев, Тезеев или Геркулесов, Стояли в важной тишине; А неки грозны Диомиды, Бузирисы, Антеи буйны, Страшилища племен земных, 6. Бобров Семен, т. 2