Разгон
Шрифт:
– Так, - Карналь обошел вокруг Юрия, - значит, в направлении залива и у моста... А сам домой?
– Искупался.
– Прости, я совсем забыл. Ты еще искупался, а уже потом домой.
– Пришел на жилплощадь, на которой прописан...
– Но ты не учел одного варианта. К сожалению, не учел.
– Какого же?
– Ты забыл обо мне.
– Я никогда не забываю о вас, Петр Андреевич. Вы такой мудрый и уникальный человек, но...
– Но сегодня я должен был бы спать, а меня черти принесли на Русановку. Странствующий тесть. Так ты меня называешь?
– Только из уважения и любви.
– Ты забыл
– Без так называемой.
Карналь заново поставил пластинку "Лав стори", посмотрел с балкона, не возвращаются ли те, то искал Юрия, а тот сновал по комнате, оставляя после себя потеки воды.
– Тебе не удалось скрыться, - почти с сожалением сказал Карналь.
– Разве я от вас когда-нибудь скрывался, Петр Андреевич?
– Не обо мне речь. Ты забыл про Люду и про гостей. Ты подумал, где они могут быть?
– Ну, там... У моста.
– У которого?
– Ну, я не знаю... У Патона.
– Они тебя ищут.
– Кто ищет - тот всегда найдет, - так поется в старой моряцкой песне.
Карналь подошел к Юрию, взял за мокрую сорочку, заглянул в глаза, тряхнул его так, что с него посыпались брызги, как с мокрого щенка.
– Прекрасно, мой дорогой зятек. Мне всегда нравилось, что ты помнишь хорошие старые песни. Но эти песни пелись не просто так. Они понуждали к действию. Требовали действий.
– Действии? Каких? А я тут к чему?
– Очень к чему. Иди и ищи!
– Я? Искать?
– Да, ты. И сейчас же! Иди и ищи всех! И не возвращайся без них! Понял? А я тут подожду. Уберу, поставлю на место перегородку, приведу все в порядок.
– Но я могу долго искать, - с угрозой в голосе произнес Юрий.
– Не страшно. На это порой тратится вся жизнь, мой мальчик!
Карналь почти вытолкал Юрия на площадку, послушал, как тот неохотно спускается по ступенькам, вернулся в комнату и вышел на балкон. Киев лежал за Днепром на сонных круглых холмах, а над ним неслышно плыли золотые шапки соборов, задумчивые и таинственные, как целые века.
Карналь вздохнул и принялся наводить порядок в квартире.
9
Набережная. Точная геометрия улиц. Фонари - как развешанные маленькие солнца с чужих галактик. Призрачный свет пытается пригасить память, но ночь возбуждает ее, бьет в нее темнотой. Все знакомо словно бы с сотворения мира: зеленая трава газонов, серые столбы, бессильно повисшие провода, темная вода залива, белые пески на острове, далекое плывучее золото киевских соборов.
Людмила вздрагивала не от прохлады, ночь была теплая. Анастасия ее успокаивала:
– Все будет хорошо.
Они шли впереди, мужчины сзади. Охрана, почетный эскорт. Пошли сразу к мосту Патона.
Юрий, прокравшись с другой стороны, вскочил в дом тотчас, как они пересекли улицу. Незамеченный, прыткий, бодрый от дурацкого купания. Прыгнул в воду просто из озорства: кто-то увидит, поднимет переполох. Но запал пропал зря, только и добился, что пришлось мокрому бежать через всю Русановку. Он еще не знал, какая неожиданность ждет его дома, и в мыслях не держал, что придется в тех же мокрых брюках бежать назад разыскивать Людмилу.
Бежал после невеселого разговора с Карналем, злой на себя, на весь свет.
Те уже шли от моста Патона к другому мосту, шли по-прежнему: женщины впереди, мужчины позади.
–
– позвал издали Юрий, прячась в тени дома. Отступления не было - дома ждал строгий тесть.
– Кажется, кто-то зовет?
– остановилась Анастасия.
– Это Юрий, - сразу узнала Людмила.
– Юка, ты? Где ты?
– Я здесь, - откликнулся из темноты.
– Давай сюда.
Людмила беспомощно огляделась.
– Он в таком состоянии. Простите, я пойду, - сказала она.
Кучмиенко было двинулся за нею, но она сдержала его чуть заметным движением руки:
– Я вас прошу. Не надо. Пусть завтра. А сегодня... не надо. Мы помашем вам с балкона.
Кивнула всем, побежала через дорогу.
– Вот и все, - вздохнул Совинский.
– А виноват я. Не было бы меня, и...
– Все в порядке, - успокоил его Кучмиенко.
– Они оба очень приличные молодые люди. Я знаю Людочку так же, как Юрия, можете мне поверить. Маленькое недоразумение, а у кого их не бывает? Зато я неожиданно познакомился с вами, Анастасия, и больше узнал вас, Иван. А разве это не прекрасно?
Ему никто не ответил. Немного подождали, не вернутся ли Людмила и Юрий, но те, видимо, пошли домой.
– Что будем делать?
– спросила Анастасия.
– Я пойду в гостиницу, - сказал Совинский.
– Это же рядом. Я дома, а вот вам...
– Не беда, у меня машина, - Анастасия помахала сумочкой.
– Завтра я позвоню, - пообещал Совинский.
– После двух я в редакции.
Совинский пожал руку Анастасии, попрощался с Кучмиенко, пошел, не оглядываясь.
– Такое холодное расставание, - удивился Кучмиенко.
– А что же нам - слезы лить или рвать на себе одежду? Я, кажется, буду вынуждена подвезти вас домой. Уже никакого транспорта...
– Если вы будете так любезны. Я не подумал. Мог бы задержать машину.
Они пошли через улицу к площадке, где Анастасия оставила свои "Жигули". Шли, разделенные расстоянием, Анастасия была совершенно спокойна, а у Кучмиенко все играло на сердце. Даже случайности служили ему! Может, один раз попытался Карналь высвободиться из рук своего неразлучного спутника, но не удалось ему, и теперь торжествовать будет все-таки он, Кучмиенко, предусмотрительным всегда везет. Они живут беззаботно и весело, им все само плывет в руки, рано или поздно. Когда-то, когда Полина еще была жива, они решили любой ценой в точности воссоздать всю обстановку, которая была в квартире Карналя: мебель, ковры, посуду, стекло, фарфор - и впрямь, вскоре им удалось это сделать. Но Карналь привез из Франции подаренную ему какими-то дурными капиталистами, вообще говоря, не очень-то щедрыми на широкие жесты, севрскую вазу, исполненную в какой-то загадочной технике. Фарфор, а вид такой, точно она покрыта эмалью. Полина была в отчаянии никто ведь и не слыхивал о таком. Фарфор и эмаль? Невероятно! Но Кучмиенко был спокоен. Если что-то в природе есть в одном экземпляре, то должно быть и в другом. Непременно. Даже бог, как известно, заскучал в одиночестве и призвал к жизни своего антипода - черта. Ученые нашли антимир. Какой-то американец даже поймал античастицу, перегнав через специальные устройства целое озеро воды. Кучмиенко нашел-таки похожую вазу! Не севрскую, не из Франции, а нашу, императорского петербургского завода, зато сделанную русскими мастерами и ничем не хуже иностранной, а даже лучше. Сам Карналь это признал...