Рассвет
Шрифт:
Да, он мог себе представить издевательские голоса парней из «Независимого голоса»: «А ну-ка, Том Райс, отбейся, попробуй-ка!»
Телефон продолжал звонить, словно подлое любопытство всей Америки сфокусировалось на нем, Томасе Райсе. Но Лаура взволнованно говорила с кем-то, — значит, звонит знакомый:
— Эта ужасная девица, эта нацистка… Он не хочет ходить в колледж…
Том вышел из столовой, обошел весь дом и заперся в своей комнате. Он глядел в окно на груду камней над могилой Графа и вспомнил Бэда. Клан, призывы стрелять и проливать кровь. Том вспомнил,
Весь день звонил и дверной звонок, — корреспонденты газет, журналов, радио требовали подробностей истории.
— У вас есть факты, но вам этого недостаточно, — резко отвечала им Лаура, — вы бы хотели пронзить рентгеновскими лучами наши сердца. Но вы этого не добьетесь, а о нашем выступлении по телевидению и речи быть не может.
Лаура позвала Тома к ленчу, он ответил, что есть не хочет.
— Съешь хоть сэндвич, дорогой, не то свалишься с ног.
Когда они сидели за столом в кухне, появилась взволнованная Бетти Ли, — очевидно, она прочитала газету или слышала по радио. Лаура обняла ее, и они вместе заплакали.
— Я чувствовала, что грозит беда, еще до того как мистера Бэда убили, — всхлипывала она. — Костями своими чувствовала. Бэби — Том, не слушай ты этих докторов и законников. Твоя мать принесла тебя из роддома и положила в мои руки. На тебе была голубенькая кофточка, что тетя Сесилия связала, и ты был самый красивый бэби на свете, любимчик отца и матери. Я вернулась к вам и останусь у вас теперь.
«Дорогая Бетти Ли. Сколько слез и воспоминаний. Но хорошо, что теток нет здесь, — подумал Том, — не то было бы уж слишком много слез и воспоминаний».
Усталая и измученная Лаура каким-то чудом сохраняла весь день твердость и спокойствие, у Тома это не получалось. Он встал из-за стола и подошел к окну; сад был облит золотистым вечерним светом. Том вздрогнул, выведенный из задумчивости, — рядом с ним стояла Лаура.
— Звонил Ральф, — сказала она, не добавляя — «мистер Маккензи». — Он говорил с Артуром Кроуфильдом. Репортеры разыскали их на озере, задавали тысячи вопросов, фотографировали. Они прервали отдых и вернулись домой — дома легче укрыться от этих проныр.
Том промолчал, и Лаура продолжала:
— Но Ральф считает, что мы должны принять репортеров, ответить на их вопросы и отделаться от них. Он говорит, что нам незачем избегать гласности, потому что стыдиться нечего. И он прав. — Она задумалась и повторила: — Обычно Ральф бывает прав. Я сказала ему, что ты не вернешься в колледж. Он поговорил со своим приятелем Стивенсоном, директором небольшого превосходного колледжа в Новой Англии. Ты можешь туда поступить, они возьмут тебя, учитывая обстоятельства, и в середине учебного года.
— «Учитывая обстоятельства»… — повторил про себя Том. — Да, обстоятельства сложные: отец — куклукс-клановец, да к тому же он вовсе и не отец.
— Ты не возражаешь, чтобы он это устроил, Том? — встревоженно спросила Лаура. — Должно быть, это превосходный колледж.
Том взглянул в ее усталое лицо. Нет, он не должен причинять ей боль.
— Да, — сказал он. — Наверное, это мне подойдет.
Том провел всю неделю в своей комнате за чтением.
В субботу привезли домой Тимми. Том услышал за окном шум подъезжавшей машины, голоса двух женщин, спокойный мужской голос и пронзительный крик Тимми:
— Том! Том!
Тимми ворвался в комнату Тома.
— Смотри! Смотри! — вскричал он. — По пятам за Тимми скакал щенок — грязный, лохматый, неуклюжий. Помесь терьера и дворняги, он казался уродом по сравнению с покойным Графом. — Правда, он красавец? Ну рассмотри его! — Тимми нетерпеливо дергал Тома за рукав. — Я назвал его Граф Третий.
— Почему же Третий? — невольно улыбнулся Том. — Он должен быть Второй.
— Ну, так лучше звучит. Красавец, правда? Он уже знает свое имя.
Пес сел и, склонив голову набок, начал разглядывать Тома.
— Мы взяли его утром в приюте для бродячих собак. Кто-то нашел его на дороге, голодного и перепуганного. Они там в приюте думают, что хозяин его бросил. Ужасно, правда? Он неделю провел в приюте. Его вымыли и кормили, теперь он в отличной форме. Правда, Граф?
Умные коричневые глаза уставились на Тимми, хвост застучал по полу.
— Там был чистокровный эрдель, дядя Артур думал, что я возьму его, но я захотел этого. Дядя Артур заплатил им.
— «Дядя Артур»? Кто научил тебя так его называть?
— Он сказал мне, что я могу называть их «мистер» и «миссис» — или «дядя» и «тетя», как захочу! И я решил, что лучше «дядя» и «тетя», ведь у нас нет таких родственников, кроме маминых тетушек, а они ведь нам двоюродные бабушки. Они славные, Том. Я чудно провел время у них. Мы плавали на лодке по озеру, пристали к островку и устроили там пикник. Вчера мы вернулись в город, а утром поехали в приют. А дом у них такой приятный, чистенький!
— Я там был, — сухо заметил Том.
— Ой, верно, Том! Я забыл. Но как я здорово провел время, Том! Право же, они славные. Дай я тебе расскажу, как мы…
— Слушай, малыш, лучше не надо. Я не хочу о них знать. — Он сожалел о своей резкости, но ощущение, что сеть, накинутая на его семью этими людьми, сжимается, было невыносимо. «Дядя и тетя»! Сеть сжимается все теснее, и их цель — затянуть в нее его, Тома.
К изумлению Тома Тимми пожал плечами.
— Ну и ладно, не будем о них говорить. Но зря ты считаешь, — Тимми посмотрел на Тома удивительно умным взглядом, — что они хотят тебя завлечь. Мы целый вечер говорили об этом с дядей Артуром. Он говорит, что ты взрослый, и волен поступать, как хочешь. И если ты не хочешь иметь с ними дела, то и не надо.