Разбитые на осколки

Харт Калли

Команда медсестер, которая стоит со сложенными руками на груди, смотрят на толстого детектива, кивая головами в ответ на его слова. Трое докторов, которые прикреплены наблюдать за Арчи Монторелло — я, Хендри, и Оливер — стоим в дальней части просторной палаты интенсивной терапии, слушая, о чем нам говорят.

— Что именно вы здесь ищите, детектив? Я имею в виду какого-то итальянского мафиози или что? — слова Оливера звучат так же недоверчиво, как и я ощущала себя внизу в столовой. Просто это не то, что может происходить здесь.

— Нет, не итальянского.

Мы расследуем дело лидера преступного клана уже на протяжении некоторого времени. Он заправляет множеством рэкетирских организаций в нашем городе. Там замешены наркотики, оружие, азартные игры и фальшивые деньги. Информация гласит, что Фрэнки Монторелло облажался с крупной сделкой, в которой был замешен этот парень, и он в итоге заплатил за это своей жизнью. У нас есть ориентировка на того, кто заказал убийство; нам просто нужно повесить его на него. Брат Фрэнки, ключ к этому. У нас фотографии в профиль и анфас людей, которые подпадают под эту ориентировку. Но на листах всего пару людей, которых вам следует остерегаться. Хотя, мне кажется, вряд ли кто-то среди них будет настолько глуп, чтобы явиться сюда. — Детектив Куппер кивает вооруженному офицеру, одетому в форму, которые начинает раздавать листы с серией фотографий на них команде медсестер.

— Вы не могли бы нам объяснить более подробно, настолько данная ситуация опасна, детектив? — спрашивает Хендри. — Я имею в виду возможно ли такое, что нас застрелят, когда мы будем пытаться исполнять свою работу.

— Нет. Мы тут как раз для того, чтобы заверить вас, что такого не случится. На данном этапе расследования мы надеемся на то, что исполнитель преступления не догадывается о том, что идет расследование. Он считает себя неуязвимым, но это не так. Мы гарантируем вам, что он сядет на долгое время.

Хендри кивает, забирая листок у Оливера, изучая одно мгновение лица на нем, и затем передает мне.

— Разрешатся ли нам воспользоваться навыками самообороны? Если, к примеру, один из этих придурков придет сюда и нападет на нас... можно ли нам вколоть ему успокоительное? Или, возможно, воспользоваться дефибриллятором?

Медсестры хихикают. Я мельком бросаю взгляд на бумагу, готовая уже передать ее дальше, когда мое дыхание буквально останавливается.

О боже.

О боже.

Мой разум продолжает произносить это. Мое горло и грудь увеличиваются от притока кислорода с каждым разом, как мой разум повторяет это.

О...

На бумаге представлены разные фотографии, выполненные крупным планом в профиль и анфас, первые восемь на первой странице и остальные на обратной стороне листа. Чуть ниже располагаются их номера, и под номером один, на почетном месте, находится фото Зета Мейфэйра, который смотрит на меня с фотографии хмурым взглядом.

У меня такое ощущение, что прямо сейчас меня вырвет.

7 глава

Слоан

Я стою на крыше больницы Святого Петра посреди ночи, и все те вещи, что я наблюдаю отсюда, могут показаться

вам в полной мере непостижимыми. Давным-давно, когда мы с Алексис были детьми, наш отец, когда у него не было особо много работы иногда приводил нас сюда. Доктора на эти приходы закрывали глаза, потому как Джейкоб Ромера был один из любимейших врачей больницы, он работал тут рентгенологом на протяжении тридцати пяти лет. А затем он уволился и занялся частной практикой в ЛА задолго до того, как я пришла сюда работать.

Он любил нас приводить сюда, когда на улице прошел снег, но это было достаточно редкое событие, поэтому каждый раз, когда это происходило, мы практически выпрыгивали из кожи вон от волнения. Мягкие белые хлопья снега кружились, устремляясь к нам с белого одеяла небес, что простиралось над нашими головами, создавая ни с чем несравнимый мир, на который мы могли смотреть. Мы так стояли на протяжении долгих часов, задрав шеи кверху, пока наши тела не цепенели от холода, а отцу не приходилось силком утаскивать нас оттуда, чтобы мы не заболели. Эти воспоминая каждый раз врывались в мое сознание, выбивая весь воздух из моих легких, когда я приходила сюда.

Но сегодня я сделаю все возможное, чтобы оттеснить их подальше, в самый дальний уголок моей памяти. Сегодня нет мягких снежных хлопьев, сегодня беспрестанно идет дождь, в то время как мы ждем, пока доставят раненного больного. Это заставляет меня чувствовать подступающую тошноту — ожидание. Адреналин, что быстро струится по моему телу, помогает мне думать, просчитывать свои будущие действия, еще до того момента, как прибудет пострадавший. Завывающий ветер уносит капли дождя в сторону. Наши тела, облаченные в хирургические халаты, уже полностью промочил дождь, но мы все также терпеливо продолжаем ждать. Оливер стоит вместе со мной, он мой хороший друг, но важнее всего то, что он хороший человек. Забавный, милый, симпатичный и ужасный любитель построить глазки девушкам. Просто невероятно, что он одинок.

На расстоянии раздается механический шум, что отражается гулким эхом от высотных зданий.

— Слышишь это? Вертолет, — говорит мне Оливер, подталкивая локтем. — Он, скорее всего, на расстоянии мили от нас. Так что можешь нажать на кнопку вызова лифта.

Мне не трудно стоять и придерживать двери лифта, тем более что он стоит на этаже в течение последних десяти минут, а команда медсестер с каталкой и системой жизнеобеспечения ждет внутри в тепле и сухости. Пришло время этим неженкам тоже немного намокнуть.

Я бегу к металлическим дверям лифта и нажимаю кнопку вызова, как раз в тот момент, когда сильный порыв ветра ударяет меня в спину, обрушивая поток крупных капель на лица трех молоденьких медсестер, которые смеются и шутят. Майки, интерн, прекращает делать то, что он делал, замирая на месте. Его руки расположенные за головой, а бедра, что подавались вперед в танцевальном движении, замирают, с закушенной губой между его зубами.

— Хоксем, ты что проходишь, пробы на стриптизера? — кричу я в попытке перекричать завывание ветра и барабанящий дождь.