Равновесие Парето
Шрифт:
— Что это было? — хрипло выкрикнул где-то впереди Илья. Я почувствовал, как натянулся трос со стороны Карчевского. Из пурги выплыла черная туча, превратилась в фигуру геолога. Его лапища коснулась плеча:
— Поднимайся.
Люди вставали, отряхивались. Шофер нервно топнул ногой, закрутил головой, бросая взгляд то на Юдина, то на Карчевского.
— Что это было?
— Похоже на подземный взрыв, — неуверенно произнес Степанов.
— Это вулкан, — донесся голос Юдина. Седобородый проявился, как проявляется изображение на фотографии, выступив из ночи в свет оброненных
— Какой еще вулкан? — оторопело спросил Илья.
— На месте которого стоит город, — Ян стукнул посохом об землю. — Который был под нами. Черный и белый добрались до самых родников истории, скоро они закончат свою работу. Скоро они примут решение.
Юдин развернулся и кинул через плечо.
— Идемте. Надо спешить. Времени осталось совсем мало.
— Твою на лево, — сквозь зубы выругался Карчевский, зарываясь пальцами в волосы. — Какие масштабы, чеширский кот, какие же тут масштабы для изучений!
Я с удивлением посмотрел на него, но веревка на поясе уже дергалась, увлекая за уходящими товарищами. Я поспешил за ними.
— О чем ты, Олег? — все же не удержался.
— О хлебе насущном, — отмахнулся было геолог, но с жаром продолжил. — О том, сколько здесь работы для научных умов. Тут же кладезь новых знаний! Сюда экспедиции посылать и посылать нужно, с машинами и лабораториями. Но ведь найдется плешивая профессура, которая будет пихать палки в колеса свободным изыскателям. Загребут под НИИ, опечатают и захапают только себе. И, боюсь, таким как я, сюда дороги не будет.
«Кто о чем, а лысый о расческе», — подумал я. Тут живым бы выбраться, а этот бородатый завел волынку про научный интерес.
— А ведь я им говорил, — Олега прорвало, он уже не нуждался в собеседниках. — Я им показывал расчеты. «Нет, вы послушайте себя, — говорили мне, — Ваши выкладки ровным счетом утопичны и антинаучны». Жлобы очкастые. Самодуры криворукие. Вот вам теперь Олежек свои циферки подарит, вот вам.
Я не стал поворачиваться к Карчевскому, но живо представил, как он сейчас тычет сложенными фигой пальцами в пустоту.
Факела давали слишком мало света. Несмотря на то, что почти над самой моей головой висел потрескивающий огненный шар, который держал геолог, я вряд ли мог разглядеть, что находится в пяти шагах в сторону. Думаю, что идущий впереди Юдин видел и того меньше, факел нес за ним Илья, который не сильно старался освещать дорогу проводнику. Но, судя по всему, Ян уже вышел на известный ему маршрут, двигался старик уверенно и споро.
Асфальт под ногами сменился утрамбованным щебнем. Камни были влажные и в свете огня казались рыбьими спинами, по которым нам приходилось ступать. Из темноты то и дело вылетали рукава серой метели, которые проносились между идущими и скрывались по другую сторону процессии. Усилился ветер. В воздухе стоял низкий гул Колодцев, в котором проскакивали потусторонние звуки. Вздохи, шепот, гортанные звуки, удары по щебенке — все как в дешевом фильме про полтергейст, что могло бы показаться забавным, если бы не происходило со мной. Впервые я был благодарен тому, что не вижу существ, преследующих нас. И поспешно отворачивался, когда вдруг кто-то из теней приближался слишком близко к границе света. Пока они не могли нас достать, я старался их игнорировать.
Дорога пошла на спуск. Щебенка сменилась жухлой, примятой травой. Я узнал холм, по которому мы с Карчевским когда-то спускались к Колодцам. Осталось немного.
Юдин прибавил шаг. Мы теперь почти бежали вниз, стараясь не упасть, не дернуть связывающие нас веревки. Степанов начал немного отставать, отдуваясь. Илья потащил его за собой, я аккуратно подталкивал в спину. За мной топал геолог, покачивая факелом.
Мы миновали две глубокие лужи, чуть не упали в грязь, когда я поскользнулся. Гул стал невыносимым, заныли зубы.
Меньше стало серого вокруг, больше черного. Серая пурга рассеивалась, опадала, стелилась дымкой по земле и утекала вперед, обгоняя нас. Будто огромный пылесос затягивал в себя превратившиеся в туман воспоминания и мечты города.
— Колодцы, — с облегчением выдохнул раскрасневшийся Степанов, хватаясь за грудь. — Уф, утомился.
Перед нами чернел провал одного из загадочных Колодцев, ровная дыра в земле. Сейчас ее края были неразличимы, иллюзорны, укрыты волнами скатывающегося вниз серого тумана, которым обернулась странная метель.
Защелкали карабины, все отстегнулись от шлеек и повалили вещи на землю.
— Привал пятнадцать минут, — скомандовал Олег. — Далеко не расходимся, за пределы видимости не уходим. Илья, вотки вот тут пару факелов. Семеныч, раздай по банке тушенки на двоих. А то еще попадают с голодухи, болезные. Илья? Илья, чего ты там застыл?
Шофер стоял подле Колодца, заглядывая в него, призывно махал нам рукой. Его ноги по колено утопали в струящемся тумане, казалось, что Илья застыл на краю водопада.
Переглядываясь, мы осторожно приблизились к нему.
— Чего случилось? — спросил Олег.
Илья указал худощавой рукой вниз, восторженно протянул:
— Охренеть!
Внизу, в глубине Колодца, плескалось бездонное звездное небо.
19
Я азартно скреб по стенкам опустевшей консервной банки, выгребая жирные волокна тушенки. Было вкусно, но мало. Я с сожалением облизал ложку.
— Это не наши созвездия, — с видом знатока постановил геолог. — Могу на спор, кому не страшно.
— Верим, — отмахнулся диспетчер.
Мы сидели в кругу, на баулах и рюкзаках. В центре поблескивали пустые консервные банки с грубо открытыми ножом крышками. Из рук в руки передавалась пластиковая бутыль с остывшим чаем. Курящие курили.
Нас было четверо. Юдин быстро перекусил и ушел к Колодцу, где и прибывал последние минут десять. Трапезу мы заканчивали без него.
Вокруг нас была обычная темная ночь, у которой три торчащих рядом с нами факела отвоевали небольшой освещенный пятачок. Здесь не было серой метели, в которой смешивались и разлетались дома, дороги и еще бог весть что. Воздух был чист и свеж. О том, что в Славинске не все в порядке напоминала только струящаяся дымка в траве, которая стягивалась к огромной воронке-Колодцу. И казалось, что кроме нас, в этой черной пустоте, в этом кромешном мраке, нет больше никого.