Рай в шалаше
Шрифт:
Денисов снова широко и открыто улыбнулся. Только улыбки, никаких других эмоций, сказал он себе, никакого удивления.
— А жених поставлен в известность? (Улыбка!)
— Согласие будет получено, — добросовестная пауза, — со временем. — Ответная улыбка. — Но я пришла как честный партнер, скажите, этот вариант вас устраивает?
Денисов с тихой злобой посмотрел на себя в далекое зеркало: доигрался! Игры следует затевать лишь в полной уверенности, что сумеешь выиграть. Заставил себя улыбнуться, посоветовал:
— Не поднимайте паники, года через два эта дружба кончится сама собой, они друг от друга уже устали.
— Да, но в моем варианте эти два года выигрываете прежде всего вы! — И она выразительно подняла рюмку, собираясь с Денисовым чокнуться.
— Это четвертая, почти двести грамм, не хватит ли?
— Я не пьянею! — И она тряхнула длинными волосами.
Со спутанными волосами, раскрасневшимися щечками, модно некрасивым острым овалом лица она стала похожа на девочку с фирменного календаря. Девочка с календаря надменно, как и положено тем, кому назначено глянцем хорошей полиграфии выглядеть высокомерно, сообщила Денисову:
— Оба они слабые люди, обоим нужен мужчина в доме. Женственные натуры, знаете ли (пренебрежительная улыбка), такие воссоединяются только в случае отсутствия препятствий: «душа, дети, мы разобьем сердце Денисова» — тысячи километров магнитофонной пленки накручиваются... и о чем, собственно? Вы согласны?
— Продолжайте! — кивнул Денисов. — Увлекательный анализ!
— Цветков привык, чтобы все делалось для него. И за него.
— Имею возражения! — шутливо прервал ее Денисов. — Такой вариант, обозначим его — вариант номер один, у Цветкова уже был. Кончился неудачей.
— Да нет же, Валентин Петрович, теперь я имею возражения, у него был иной вариант. В варианте номер один его обожали, слишком обожали. Женское обожание утомляет мужчину...
— Откуда вам это известно?
— Догадываюсь, наблюдала. А в варианте номер два, ну, вы понимаете, о чем я говорю, обожает он. И что мы видим? — она вопросительно посмотрела на Денисова. — Правильно, все равно плохо. Потому что все равно на новом историческом витке, так сказать, он нуждается все в том же — в обожании, уходе и признании, вы не согласны?
— Пожалуй, тут вы не далеки от истины, — ответил Денисов. — Это в Косте есть,
— Так вот. Я берусь обеспечить то и другое: уход и пьедестал.
— Какие емкие формулировки, прелесть просто! — отметил Денисов.
— Цветков получит семью и налаженный быт, разве плохо? — и она календарно-победно взглянула на Денисова. — Будем жить в Москве, но скорей всего я увезу его в Ленинград, там пропадает роскошная квартира.
— Чья?
— Его отца, я все узнала. Квартира запечатана, собираются устроить мемориальный музей, но пока, знаете ли, соберутся. К тому же для Ленинграда Цветков звезда первой величины, у них кризисное положение, нет главы школы. — Она добросовестно засомневалась — всего на секунду: — Хотя Ленинград стопроцентно гарантировать не могу, Константин Дмитриевич в мелочах упрямый человек.
— Вы меня начинаете восхищать, дальше, я весь внимание.
— Дальше будет дом, в доме начнут бывать гости, не эти, нынешние, студенты-аспиранты, — она пренебрежительно повела плечиком, — интересные люди.
— У него масса интересных знакомых.
— Так это же он к ним в дома ходит! А я хочу, чтобы они ходили к нам!
— Вот в чем дело! — Денисов все больше оживлялся.
— И вообще его пора выводить на новые орбиты. Он должен стать престижным человеком.
— Как вам это удастся?
— С помощью его трудов, как же иначе? Я подробно ознакомилась с его работами, из них можно составить сборник литературоведческих статей, его примут в Союз писателей. Согласитесь, он понравится писателям! Такой чудаковатый, умный.
— Цитировать умеет, — поддакнул Денисов.
Нонна сделала вид, что не заметила.
— Будет дарить писателям идеи — идей у него много, всем раздаривает, — станут его обхаживать — ум сейчас в моде. В наше время интеллект вообще ведущий фактор, — произнесла она торжественно.
— Восхитительно, — Денисов встал, прошел в свой кабинет, принес табак и трубку. Нонна сидела в кресле, все так же выпрямившись. — Десант Цветковых! В каком журнале был такой заголовок? В «Знании — сила», кажется. Там вообще встречались забавные заголовки, «Десант цветковых», «Дальновидная амблистома, шаг вперед, два шага назад». Десант — это вы, и дальновидная амблистома тоже вы! Но ни шагу назад, правильно я понял ситуацию?
— Вы не дали мне договорить! — оборвала его Нонна. — А вам разве не хотелось бы жить такой жизнью? Признайтесь! Ходить на просмотры, бывать на концертах в Доме литераторов?
— Нет, милочка, увольте! — Денисов засмеялся очень искренне.
— Вообще-то вы правы, искусство не профессия, а образ жизни. Я недавно читала обзор на эту тему. Но Цветков будет много работать. Я постараюсь. Представляете, — продолжала Нонна, по-прежнему не замечая (или не желая замечать) денисовской иронии, — старый отцовский кабинет, Константин Дмитриевич сидит за столом, на столе лампа, видели у него вазу? Синяя такая, с аистами, старинная, ее легко переделать в лампу...
...В ту первую ее творческую командировку в Москву Цветков посоветовал Нонне пойти на один семинар. Нонна тогда никого не знала в лицо, кроме Константина Дмитриевича.
Она пришла чуть раньше, бежала всю дорогу, боялась опоздать. Небольшой, неприбранный зал поразил ее своей публикой. Мужчины ей понравились: мягкие лица, одеты скромно, гораздо скромнее, чем у них в Новосибирске. Но больше было молодых женщин, и все похожи между собой, как сестры. Облегающие, неприметные, неотличимые в деталях юбки и платья, серовато-зеленые, ржаво-песочные тона, ровные, как по ниточке, проборы в гладко расчесанных душистых волосах, бледность, выражение ученой святости на лицах и длинные серьги и тяжелые ожерелья, древние, словно из свежераскопанных курганов их только что извлекли, земля не успела засохнуть. Нонна срочно сняла и спрятала в папку свой пятирублевый янтарный кулон. Среди женщин царила своя микромода, видимо воплощавшая эстетические ожидания собравшихся мужчин и потому от текущей моды мало зависимая, что-то сродни идеалу красоты раннего средневековья. «Одни мадонны, куда ни плюнь», — подумала тогда Нонна, напряженно ощущая скованность своего не по правилам оборудованного тела... Все в ней было чужое, не так, из другого мира, где не знают санскрит, Хлебникова и не способны наслаждаться назидательными двустишьями XVII века, цитируемыми на старонемецком... Но, с другой стороны, это можно было бы пережить (не всем же, в конце концов, на роду написано знать санскрит!), если бы не состав президиума и доклады.