Равновесие Парето
Шрифт:
— Вроде бы кричал кто-то, — неуверенно сказал диспетчер.
Мы замолчали, вслушиваясь в далекий гул странных Колодцев, в шелест носимого ветром песка, в поскрипывание невидимых деревьев. Странно казалось, что метель, кружащая вокруг нас, оставалась практически беззвучной, а от того воспринимающаяся еще более призрачной и нереальной.
— …Здесь Смерть себе воздвигла трон, Здесь город, призрачный, как сон… —голос возник ниоткуда, волной вырос до крика и так же стих, будто
Я встрепенулся. Голос показался мне знакомым.
— …Стоит в уединенье странном…Вот снова! Но откуда голос? С какой стороны? Не определить! Что твориться со звуком в этой чертовой метели?
Шлейка на поясе натянулась, когда Илья потащил меня куда-то вперед, вдоль забора. Сзади предостерегающе вскрикнул Карчевский. Попятился Степанов, хватаясь руками за репшнур.
— Ты куда это? — окрикнул шофера геолог.
Илья резко повернулся, на его губах блуждала улыбка:
— Это же Гвизда, могильщик! Живой!
Тут я вспомнил голос. Точно! Это же могильщик!
И похолодел, поймав на себе многозначительный взгляд Юдина. И легкий кивок, мол, теперь-то ты понял, что о чем я? Черт возьми, неужели Рай Терентьевич жив лишь потому, что с ним пообщался я?
А шофер уже тащил вперед, вдоль забора. За ним, спешил Степанов. Веревка дернулась и вот уже и Ян шагает следом, мерно переставляя посох. Я не заставил себя ждать, потащил за собой Карчевского.
— Полегче, ломовой, — раздался сзади голос Олега.
Мы почти бежали вдоль забора, который я наконец-то узнал. Этот забор ограждал кладбище с котельной, тянулся вдоль домов окраины. Не так давно я уходил отсюда в святой уверенности в завтрашнем дне. Вот как все обернулось то, однако.
Из полумрака метели в прыгающий свет факелов вынырнул створ ворот с надписью ««Кладбище. Крематорий. Котельная № 3», распахнутые двери. И тут же в нос ударил запах гари.
— …Здесь храмы и дворцы и башни, Изъеденные силой дней, В своей недвижности всегдашней, В нагроможденности теней, Ничем на наши не похожи… —неожиданно сильный и чистый голос могильщика разносился над округой. Он перекрывал явственный треск ломающихся досок и пощелкивание углей.
— Быстрее! — торопил шофер. Он подбежал к воротам первым, но вот уже и мы рядом…
Огромный огненный цветок, распустившийся среди безликой серой метели. Длинные языки пламени, алыми протуберанцами выстреливающие в ночь. И искры, будто отлетающие души, устремляющиеся ввысь, тающие над головой.
Котельная и дом смотрителя охвачены пожаром. Огонь почти не дает света, он рассеивается в зернистой метели, упирается в черную, шевелящуюся массу теней, обступивших здание. Теней много, они кажутся сплошной массой, которая вливается в темноту ночи. Они стоят на краю видимости, медленно покачиваясь. Они не замечают нас.
— Над этим городом печальным, В ночь безысходную его, Не вспыхнет луч на Небе дальнем, —вновь разнесся спокойный и торжественный голос могильщика. Из-за плеча застывшего Ильи я смог разглядеть раскрытое чердачное окно, стоящую возле него, на небольшом балкончике, человеческую фигуру с растрепанными волосами. Присмотревшись, я узнал в человеке старика Рая. Лицо его, безмятежное, было обращено к невидимому из-за дыма и метели небу, туда, куда улетали искры от пожара. В руках он держал большую амбарную книгу, в которой показывал мне имена умерших. Время от времени могильщик вырывал лист и легким движением руки бросал его в сторону столпившихся на кладбище теней. Неестественно белые страницы, влекомые теплым воздухом, кружили над головами тварей, то опускались, то поднимались, терялись в метели.
Гвизда давал свое последнее представление.
— И тени башен пали вниз, И тени с башнями слились, Как будто вдруг, и те, и те, Они повисли в пустоте!Очередная страница сорвалась с пальцев смотрителя, закружилась в воздухе, окруженная искрами. Из чердачного окна стали появляться робкие языки пламени. На первом этаже, вырываясь сквозь треснувшие окна и открытую дверь, пламя бушевало уже безраздельно и полностью. Я с нарастающим отчаянием понял, что старый комедиант обречен.
— Боже мой, боже, господи… — шептал рядом со мной Степанов, сжав кулаки под подбородком.
Илья будто очнулся от столбняка. Он уронил факел, рванулся вперед, к горящему зданию. Но лишь дернулся на коротком поводке веревки, забился пойманной рыбой, срывая ногти о заевший карабин. Заорал с надрывом:
— Рай! Рай!
— Ему не помочь, — навалился на шофера геолог, судорожно отцепляя пальцы хрипящего Ильи от узла веревки. — Не помочь, пойми, не помочь.
У меня к горлу подкатил комок, когда я увидел влажные от слез глаза Степанова, перекошенное лицо шофера.
— Рай! — вновь заорал Илья, борясь с Карчевский. — Да пусти же меня!
Фигура на маленьком балконе пошевелилась, блеснули стекла очков.
— Илья? — донесся голос смотрителя.
— Рай! Прыгай! — Илья с новыми силами забился в объятиях Олега. — Прыгай!
— Уже поздно, — прошептал Степанов. Действительно, Рай уже не мог прыгать. Под ним рвался из окон огонь, рядом раскачивались смертоносные тени. Да и стар он уже для подобных трюков. Даже я понимал это.
— Илья, все хорошо, — голос смотрителя звучал успокаивающе, даже ласково. — Спасибо за все. Ты не один?
— Нет, — подал голос геолог, не выпуская шофера. — Не один. Зачем ты дом поджег?
— Олег? — было видно, что Рай Терентьевич всматривается. — Я должен был это сделать. Я поймал его!
— Кого?
— Убийцу, который похищал людей! — в дыму блеснули зубы старика. Он улыбался. — Худой, высокий. Сам пришел. Я его запер в котельной.
Сзади меня хмыкнул Юдин. Я бросил на него взгляд, но он промолчал, все так же разглядывая пожар.
Смотритель закашлялся, тяжело, взахлеб. Его фигуру на секунду скрыл черный дым, поваливший из чердачного кона.